Обряд на крови
Шрифт:
Через несколько часов быстрой ходьбы просто кожей почувствовал, что начинает догонять чужака, что совсем уже небольшое расстояние их теперь разделяет. Да и след незнакомца, идущий параллельно следу лошади, стал к тому времени совсем рыхлым, абсолютно свежим. Уже крошился, рассыпался от малейшего прикосновения. А, когда проложенная чужаком в снегу борозда вывела из леса в широкий, залитый солнцем распадок, поросший чахлой низкорослой леспедицей и полынью, у Айкина буквально захолодело в груди и язык как будто прирос к нёбу. И, спустившись в низину на пару десятков метров, он вдруг резко затормозил и, прикрывшись ладонью от нестерпимо яркого полуденного солнца, посмотрел вдаль, туда, куда тянулись ровные прямые цепочки лошадиных и человеческих следов. А через минуту, заметив, как что-то блеснуло на дальнем противоположном склоне лощины,
Скорчившись за толстым замшелым комлем корявой сосны, сжавшись в комочек в позе эмбриона, он с ужасом подумал: «Он меня увидел, наверно! Уй, как плохо тогда будет! Сейчас догонит и палить будет! Куда я тогда спрячусь?! — А через полминуты, сообразив, что напрасно выпустил лощину из поля зрения, Айкин вскочил и, осторожно выглянув из-за ствола, прирос глазами к залитой солнцем низине: — Вот так правильно нужно. Так он не сможет незаметно ко мне подобраться».
Увидев, как вооруженный человек вышел из кустов на противоположной стороне распадка, Айкин остолбенел, прирос к шершавой сосновой коре, а когда тот спустился в лощину и, пригнувшись, начал рассматривать его следы, почувствовал, как шевелятся волосы под шапкой. Живот словно обручем стянуло. По спине поползла струйка ледяного пота. И он уже готов был сорваться с места и вломиться в чащу, когда незнакомец разогнулся, посмотрел еще раз в его сторону и вдруг, повернувшись, медленно побрел обратно.
«А-на-на, — прошептал Айкин, когда чужак поднялся по склону лощины и скрылся из вида. — Повезло мне, однако! Сильно повезло! Не стал он меня искать! Уф, уф, как повезло шибко!.. Но больше все равно я его дразнить не буду. Теперь прямо за ним ни за что не пойду. Только в сторонке где-то пойду, чтобы он меня больше не смог увидеть». И, приняв очень трудное, но верное решение, не позволив себе проявить постыдное малодушие, он обессиленно бухнулся в сугроб, набрал пригоршню снега и принялся с силой натирать им пылающее жаром, лоснящееся от пота лицо. Растер его до боли, посмотрел на свои исцарапанные, мокрые, до сих пор дрожащие от страха ладони и тихонько всхлипнул: «Как же я его убью-то? Как?.. Если я даже лосенка убить не смог?»
Славкин и Айкин
Переменил свое первоначальное решение, а точнее — серьезно его откорректировал, хотя и знал твердо — все, что в самые первые минуты в неадекватной ситуации подсказывает помноженная на опыт интуиция, потом, в итоге, и оказывается единственно верным. «Нет, играть с ним в догонялки я все-таки не буду, — рассудил, подумав основательно. — Эта рожа узкоглазая — явно из местных. Нанай, удэгеец или еще что-то в этом роде. А значит, заставит меня капитально за ним по буеракам побегать, ноги побить. Они, как правило, мелкие, но выносливые, как мулы. Да и тайга для них — что родная халупка. В результате только времени на него море изведу и пупок надорву нехило… Поэтому, наверно, так порешаем — простенько и со вкусом: потащится следом — солью махом, а нет — и пусть себе гуляет. На кой он мне сдался… Оружия у него я не видел… Хотя, конечно, и какой-то короткий ствол исключать не следует. Тот же обрез, к примеру? Но, с другой стороны, зачем ему в тайге такое малоэффективное оружие? Не больно-то с ним поохотишься. Да и они обычно такие штуки совсем не уважают… Все — больше дурью не маюсь. Сейчас не до этого».
Поднялся на увал, еще раз посмотрел, обернувшись, на оставленный позади распадок и подумал: «Жаль, что у меня не эсвэдуха. А то бы мочканул его с лету. До него ведь было тогда — всего ничего — не больше семисот метров?.. Можно и с винтореза, конечно, но тут уж — без полной гарантии. Пятьдесят на пятьдесят. Хорошая машинка, но не для такой дистанции».
Распустил молнию на куртке, на горловине свитера и, почувствовав, как приятно холоднуло стылым воздухом распаренную ходьбой, разгоряченную грудь, зацепился взглядом за убегающий вдаль лошадиный след и, стартанув, поддал хода.
Выждав с полчаса после ухода чужака, Айкин поправил расшатавшиеся нервишки мороженой медвежатиной. Пожевал немножко, чуток набил брюхо, и сразу на душе полегчало, как-то посветлее стало. И кишки уже не так сильно от страха сводило, и поджилки почти трястись перестали.
