Обреченность
Шрифт:
До боли в глазах Муренцов вглядывался в колыхающиеся перед его глазами темно- зеленые погоны и и ему казалось, что на него смотрит та женщина в дешевой берлинской гостинице — его последняя женщина. Ее глаза были тоже зеленые-зеленые.
Казаки, угрюмо сидящие в своих седлах, несущие на своих плечах винтовки и карабины, ничуть не напоминали собой вчерашнюю голодную и бессловесную толпу пленных. Сейчас это были воины, полные мужества и отваги, с лицами, готовыми сражаться даже не за свою жизнь, а за право оставаться человеком.
И чувствовалось,
* * *
По реке Саве из глубоких холодных омутов разливалось бурное течение. Вода там шла неторопливо, мерным резвым разливом, яро пенясь на каменистых перекатах. Страшными кругами бурлили водовороты. Завораживали глаз и заколдовывали сердце. Бархатистой неровной каймою тянулся над горной грядой лес.
Где то вдалеке багряным заревом полыхала закрытая деревьями кромка неба, и из-под серого осеннего неба уже тянуло промозглым влажным ветерком.
И не было сил оторвать взгляд от этой красоты.
Казачьи полки, сотня за сотней шли походным маршем. С неба падали огромные снежные хлопья, наполовину с дождем. Кони и люди втягивались в однообразное, рассчитанное на долгий путь движение. Казаки привычно и сонно сутулились в седлах. Влажные от дождя конские крупы тускло отсвечивали.
Разговоры смолкли. Многие дремали, привычно покачиваясь в седлах. Слышались только стук и цокот множества конских копыт, да металлический глухой перезвон плохо подогнанного казачьего снаряжения. От проходивших сотен несло терпким конским потом, запахом мокрых шинелей, кислым запахом седельной кожи и конского снаряжения.
Муренцов закутал голову в башлык, стараясь согреться. Он дремал, покачиваясь в седле то забываясь, то внезапно всполахиваясь, вынырнув из сладкой дремы.
Через несколько часов в тумане начали вырисовываться неясные очертания большого села. Чувствуя скорый привал оживились уставшие кони. Голодный, мокрый и уставший от перехода полк подошел к селу. Жили здесь явно зажиточно. На это указывал ухоженный вид домов,чистота и порядок во дворах. Высокие, крепкие, с железными осями тарантасы и сытые, сильные с лоснящимися боками кони.
* * *
Прибыв на Балканы 1я Казачья дивизия расположилась в районах - Землин, Рума, Митровица, Панчево, расположенному северо-восточнее Белграда.
Штаб дивизии, совместно со штабом 5го Донского полка, стал в местечке Рума, а полки и части обеспечения дивизии, расположились в окрестных селах.
Дивизия вошла в состав 2й танковой армии, которой командовал генерал Рендулич. Танковая армия, а вместе с ней и казачья дивизия вошли в группу армий «Ф» под командованием генерал-фельдмаршала фрайгерра фон Вайхса.
* * *
Стоял холодный зимний вечер. На улицы небольшого сербского городка Радо
Холодный декабрьский туман стлался над извилистым руслом реки, над замерзшими лужами и заползал в город, где последние редкие прохожие, спешили укрыться от него за воротами заборов и дверями домов.
В надвигающихся сумерках глухо звучали шаги усталых бойцов, идущих в колонне по деревянному настилу моста через Лим.
Тускло горели редкие фонари. Их бледный рассеянный свет свет едва пробивался сквозь туман, и чудилось, будто из тумана выступают тени чудовищ.
В Рудо формировалась Первая пролетарская народно-освободительная ударная бригада. С окрестных гор спускались все новые и новые отряды партизан, прибывавшие со всех концов Югославии. Их тут же размещали по домам, довооружали и после короткого отдыха вновь отправляли в горы.
С самого утра на улицах городка толпились горожане.
Толпы людей стояли на площади у старого фонтана, окруженного оголившимися каштанами. В толпе проворно шныряли мальчишки, все их внимание было приковано к вооруженным людях, стоящим на площади.
В строю стояли стояли рабочие и бывшие солдаты, студенты, крестьяне. Были среди них сербы, хорваты, словенцы, несколько русских эмигрантов и немецких колонистов. Партизаны были одеты в немецкие и итальянские шинели, полушубки, телогрейки, штатские пальто и студенческие тужурки.
Вооружены бойцы были различным оружием, кто-то югославскими и немецкими карабинами, кое-кто охотничьими ружьями, ручными пулеметами всех систем и пистолетами различных калибров.
У каждого партизана на военной кепке или меховой бараньей шапке красовалась звезда.
В строю стояло более тысячи бойцов только что сформированной 1й Пролетарской бригады Народно-освободительной армии Югославии.
Бригада ждала приезда своего главнокомандующего, Иосипа Броз Тито.
Поеживаясь от холода посматривал по сторонам Душан Белич, загадав желание, что первым увидит появление Тито.
По левую сторону от него стоял крепкий детина с красным лицом любителя сливовицы, и дерзкими глазами. Он был одет в длинное изношенное пальто с большими разноцветными пуговицами и носил имя — Марко. Никто достоверно не знал чем он занимался до войны, но говорил, что он был бандитом, убил несколько человек. Возможно, что благодаря этим слухам к нему относились с опаской.
Впереди, переминаясь с ноги на ногу, стоял Томислав Ивич, еше совсем молодой мужчина, со смуглым небритым лицом, левую сторону которого пересекал багровый шрам. Он пристально смотрел перед собой, то и дело машинально поправляя кобуру пистолета на портупее.
Неделю назад его назначили командиром роты.
По правую руку Антон, сын русского эмигранта, родившийся уже в Сербии. Юноша, почти мальчик. Завороженно смотрел по сторонам и казался воплощением невинности и энтузиазма. Месяц назад он тайно бежал из дома своего отца штабс-капитана Киселева и вступил в отряд Тито.