Обреченное начало
Шрифт:
— Да ерунда все это, — сказал Дени, — спроси, есть ли у них бензин.
Она отказалась спрашивать.
— Бензин, — сказал Дени офицеру.
Ему дали двадцатилитровую канистру. Офицер залез в грузовик последним. Перед этим он что-то спросил у Клод, но та вместо ответа помотала головой — она так и стояла в накинутой на плечи немецкой гимнастерке, которую придерживала обеими руками на груди. Тогда офицер сказал Дени:
— Ты, ты приедешь в Мюнхен один день. Понимаешь? Семья. Очень красиво.
Грузовик с включенными фарами тронулся
На следующий день пришли американцы.
Клод была сердита на Дени за то, что он взял продукты у немецких дезертиров. Она представить не могла, что он так поступит. Она сказала, что в какой-то момент почувствовала родство с солдатами-беглецами: они тоже нацепили одежду, на которую не имели права. Клод говорила:
— Не могу объяснить. Но это плохо, что мы пошли на такой обмен, это некрасиво, это нас порочит…
— Ничего не понимаю, — говорил Дени, — не понимаю, о чем ты.
Он принес аккумулятор из машины, спрятанной в амбаре, и поставил его заряжаться. Они не могли найти ключ зажигания, и Дени целый день бился, чтобы разобраться, как завести мотор, соединив провода, а уж если он хотел что-то понять, то в конце концов добивался своего.
Двадцати литров бензина едва хватило на неделю. Сначала они ездили по дороге перед домом, потом осмелели и доехали до Монфокона, там был асфальт. Они по очереди садились за руль, и тот, кто оказывался пассажиром, тут же начинал командовать другому:
— Жми на правую педаль! Да нет, на правую! На правую! Не гони, а то перевернемся! Подожди, теперь понятно, сейчас я тебе покажу.
Дени просто с ума сошел от этой машины.
— Ты любишь ее больше, чем меня, — говорила Клод. — В один прекрасный день я нарочно врежусь в дерево.
Происходил обмен и с американцами, и с кавалеристами из Северной Африки, которые поочередно волнами пересекали местность. Так что канистра то и дело пополнялась.
Однажды они даже доехали до Пюи — в объезд, чтобы не заезжать в Виларгье — и вернулись целыми и невредимыми. Потом Клод узнала, что снова начали реквизировать автомобили. Пришлось закатить игрушку в амбар и пересесть на велосипеды.
С наступлением ночи Клод, бывало, не могла найти Дени в доме. Он сидел за рулем неподвижного «Шенара», подперев голову руками, спокойный, о чем-то мечтая, такое же дитя, как и прежде, и ей приходилось просить, чтобы он ее подвез, если, конечно, ему по пути.
К концу августа по всей стране проходили празднества. В каждой деревне устраивали балы, красное вино текло рекой по деревянным прилавкам, сооруженным на площадях. Дени и Клод два или три раза ходили в соседние деревни, где их никто не знал.
Как-то в воскресенье они отправились в Нимер, поселок, находившийся в нескольких километрах от Виларгье, и еще не очень умело, но радостно танцевали там среди ликующей толпы. На столике в кафе чуть гнусавил старый патефон. Громкоговорители, разносившие музыку по площади, порой не могли заглушить крики и смех.
Перед этим они смотрели в кафе американский довоенный фильм с Доном Амичи и Лореттой Янг. История одного индейца, полюбившего белую девушку. В конце его убивают за кражу лошади. Но на самом деле он не крал,он просто хотел быстрее добраться и привезти врача для больного ребенка. Все зрители плакали.
После танцев, потные и запыхавшиеся, они отправились выпить по стаканчику сидра. Сквозь толпу жестикулирующих людей пробирались к прилавку, сооруженному из деревянных ящиков и грубо сбитых досок. Повсюду висели флаги и Лотарингские кресты.
— Два сидра, — сказал Дени.
Женщины, продававшие напитки, его не слышали, и пришлось кричать.
— Два сидра, мадам! — повторил Дени.
Он повернулся к Клод. Та внезапно побледнела. Дени огляделся и понял, почему. Сын булочника из Виларгье стоял в нескольких метрах от них и разговаривал с двумя молодыми людьми. Он размахивал руками, и было видно, как его лицо наливается кровью.
Он посмотрел на влюбленных с иронической ухмылкой, и Дени заметил, что в какой-то момент он подтолкнул локтем приятелей.
— Какой идиот! — прошептал Дени. — Мы ведь свободные люди?
— Да, дорогой, это все неважно.
— Пойдем отсюда?
— Нет, обидно уходить. Давай продолжим наши уроки танцев.
Дени почувствовал, как рука Клод ищет его руку, и увидел, что к ее лицу возвращаются краски. Он снова повернулся к стойке.
— Два сидра для сестрицы, — раздался голос рядом с ними.
Взрыв хохота — и сын булочника, черноволосый и румяный, поднял руку.
— Два сидра для сестрицы, — повторил он.
— Вот, пожалуйста, — сказала женщина за стойкой.
И она подала сидр в двух стаканах. Дени протянул один своей любовнице, и они выпили, глядя друг на друга. Сын булочника протолкался к ним через толпу.
— Не откажите мне в следующем танце, мадемуазель, — сказал он чуть приглушенным голосом.
Теперь он был бледен, и Дени заметил, что его колотит дрожь.
Сестра Клотильда разгладила руками юбку, влажную на бедрах, и, не переставая улыбаться, посмотрела прямо в глаза наглецу.
— Если хотите, — сказала она, — почему бы нет?
Дени сделал жест, чтобы удержать ее, но она уже увлекла крестьянского парня к группе танцующих. Снова заиграла хриплая музыка. С новым, очень неприятным для себя чувством Дени увидел, как Клод ныряет в объятия своего кавалера.
— Он выиграл пари, — произнес чей-то голос неподалеку.