Общество сознания Ч
Шрифт:
А что, если и впрямь взять да шарахнуть Чернолюбова по черепу? Вот был бы поступок! Генерал-майор Тетерин в могиле бы возвеселился. А хотя бы вот этой фаянсовой полочкой, которая висит под зеркалом. В ней нет никакого Ч? Кажется, нет. Хотя - поло-Ч-ка. Да нет, это не полочка, а увесистая полка.
Сергей Михайлович попробовал ее снять, и она довольно легко снялась с шурупов, ввинченных в стену. Хорошая полка. Тетерин сбросил с нее мыло и взвесил в руках - килограмма два, не меньше. Шарахнуть, малыша под мышку и
– деру! Будет вам тогда чакра.
Он посмотрел на часы. Без десяти. Десять минут до полуночи, до открытия великой чакры. «Восстань!» - взывал озорно прежний Тетерин, совок, русопят, противник прогрессивного Ч-еловечества.
Сергей Михайлович усмехнулся, намереваясь повесить полку на место. Ну даже если и Чикатилло? Неужто мать самолично отдаст на съедение свою крошку? Своего малышонка, мальчонка. Чтоб ненасытное чучело бедную крошку замучило? Мучикатилло… Конечно, ничего страшного не намечается. Конечно, ничего опасного для малыша. Да это и не Чикатилло никакой.
Сергей Михайлович еще раз глянул на себя в зеркало и сказал самому себе:
– Мохнорылый!
Больше он себе возможностей на раздумья не предоставлял. Выйдя из туалета с фаянсовой полкой в руках, толкнулся в ту дверь, боясь уже не застать там ни Чернолюбова, ни мальчика.
– Не надо хихикать, тебе не так уж и щекотно, - бормотал великий чемпион, потно пыхтя. Он стоял на корточках перед мальчиком и завязывал у него под подбородком шнурки колпачка.
Малыш извивался и хихикал от щекотки, ему было весело. Он уже был облачен в лиловый шелковый балахончик, спускающийся до пят. Островерхий колпачок тоже был из лилового шелка, с серебряной Ч во лбу.
– Не отвлекайте меня сейчас!
– сердито бросил Святослав Зиновьевич через плечо, услышав вошедшего Тетерина.
– Да стой же ты, чумовой!
– еще более сердито молвил он мальчику.
Тут Сергей Михайлович размахнулся и шарахнул Чернолюбова по черепу. Фаянсовая полка взорвалась и рассыпалась крупными осколками. Святослав Зиновьевич мешком повалился на пол и затих. Мальчик в восторге воскликнул:
– О-о-о! Бу-у-ух!
Он нисколько не испугался, видимо, уверенный, что дяди весело забавляются. Не теряя времени, Сергей Михайлович подхватил его, цапнул со стула его одежки, поверх которых лежал нательный крестик на широкой ленте, и выскочил по лесенке в коридор.
– Велено его на улицу вынести, - сказал он равнодушному охраннику, который, кажется, был уверен, что ничего экстренного не должно произойти.
– Где выход на улицу?
– Вон в ту дверь, наверх, направо, потом налево.
Чудодейственный мальчик очухался только на улице. Захныкал:
– Ма-а-ама!
Но дерзкий похититель уже открывал свою «мыльницу» и бросал его на переднее сиденье, захлопывал дверцу, спешил за руль, заводил мотор, выруливал из темного двора, выскакивал на проезжую улицу и мчался прочь от черкви великого Ч. Выскочив на Серпуховской вал, Сергей Михайлович быстро промчался до поворота на Тульскую, свернул, помчался к Автозаводскому мосту, мельком глянул на большие часы, светящиеся возле станции метро. Ровно полно-Чь.
– Черта вам лысого, а не чакру!
– захохотал Тетерин, пуще прежнего напугав мальчика этим жутковатым хохотом.
– Ма-а-а-а-а… ма-а-а-а-а!
– ревел бедный.
– Ничего, маленький, ничего, они нас не догонят, не поймают, - постарался успокоить его ласковым голосом Сергей Михайлович.
– Ему почему-то вспомнился тот Слава, который вчера доблестно ушел, бросив своей девушке: «Эх ты! Дурочка!» Жалко стало Евдокию. Но, как ни жалей ее, она непроходимая дура. Ему никогда не удалось бы убедить ее в том, что от таких, как Святослав Зиновьевич, надо бежать сломя голову.
– Зато, Слава, ты просто ушел, а я - подвиг совершил!
– воскликнул Сергей Михайлович весело.
– Малышонок, не реви, прошу тебя. Тезка! Ты же тезка мой! Сережа? Как тебя зовут?
Мальчик перестал плакать, всхлипнул, глядя на своего похитителя с вопросом во взгляде.
– Ну? Глазастик! Как тебя зовут?
– Серрожа, - сказал малыш.
– А фамилия твоя как?
– Беррокурров, - послушно отвечал мальчуган.
– А где ты живешь?
– Макве.
– А как твоего папу зовут?
– Боррис.
– А фамилия папы?
– Беррокурров.
– Доставлю я тебя к твоему папе!
– весело подмигнул ему Сергей Михайлович, лишний раз убеждая себя в том, что совершил правильный подвиг.
Отец мальчика был главным редактором той самой газеты «Бестия», в которой он сегодня видел фотографию Чикатилло. Это что, случайность? А может - нет?
– Случайность, я спрашиваю?
– Чучайнось, - вздохнул Сережа.
– Эх ты, «чучайнось»! Я гляжу, на тебя тоже Ч подействовало. Ну ничего, отмоемся от него. Скоро увидишь папу.
– Папу, - снова вздохнул малыш, успокаиваясь.
Приехав домой, Сергей Михайлович разбудил Людмилу Петровну и сразу стал вводить ее в курс дела:
– Мама, не пугайся! Этот малыш - сынок главного редактора газеты «Бестия». Его похитили, понимаешь ты? Я не шучу.
– Я вижу. А как он у тебя оказался?
– Я похитил его у похитителей, все очень серьезно, мне пришлось одному из этих ублюдков раскроить череп.
– Насмерть?
– вскрикнула Людмила Петровна.
– Едва ли, - усмехнулся сын.
– Все-таки я знаю, в какое место черепа бить, чтобы оглоушить, но не насмерть.
– Тут твое черепословие пригодилось, - вздохнула мама одобрительно.
– А это правда малыш главного редактора?
– Если не веришь, возьми газету, посмотри, как фамилия этого, который издает «Бестию», спроси у мальчика, как его фамилия. Как твоя фамилия, Сережа?
– Беррокурров, - послушно ответил мальчик.
– Вот видишь!
– торжествовал Сергей Михайлович.
– Времени нет, мамочка! Переодень его, пожалуйста, из этой чертовой хламиды в его нормальную одежонку. А я - звонить.
Едва он подошел к телефону, как раздался звонок.
– Алло?
– Тетерин!
– взвился в трубке голос Евдокии.
– Да ты с ума сошел! Козел! ты хоть понимаешь, что ты теперь - покойник? Татарин ты, а не Тетерин! Идиот! Кретин! Подонок! Я так в тебя верила! Твое счастье, что Святослав Зиновьевич жив остался. Лучше тебе добровольно вернуться и привезти мальчика. Подожди, сейчас ты будешь разговаривать с его мамой…