Обреченный на любовь
Шрифт:
– Это вы меня имеете в виду?
– Что вы, право! – испугался Назаров. – Исключительно себя… Ведь вы пока живы. – «Пока» прозвучало со странной интонацией – не то с угрозой, не то с горечью.
Калинов встал, подошел к собеседнику и осторожно коснулся его плеча. Удовлетворенно хрюкнул: на стуле сидела отнюдь не «бестелесная тень».
– А вот если бы мы, скажем, принялись с вами драться?..
– Нет, – сказал Назаров. – Драться я с вами не могу!
Сейчас разберемся, подумал Калинов, кто вы такой на самом деле. Он коротко, без замаха, ударил
– Ай-яй-яй, Александр Петрович! – сказал тот. – Фома вы неверующий!.. Я же сказал вам, что давно умер!
– Это я вам сказал, а не вы мне! – Калинов вернулся обратно на койку.
– Ладно, – примирительно начал Назаров. – Умершие на живых не обижаются… – Он вдруг упал перед Калиновым на колени и взмолился: – Отдайте мне моего сына!
– Зачем умершему живой? – Калинов поморщился: мужчина, стоящий на коленях, вызывал у него чувство брезгливости.
Впрочем, Назаров уже взял себя в руки. Он встал, отряхнул брюки и сел на стул. Калинов вдруг ощутил в себе дикое желание предложить ему сигарету. И самому закурить. Как в первой жизни…
– Так зачем вам Игорь?
– Да-да, Игорь, – пробормотал Назаров. – Игорь… Боюсь, вы мне просто не поверите.
– Отчего же? Попытайтесь объяснить – может, и поверю… Смотря каким образом все сплетете.
– Ну зачем же так? – Назаров пошевелил в воздухе пальцами правой руки, словно пытался поймать нечто неуловимое. – Впрочем, попытаюсь. – Он сел поудобнее и в упор посмотрел на Калинова. – Разговор наш получится несколько странным, но вы не удивляйтесь.
– За последние дни я потерял всякое умение чему-либо удивляться.
– Что ж, тем проще мне будет давать объяснения… Дело в том, что в момент смерти умирает только тело человека. Надеюсь, вы не будете возражать против подобного утверждения?
– Не буду, – согласился Калинов. – Я пока еще не умирал, откуда мне знать!
И тут же вспомнил: умирал. Тогда, во сне, десять лет назад, незадолго перед рождением Сельмы.
– Так вот… Умершее тело хоронят или сжигают, а некая субстанция, которую называют душой и которая и является собственно человеком, остается. Дальнейшая судьба души зависит от близких умершему людей. Если его помнят, душа его спокойно уходит, если же он забыт, душа остается в этом мире навсегда и обречена на вечную маету… Как вы относитесь к такой информации?
– Не скажу, что все это мне известно, но, во всяком случае, вы не сообщили ничего такого, во что я бы не мог поверить.
– Прекрасно, – обрадовался Назаров и продолжал: – Забытые души бродят по Земле, стучатся в сны Забывших. Стучатся и не могут достучаться. В свою очередь, Забывшие, когда наступает их черед умирать, оказываются в такой же ситуации. Их души тоже не могут уйти и навсегда остаются в этом мире. Так множится зло. Словно цепная реакция…
– Простите, – сказал Калинов, – но вы не можете пожаловаться на беспамятство близких. Насколько я знаю, ваша… э-э… жена, что ли?.. Лидия Крылова, родившая от вас сына, до самой
– Вы правы. Я забыл сказать, что главную роль здесь играют дети Забытого. Душа уходит, если умершего помнят дети.
Калинов покачал головой:
– Пожалуй, Игорь действительно вас не помнит. По его рассказам, он сын некоего героя, доблестно погибшего в Космосе незадолго до его рождения.
– Да уж! – Назаров горестно вздохнул. – Эта дурочка, надо думать, приложила максимум усилий, чтобы мальчик не имел обо мне никакого представления.
– Сдается мне, она не одна виновата в этом.
– Вы правы, – сказал с горечью Назаров. – Я и сам во многом виноват. Если бы я знал!..
– Вам было удобно жить таким образом, чтобы ничего не знать. Потому вы знать ни о чем и не хотели…
– Вот я и наказан за свою глупость! А теперь еще и своего сына убить должен…
– Зачем? – флегматично спросил Калинов.
Кажется, мы подходим к главному, подумал он.
– Дело в том, что если Забытая душа убьет Забывшего, она сможет уйти. И душа Забывшего тоже уйдет. Все оказалось бы проще, кабы Игорь имел своих детей. Если бы они его не забыли, мне следовало бы только дождаться его естественной смерти, и память внуков освободила бы нас обоих. А так и я, и его душа обречены на вечную неприкаянность. В общем, считайте, я наказан дважды.
– Я бы наказал вас еще больше… – начал Калинов и осекся, поняв: все, что он собирается сказать, будет слишком безжалостным.
– Вы вполне можете меня наказать… Не пускайте отца к сыну, и наказание станет бессрочным. Но этим же вы накажете и самого Игоря. Он, правда, об этом знать не будет. Но позднее, после своей смерти, все равно узнает…
– Это вы преследовали его в последние дни?
– Да, я.
– А с его друзьями такая же ситуация?
Кажется, Назаров удивился:
– О его друзьях не знаю, я с ними не знаком… А что с ними такое?
– Ну, не знаете и не знайте. Для вашего случая это абсолютно неважно. Экая вы любопытная душа!
– Души как люди, – сказал Назаров. – Они любопытны или равнодушны, веселы и грустны… Вернее, это люди как души. Психологически я не слишком отличаюсь от человека по имени Кирилл Назаров.
– Но все-таки отличаетесь?
– Конечно! Перспектива «вечной жизни» меняет душу. С вашей точки зрения, я вот вполне готов совершить убийство.
– А с вашей?
Назаров невесело улыбнулся:
– С точки зрения Забытого, лишение жизни Забывшего убийством не является. Естественно, в человеческом понимании этого термина… Лишение жизни Забывшего – всего лишь наказание Забытого, но одновременно и освобождение для них обоих… Впрочем, я это, кажется, уже говорил… К тому же, кроме своего несчастного ребенка, Забытый убить больше никого не способен.
– То есть для меня вы безопасны?
– Разумеется, – сказал Назаров и продолжил: – А так как в лишении жизни Забывшего нет никакого насилия, то и квалифицировать это событие как преступление вы не можете.