«Надо идти», — сказал он себе твердо. Просунул руки в лямки вещмешка, пососал щепотку снега, чтобы хоть как-то утолить одолевшую жажду, и, скрепя сердце, пустился в путь. Протянул с полкилометра по гребню распадка, постоял немного, прислушиваясь, повертел башкой по сторонам. Глубоко втянул в себя воздух широко раскрытым ртом и на выдохе сорвался с места и понесся вниз с горы. Несколько раз почти безболезненно навернувшись (снежок-то совсем мягкий!), за каких-то пять минут в диком темпе перескочил лощину и притаился, занырнув в густые заросли пахучей полыни. Полежал, унял одышку и, убедив себя в том, что его маневр остался для чужака незамеченным, осторожно, с опаской поднялся на ноги. Осмотрелся и решил: «Теперь вон там под теми дубками пойду. Трещать только сильно будет. Но это ничего. Все равно он меня не услышит. Далеко, однако».
Так и сделал. Потопал, крадучись сторонкой. Старался на чистое пореже вылазить, все время держаться в зыбкой серенькой тени, отбрасываемой на снег невысоким, но все еще усеянным местами крупной неопавшей сухой листвой дубовым подростом. Продвигался вперед мелкими перебежками и думал: «Надо мне, наверно, к нему поближе подобраться? А вдруг он свернет куда-то?.. Нет. Не буду пока. Все равно на следующей низинке я его следы увижу. Вот тогда и подберусь, пожалуй». Но, как ни заставлял себя думать о всякой глупости, самые тяжелые главные мысли все равно опять в башку залезли: «Как же я его убью, однако? Как?.. Веревку же кинуть он мне не даст. Не подпустит близко… Га! У меня же топорик есть и острожка!.. Нет. Все равно же не подпустит… И все равно их надо из мешка вытащить». И осененный вовремя пришедшей на ум догадкой, он остановился, достал из вещмешка топорик и острожку, задумчиво повертел их перед собой. Зажал в одну руку, расстегнул фуфайку и запихнул и одно и другое изнутри за поясной ремень. Но, поколебавшись, топорик все же вытащил обратно.
Идти теперь стало не слишком удобно. Острожка неприятно покалывала кожу, когда сильно нагибался, прилипала к мокрому от пота брюху, то и дело сползала, норовя провалиться в ширинку, но все равно чувствовал он себя теперь гораздо увереннее: «Нет. Все равно не буду ее вытаскивать. А вдруг этот гад меня поймает? Пусть не знает тогда, что у меня еще и острожка есть. Пусть подумает, что у меня только топорик».
Поднялся на взгорочек и резко остановился. Рядом с низко пригнутым к земле покрытым толстой слюдяной наледью кустом калины весь снег был буквально испещрен наисвежайшими следами фазанов. Глубокие бороздки шли и вдоль и поперек, пересекались, разбегались в разные стороны. Посмотрев вперед и заметив темные круглые лунки в сугробе, Айкин совсем перестал дышать, забыл обо всем на свете. По телу побежала мелкая нервная дрожь, голова сама собой втянулась в плечи. И, крепко сдавив в руке топорик, он мягкими короткими кошачьими шажками двинулся вперед. Приподнял, занес ногу для очередного шага и… дернулся всем телом, словно подброшенный вверх чудовищной силы взрывом. Взлетевший из-под снега петух ударил его снизу в челюсть. Забился, затрепыхался в его судорожно сведенных ладонях, но через несколько секунд, вырвавшись, наконец, на свободу, мелькнул и растворился в воздухе.
Айкин упал на задницу, а в башке все гудело и гудело, как в пустой железной бочке.
Сидел, ошарашенно пялясь по сторонам, ворочая насквозь прокушенным языком, потирая расквашенный, облепленный пухом и перьями, залитый кровью подбородок. А птицы все взлетали и взлетали, отливая червленым золотом в ярких солнечных лучах, выстреливая, как петарды, из-под снега. Свечкой взмывали ввысь, громко заполошно хлопая широкими тупыми крыльями и, свалившись на мгновенье в косом вираже, становились на прямой и ровный, как стрела, полет и исчезали, растворялись в облаках висящей в воздухе снежной пыли.
Славкин вышел на вершину сопки и посмотрел вдаль. И, заметив в паре километрах впереди вьющийся над темной ясно видимой речной забокой [83] белый дымок, прошептал нервно: «Ну вот, похоже, и приплыли. — Поднял винторез и припал к прицелу. — Да, скорее всего где-то там, в тех кущах, они и зашхерились. И следы туда прямиком тянут… Если, конечно, парниша этот там просто по пути привальчик себе не устроил… Да нет. Пора ему уже давно к своим прибиваться. Седьмой час уже за ним ползаю, а это, как ни крути, не меньше двадцати километров. Не должен он из этой своей потайной богадельни так далеко на охоту таскаться? Это же пока вернешься… Ладно, там посмотрим. — Закинул на плечо винторез. — Теперь самое время что-нибудь пожевать, пока суд да дело. Давно пора… Открою, наверно, консервы да погрею на спиртовке?»
83
Забока — пойменное редколесье вдоль берега (местн.).