Общество сознания Ч
Шрифт:
– Вы этого не видели!
– крикнул Белокуров студентке Петровой и, слегка приобнимая Эллу за спину, выскочил вон из аудитории.
«Мадам Аркансьель» весело хохотала.
– Где ты так научился шпарить по-французски?
– спросила она, когда он вел ее вниз по лестнице, устланной красными коврами.
– А ты?
– Инъяз, а теперь - гидра-переводчица.
– А я - мимоза. Три года работал в Алжире. И вообще, я шпион и кагэбэшник.
– Ну, это-то ежу понятно! Мог бы и не сообщать. А теперь у меня на тебя компромат - сам раскололся. Боже, как я рада тебя снова видеть!
– И я, радуга.
У него было летучее чувство, будто он сейчас выйдет с ней из колледжа, а там у самого входа - вертолет, и их укружит вихрем далеко-далеко, к благодатным берегам Тигра и Евфрата, или к Геннисаретскому озеру, или хотя бы на Капри. Но у дверей колледжа имени Рокфеллера не видно было вертолетного пропеллера. И он растерялся, совершенно не зная, куда им теперь податься. Но в любом случае надо было взять мотор, и мотор был взят с ходу. Открыв дверцу, Белокуров спросил у водителя:
– До Багдада довезете?
– Платите бабки - и запросто, - охотно отозвался тот.
– У меня паспорт просрочен, - предупредила Элла.
– Тогда - в «Пекин». Но не в столицу КНР, а в ресторан «Пекин», - тотчас сменил маршрут Белокуров.
– И туда не поедем, - усаживаясь вместе с ним на заднее сиденье, возразила гидра-переводчица.
– Около моего дома превосходный недавно открылся магазин деликатесов. К Тимирязевскому парку, пожалуйста.
– В пятикратном размере заплатите?
– спросил отзывчивый на шутку водитель.
– Смотря какой однократный, - сказал Борис Игоревич.
– Десять тысяч.
– Заплатим в пятикратном, - махнул рукой «главный бестиарий», и только сейчас до него стал доходить смысл их путешествия. Бог ты мой! он никак не ожидал, что все будет так просто. Значит, Василий уехал к своему духовнику, обитающему в промежутке между Тверью и Торжком. Уехал ли? Нет, теперь уж точно - уехал. Не стала бы она его второй раз привозить к мужу для бесед великопостных.
Снова, как вчера вечером, Белокуров держал в своей руке ее руку, и все в нем закипало от предвкушения. Надо же! Он ожидал, что потребуется какой-нибудь подвиг, какая-нибудь ловушка. Но его просто везут на квартиру, в которой отсутствует муж.
– Недавно, - заговорил он веселым тоном, - мне рассказали одну весьма забавную историю соблазнения.
– Ну-ка, ну-ка!
– оживленно крякнул водитель.
– Женатого мужчины замужней женщиной?
– спросила «гидра».
– Отнюдь. Незамужней женщины неженатым мужчиной. Дело было так. Они познакомились на свадьбе. Его друг женился на ее подруге. Молодожены во что бы то ни стало мечтали обженить его и ее. Его, допустим, звали Ваня, а ее Маня.
– Из анекдота?
– спросила Элла.
– Допустим. Маня Ване сразу приглянулась, а вот Ваня Мане - нисколечко. Подруга слишком сильно нахваливала его ей перед знакомством: мол, и умница, и красавец, и образованный, и языки знает, и элегантный, и танцует хорошо, и все такое прочее. А когда Маня Ваню увидела, он показался ей не таким уж красивым, молол всякую чушь, и она решила о нем: развязный и избалованный нахал.
– Типа главного редактора газеты «Бестия», - засмеялась Элла, будто догадавшись или даже зная, что Белокуров рассказывает собственную историю соблазнения им Тамары.
– Ну да, типа него. Кстати, мой сотрудник Схеман придумал сегодня для меня другой титул - главный бестиарий.
– Схеман! Ну и фамильичка! А «главный бестиарий» - хорошо. Ну-ну, и что там дальше про Ваню и Маню?
– Дальше интересно. Хватило бы на отличнейшую повесть. Ваня стал за Маней ухлестывать, а она от него воротит нос, да и все. Год целый проходит
– сближение минимальное. Он ей к праздникам и на день рождения драгоценные подарки дарит, водит ее в Большой театр и всякие иные театры, даже к Пете Раскину.
– Это что еще за Раскин?
– Ну, театр Виктюка так называют - театр Пети Раскина.
– Наконец я поняла!
– усмехнулась «гидра».
– А я нет, - сказал водитель.
– Педераскина, что ли?
– Оно самое, - кивнул Белокуров и продолжил свой рассказ, жалея, что начал. Нелепо было описывать историю его соблазнения Тамары, направляясь в логово измены. Но, раз начал, следовало заканчивать.
– Из театров он неизменно провожал ее домой, и она приглашала к себе, а ее родители угощали Ваню чаем с вареньем, недоумевая, почему Маня не хочет замуж за такого хорошего человека. К тому же у него квартира, а они вчетвером в двухкомнатной ютятся: в одной комнате Маня, а в другой - ее папа, мама и брат-первоклассник. Брату бы комнату освободить очень желанно. А ситуация застряла на грани между миром и войной, между свадьбой и женитьбой. И вот наступает роковой день - четвертое октября девяносто третьего года.
– Это когда по «Белому дому» палили?
– спросил водитель.
– В точности в тот день, - кивнул главный бестиарий.
– Ваня по «Белому дому» не палил. Не был он замечен и среди защитников конституции и Верховного Совета. Он весь день вертелся там вокруг да около, а однажды его даже ранило - пуля попала в угол дома, и осколок стены повредил Ване щеку. И именно в тот миг его, подлеца, осенило, как добиться любви Мани. Вернувшись вечером домой, он надел камуфляжку, вышел в полночь из дому, взял такси, доехал почти до самого «Белого дома», чтобы посмотреть, в каком он состоянии в полночь, а оттуда отправился к Мане в Фили. Приехал уже около часу ночи, в подъезде еще раз расковырял раненую щеку, чтобы кровушка потекла, и в таком виде позвонил в дверь. На его счастье, Маня открыла сама. Увидев его, побледнела. «Спрячешь?» - спросил он сурово. «Что?» - спросила она. «Меня», - сказал он. Тут она ему: «Бо-о… хм… Ва-а-анечка!» Догадалась, откуда он. Вернее, откуда он якобы. Тихо провела в свою комнату, стала ухаживать за кровавой раной, принесла бутылку коньяку, и та-акая у них ночь любви состоялась… В общем, Ваня говорит, что ночь любви была необыкновенно бурная. Утром он ее уже тащил в загс. И, что самое забавное, в ту же ночь Маня почувствовала в себе, как пишут в романах, новую жизнь. И родила ребеночка ровно девять месяцев спустя, четвертого июля следующего года.
– Молодец мужик!
– восхитился водитель.
– Это ж надо, как смекнул охмурить. Ну а потом-то Маня узнала о его хитрости?
– Узнала, - вздохнул Белокуров.
– Он же сам ей по глупости и рассказал. И хотя брак у них к тому времени уже был крепок, и малышок народился, а все же героический облик Вани после этого несколько поблек.
– А я б на месте Мани еще больше Бо… то есть Ваню полюбила, - сказала мадам Аркансьель лукаво.
– За его хищное коварство при достижении желанной женщины.