Обреченные
Шрифт:
– Где Данат прячется?
– В Храме…о-о-он в храме. Только там.
Толкнул его в снег и, сжимая меч в окровавленных руках, пошел к огромному зданию навстречу ледяному веру.
– Не она это! – кричал мне вслед Астран.
Я и сам знал, что не она, и я собирался узнать, где мне искать ее теперь. А ещё я желал расчленить Даната Третьего и усыпать его мясом алтарь его проклятого Иллина.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ. ОДЕЙЯ
Когда я увидела Маагара, мне захотелось расплакаться от счастья, я закричала его имя на всю площадь, и сердце радостно забилось, затрепыхалось. Брат. Он приехал спасти меня. А значит, и отец все знает. От облегчения
Маагар зычно рыкнул, чтоб костер погасили… а я ждала, когда от отдаст приказ рубить на части жирного борова Даната, ждала, когда тот пустится наутек или упадет в ноги моему старшему брату и будет молить о пощаде. Но ничего этого не произошло. Ни Данат не пал ниц, ни Маагар не приказал его взять под стражу. Какое-то время они о чем-то говорили, а меня не торопились отвязывать от столба. Я так и стояла босая на снегу, с посиневшими руками и приросшая ступнями к обледенелым веткам. Постепенно радость сменялась оседающей на легкие горечью, облаком черного пепла падала мне на сердце, заставляя его биться все медленнее и медленнее, иссушая слезы и наполняя глаза чернотой понимания…Он не пришел меня спасти, здесь происходит нечто иное. И это понимание заставило губы в кровь кусать, в мясо. Мой брат старший…моя кровь и плоть. Частичка меня самой. Как отец нас учил – всегда вместе в трудную минуту.
Разочаровываться больно. А в близких и любимых больно втройне. И я вдруг словно калейдоскоп повернула, а картинка складывается уродливая, отвратительная. Мне бы проморгаться или проснуться. Только не сплю я, наяву все происходит, и мешочек с золотом Маагар вовсе не в мареве кошмара в ладонь Даната кладет, а по-настоящему. И я вдруг ясно понимаю, что брат все знал, и я должна была сегодня умереть…только что-то помешало, их планы поменялись, или вмешался отец. Нахмурившись, смотрела, как Данат засуетился, к Храму побежал, а брат наконец-то перевел взгляд на меня и презрительно скривился.
– Валлассары близко! Валлассары в город прорываются!
– Отвязать, взять под стражу. Мы покидаем Нахадас прямо сейчас. Вели Данату астранов своих собрать, мне войско нужно.
– А как же город? Останется без охраны? – советник Маагара, Чезар, капюшон скинул и бороду светлую ладонью пригладил. Чезара отец к Маагару приставил еще в юности. Бастард благородного лиона, он был предан дому Вийяров как сторожевой пес. Не раз брата собой в боях закрывал, за что лишился трех пальцев и уха, когда в плен к валлассарам попал.
– Оставьте с десяток, остальных с собой забираем и уходим. Кто знает, каким войском нас валлассары преследовать будут.
– Можно бой дать, мой дас. Позиция у нас выгодная, и войско большое. По нашим данным…
– Плевал я на ваши данные. По моим данным тысячное войско у него. Я своими воинами рисковать не стану. В прошлый раз отец мне таких потерь не простил. Уходим.
– Куда направляемся, мой дас? Что мне астранам сказать?
– В Тиан едем. Суку эту в башню повезем.
В Тианскую башню. И сердце грохнулось вниз…разбилось вдребезги еще раз, потому что это означало смерть. С Тианской башни никто не выходил на свободу. Именно там мой прадед по отцовской линии запер свою жену, и она зачахла в каменном мешке, пока он развлекался с фаворитками и растил бастардов. Тюрьма для высокородных преступников, неугодных властителю, но слишком знатных или родных, чтобы подняться на плаху или быть заточенными с обычными узниками. Оттуда выходят лишь в гробу.
– Маагар! –
– Это он и решил! Скажи спасибо, что не отдал приказ сжечь шлюху валлассарскую! Я бы сжег…но я пока не велиар. Езжай в Тиан и молись, чтобы я пришел к власти не так скоро. Не сестра ты мне, а подстилка вражеская.
