Общество сознания Ч
Шрифт:
Они спали мертвым сном, и вокруг стояла непробиваемая и непродуваемая тишина.
И несмотря ни на что, до чего же хорошо было на сердце! Особенно при воспоминании о чудесном спасении, явившемся нежданно-негаданно в облике злого и трезвого Полупятова. Да, ангел-хранитель в редких случаях является именно в таком виде - злой, трезвый, жаждущий выпивки.
Поход Полупятова по окрестным селам оказался убийственно безуспешным. Ему нигде не удалось раздобыть желаемого. Ни граммулечки! Свирепый, а не просто злой возвратился убийца президента Кеннеди в Радоницы в намерении поставить перед отцом Василием ультиматум: либо двести грамм водки, либо… Он даже и сам не знал что. Это он сам рассказывал после того, как спас пострадавших от грабителей отца Василия, Наталью Константиновну и Чижова.
– Иду, - говорил он, - всего так и корежит. Ну, думаю, либо ты мне, батя, нальешь, либо - не знаю что. Подхожу к дому, и тут меня оторопь взяла
– собаки валяются дохлые. Глядь - а в окнах пожар мелькает. Ну, думаю, допился до белогорячки.
Когда Полупятов ворвался в дом, все трое, увидев его, закричали:
– Туши! Туши скорее!
Занавески вовсю полыхали. Полупятов выскочил обратно в сени, схватил два ведра с водой, вернулся и загасил пламя. Потом он с видом воина-освободителя вызволил пострадавших из пут и за свое геройство был вознагражден сполна, получив большую семьсотграммовую бутылищу кристалловской перцовки. Батюшка берег ее к празднику, но ради такого случая расщедрился. Первый стакан бывший зэк осушил на глазах у спасенных им людей, затем отправился с чистой совестью пьянствовать в гостевую избу. Когда он ушел, матушка сделала совсем уж сенсационное открытие:
– Сдается мне, он все это нарочно подстроил, чтобы только заслужить себе водку.
Василий и отец Василий на это заявление отозвались с непростительным благодушием - от всего сердца расхохотались, чем обидели матушку, и она отправилась спать хмурая.
Вспоминая сейчас об этом, Чижов снова от души рассмеялся. Если только вообразить, что Полупятов и впрямь подговорил кого-то устроить нападение, привязать всех троих к кроватям и стулу, а потом вдобавок внушил свечке упасть, то тогда можно с уверенностью утверждать, что он и впрямь гений и именно он убил президента Кеннеди. Такого никогда не сыщут. Сидел под домом и ждал, покуда начнет пылать занавеска, явился, спас и заслужил бутылку.
Можно было бы такой рассказ написать, думал Чижов. Сейчас ноздри его не страдали от гнусного перегара, и Василий Васильевич размышлял о Полупятове с огромной нежностью.
Пройдя мимо батюшкиного дома, он пошел через кладбище к храму, брел, вдыхая полной грудью всю эту ночь, всю эту луну, всю эту весну.
– Благорастворение!
– шептали его губы.
Таких чудес, как в этот раз, еще не случалось с ним. Они были на волосок от гибели!
– Храм, миленький!
– шептал Чижов счастливо.
– Я мог бы сейчас уже не видеть тебя. Лежал бы обугленный. Руки надо перецеловать всем тем, кто не налил Полупятову ни грамма!
Он прошел мимо южной стены храма, добрел до угла, свернул и - дрогнул. У дверей церкви стоял на коленях отец Василий. Руки его были сложены на животе, глаза закрыты. Казалось, он спит, но едва под ногой у Чижова щелкнула щепка, как батюшка встрепенулся:
– О! Вася! Ты чего?
– А вы, батюшка?
– Не могу уснуть. Наталья моя такую храпизну сегодня развела на радостях о спасении, что невозможно спать. Да и, честно говоря, я ведь, когда стало гореть, обет дал: если спасемся, целую ночь простою на коленях при дверях храма. И вот - грешный и недостойный иерей!
