Общество сознания Ч
Шрифт:
И он, встав к Чижову спиной, слегка присел, приглашая Василия Васильевича сесть к нему на спину.
– Ты чего, мужик? Зачем это?
– удивленно спросил Чижов.
– А ну не спрашивай, а то плохо будет!
– отвечал тот.
– Садись, кому говорю!
Бог знает что! Разные мелкие и милые чудеса почти всегда случались с Чижовым, когда он являлся в Радоницы. Думая, что это - очередное, Василий забрался на спину к мужику, тот поднял его и понес, весело крякнув:
– Эх! Не чижолый! Мне бы чижолого!
Василий, наконец расставшись со страхами, развеселился. Это Лада любила повторять собственного изобретения присказку: «Чижело с тобой, Чижов!»
– А зачем тебе тяжелый?
– спросил он своего нечаянного коня.
– Сиди помалкивай, не твоего ума дело, - отвечал «конь».
– С откудова ты сам-то?
– Из Москвы.
– Молоде-ец. Ну и как там, в Москве?
– Да все так же.
– Поня-атно.
Дальше разговора не было. Через два километра на холме слева показалось селение.
– Погорелки, - сказал Василий.
– Может, передохнешь?
– Сиди ты, не гомозись, спиноза!
– довольно злобно огрызнулся мужик.
Езда продолжалась.
– А спиноза - это что?
– все-таки осмелился через некоторое время спросить Василий.
– А то ты сам не знаешь, - буркнул мужик.
– Молчи, не спрашивай ни о чем!
Наконец вдалеке среди ветвей мигнули солнечные блики на церковных куполах. Впервые Чижов добирался досюда на таком транспорте. Пешком, на машине, на прицепе к трактору, в телеге - это бывало, а на загривке у человека… Расскажи кому - не поверят. Это нерассказуемое!
Вот уже они вышли из леса, и впереди перед ними, озаренный утренним сиянием, вырос величественный храм Преображения Господня в селе Радоницы, зрелище, от которого у Чижова всегда на глаза наворачивались слезы благоговения и нежности.
– Хоххх!
– вздохнул мужик.
– Вот тут мальшой привал сделаем. Слазь-ка, москвич. Закурить-то имеешь?
– Не курю, - приврал Чижов.
– Правильно делаешь.
Они сели на бугорок у обочины, мужик достал свои и закурил.
– Я о тебе знаю, - сказал он.
– Ты при попе в церкви служить приезжаешь. Ну-ка скажи теперь: если я тебя на хребтине своей донес, с меня грех снимется?
– А какой грех?
– Этого я тебе не скажу.
– Ну, хотя бы большой?
– Очень большой. И сказать-то страшно, какой большой.
– И не говори, я и так знаю, какой у тебя грех.
– Ну и какой же?
– Ты президента Кеннеди убил.
Мужик внимательно посмотрел на Василия, затянулся сигаретой и поперхнулся дымом от внезапного разряда хохота:
– Ох-хох! О-о-охо! Не могу! Кеннеди! Ну умори-и-ил! А в Аме… а в Америке-то бьются, не могут найти. И не знают, козлы, что его Лешка Полупятов замочил.
Отсмеявшись, он закурил новую сигарету и сказал:
– Полупятов - это я.
– Чижов. Василий.
– Молодца, Чижов! За словом в карман не полезешь. Пойду к батюшке, споведуюсь, что я Кеннеди кокнул. Вообще-то я Клинтона бы с удовольствием. Морда мне его не нравится. А Кеннеди во мужик был, я б его не тронул. Проходи мимо меня Кеннеди, я не трону. А Клинтон - глаза белые… не люблю. Я за Агдам Хусейна.
– Правильно. Ну что, дальше-то можно мне на своих двоих?
– И не думай. Поп-то должен видеть мои добрые дела. Давай обратно полезай на хребет мне.
– Да ладно, я отцу Василию и так расскажу.
– Полезай, говорю!
Пришлось опять слушаться приказов Полупятова.
– Алексей, а ты почему Полупятов? В половине пятого, что ли, на свет появился?
– Не, это, сказывают, моего прапрадеда змея в пятку укусила, мясо срезали, полпятки только оставили. И прозвище - Полупят. А от него пошли мы, Полупятовы.
Тут Чижов увидел отца Василия, выходящего из церкви и направляющегося в сторону своего дома.
– А вон и батя, - сказал Полупятов.
– Эй! Отец Василе-ей! Глянь-ка, кого я тебе несу!
Батюшка остановился, стал укоризненно качать головой. Потом встревожился, быстрым шагом направился навстречу.
– Да сбрасывай ты меня уже, пришли ведь!
– возмутился Чижов.
– Нет, донесу!
– упрямился «конь», как осел.
– Что? Нога?
– спросил священник, приблизившись.
Тут только Чижов очутился на земле.
– Да нет, все в порядке, - поспешил он успокоить батюшку.
– Это я его сам, по собственному сердцу, за искупление моих грехов, - заморгал глазами Полупятов, вмиг превратившись в застенчивого мальчика лет сорока пяти.
– Тьфу ты! Я так и знал, что опять твое озорство, - разгневался отец Василий.
– Ну, здравствуй, чадо, доехал, значит, на сивом мерине? Алексей, иди-ка печь погляди в гостеприимном доме. Иди, после поговорим с тобой!
Тот, почесывая затылок, неуверенно зашагал к построенному в прошлом году домику для приема батюшкиных гостей. Василий и отец Василий тем временем троекратно поцеловались, и духовник благословил свое духовное чадо.
– Что за Алексей такой?
– спросил Чижов.
– Да вот, видишь, послал мне Господь подарочек. Освободившийся. Ты в заговенье уехал, а назавтра, в первый же день Великого поста, явилось сие чудо. Говорит, его в тюрьме Богородица посещала, обратила на путь истинный.
– Уголовник?
– Говорит, не убийца, а только так, по баламутству башки своей пятнадцать лет по лагерям мыкался. Побеги там, что ли… Шут его разберет. Но намучился я с ним. То запьет, то затоскует, то грешит, то кается. То неделю толково все делает, пилит, чинит, стругает, навоз выносит, чистит, драит, а то неделю - как пролежень. Видать, провинился я перед Богом. Дьякона-то моего владыка забрал. Рукополагать его будут в священники и - в Торжок. А вместо дьякона - нового мирянина, вот этого Алексея… Наталья! Вася приехал.