Крикнул мне и даже не обернулся. В груди нарастало рыдание. Огненный шар сжигал грудную клетку, и нет сил слово вымолвить, нет сил просить о чем-то. Враги мы теперь с братом родным и с отцом. Усмехнулась потрескавшимися губами – выжила в плену, потеряла людей своих, ни разу от родины не отреклась, а вернулась и, оказывается, все отреклись от меня. Пока воины веревки срезали, смотрела вслед всаднику со светлыми волосами… и перед глазами он, совсем мальчик, через ручей меня на руках переносит и вот так же брезгливо кривится, а потом руки разжал, и я прямо в воду упала, а он злорадно хохочет, подбоченясь:
– Утопить тебя надо было, когда родилась.
– За что? – шепотом, пытаясь встать в полный рост, и, сбиваемая быстрым течением, путаюсь в длинных юбках, а ветер волосы в лицо мокрые швыряет.
– За то, что мать нашу убила, и за то, что шеана ты. Люди говорят будем все мы прокляты из-за тебя.
Все это забывается с годами. В детстве часто говоришь обидные слова, ранишь, бьешь близких и родных, потом со временем сожалеешь. Мне не вспоминалось об этом, я помнила совсем другое. Помнила, что он мне брат родной. Я б за него жизнь, не раздумывая, отдала…даже если бы предателем стал. Кровь и плоть он моя. Семья. Отец бы ни от одного своего дитя не отвернулся и от семьи никогда не отворачивался. Деспот он и тиран, но своя кровь для него важнее всего остального.
Я думала, меня отведут в келью сменить одежду, но вместо этого мне на плечи набросили накидку и усадили в седло. Я не чувствовала своих ног, не могла даже пальцами пошевелить от дикого холода, но никого это не волновало. Я лихорадочно глазами Моран искала, неужели Данат и ее не пощадил, неужели ее казнили или заперли в подвалах?
А потом увидела, как Верховный астрель из ворот храма на вороном жеребце выехал в сопровождении войска, с ним рядом повозка, сундуками заваленная и мешками. И перед глазами моими от ненависти потемнело. Сволочь! Трусливая тварь бросал Храм и людей ради собственной шкуры. Бежал, как крыса с тонущего корабля. Уводил астранов, которые должны людей защитить. Все они крысы! Они могли Рейну отпор дать, их больше, и народ бы поднялся, ополчился против врага… а они бегут.
Когда с площади выехали, я женский крик услышала и встрепенулась от радости. Узнала – Моран моя. Моя верная девочка. Она бросилась к коню Маагаровскому под ноги, и тот резко на дыбы встал. Сумасшедшая. Что творит!
– Совсем ополоумела! Жить надоело? – Рявкнул Маагар, а она тут же вцепилась в его поводья.
– Позвольте сапоги ей надеть, ноги синие. Отнимутся. Позвольте, мой дас. Будьте великодушны к сестре вашей, как бы она ни провинилась. Иллином заклинаю.
Короткие минуты молчания, смотрит на Моран, не моргая. А мне тот взгляд не нравится. Знаю я его. Похотливая тварь, животное. Как-то брали мы с ним одну из деревень, этот нелюдь сам женщин насиловал наравне со своими солдатами, у меня на глазах. И тогда у него именно такой взгляд был.
– Маленькая рабыня-валлассарка? Преданная дикарочка с томными глазами…Помню-помню, как тебя по ночам к Самирану водили в надежде, что у него встанет на девочку, а не на юных пажей государевых…Жаль не ко мне. Ну что ж, надень на свою десу сапоги. А я потом с тобой поговорю, как привал сделаем.
Концом плетки ее лицо за подбородок поднял.
– И смотри, мне без фокусов своих. Побыстрее. Нет у нас времени.
Конечно, нет, ведь ты трусливая псина Рейна боишься. Моран бросилась ко мне, хватая мои посиневшие ступни в ладони, затянутые перчатками, дуя на них, растирая, прижимая к груди по очереди.