– когда пришло спасение, я в суете и радости совсем забыл о своем обете. Лег спать себе, а тут Наталья как взялась охрапывать окрестности! И спасибо ей - кабы не ее храп, я б и не вспомнил о своем обещании Господу. Или вспомнил бы завтра-послезавтра. А ты чего не спишь? Угомонился там спаситель наш?
– Уснул, но запахи такие развел, что я б их с удовольствием поменял на матушкин храп.
– Так иди в нашу избу да спи там. На вот тебе ключи.
– Нет, я лучше с вами постою и возблагодарю Бога.
– Ну, становись рядом. Только не долго. А мы завтра оба будем сонные.
Чижов встал на колени бок о бок со своим духовником, сложил руки, как тот, и взгляд его стал медленно скользить снизу вверх, поднимаясь все выше и выше, к куполам храма.
Глава тринадцатая
Бегство
– В нашем деле главное - этот самый… реализьм.
– Здравствуйте, я - Белокуров, - сказал главный редактор газеты «Бестия», осторожно взял спящего сына, сел на переднее сиденье «Оки» Тетерина и уютно уложил малыша у себя на коленях.
– Мы можем теперь отправиться в сторону Серебряного бора, в Хорошево-Мневники?
– Да, конечно, - ответил Тетерин со вздохом.
– Только у меня к вам огромная просьба: внимательно следите, чтобы я не уснул. Я давно на ногах, почти двое суток не спал.
Белокуров сам чувствовал себя так, будто все ему снится. Внешний вид человека, привезшего ему сына, внушал доверие, хотя Белокуров терпеть не мог нынешнюю моду на длинную щетину.
– Простите, вас, кажется, Сергеем зовут?
– спросил он.
– Да, а вас - Борис… Отчество я забыл.
– Просто Боря.
– Ну а я тогда просто Сережа. Показывайте мне дорогу, я эти места Москвы плоховато знаю.
– Где вам удалось выкрасть мальчика? Что вас надоумило сделать это?
– Ваша супруга явилась с ним на одну многолюдную вечеринку. Я там тоже оказался. Мне пришло в голову, что мальчик должен быть при вас, а не при ней. Вот так, вкратце. Подробнее я расскажу вам завтра. Сейчас не могу. Устал смертельно.
– Хорошо, я больше не буду пытать вас. Спасибо вам за все!
– Пожалуйста.
Они умолкли. Белокуров стал размышлять о том, куда могла подеваться Элла. Неужто она так крепко спит, что не слышала его звонков? Или уехала догонять своего Василия?
Прокофьич долго еще мучил своего пасынка, ворча и не рассказывая о том, как Тамара забрала Сережу. Потом все же поведал. И его сообщение привело главного бестиария в неописуемые гнев и ужас. Как?! Его Тамара и - такое?! Жена одного из яростных американоненавистников спуталась с америкосом и вознамерилась увезти сына в логово мирового зла! Что угодно, только не это! Воображая, как из его ненаглядного Сереженьки станут делать америкашку, Белокуров готов был сам себе глотку перерезать. Что с ней могло произойти - с ней, которая сама не любила треклятых янки? Ее зомбировали! Не могла она так долго и так тщательно скрывать своих намерений уехать в Штаты. Он мог поверить в то, что Тамара полюбила другого, что больше не любит его, Белокурова, но что она спуталась с «дядей Сэмом» - в это невозможно было верить.
И тем не менее Прокофьич не мог врать. Он рассказывал, что Тамара явилась в два часа дня в сопровождении американца лет пятидесяти и объявила:
«Николай Прокофьевич, я вас очень люблю и уважаю, но вынуждена огорчить. Это мистер Джереми Браун из Соединенных Штатов Америки. Я выхожу за него замуж. Точнее, уже вышла. Мы прямо сейчас уезжаем в Америку, и я забираю с собой Сережу. Все документы у меня уже готовы».
«То есть как!
– возмутился Прокофьич, падая в кресло с сердечным недомоганием.
– Как ты могла выйти замуж за американца, оставаясь законной супругой гражданина России?»