Общество сознания Ч
Шрифт:
Повязав галстук и надев к черным брюкам рябой пиджак, Сергей Михайлович тщательно причесался и снабдил свой бумажник только что заработанными деньгами. Настроение его улучшалось, и уже не так тошнило от воспоминания о том, как он сказал: «Нема базару». Вскоре он уже садился в свою «мыльницу», как называла малолитражку «Оку» Евдокия, и выруливал из двора, спеша на свидание. Он боялся опоздать, ибо времени у него оставалось не так много. На душе у Сергея Михайловича было тревожно, и он с удовольствием выпил бы чего-нибудь покрепче, если б не был за рулем. Евдокия
Она ему нравилась. Давно нравилась, но до Нового года у нее был другой, и лишь этой зимой, узнав, что они окончательно расстались, Сергей Михайлович решил пойти на приступ. Иногда ему даже казалось, что он влюблен в нее, а иногда наваливалась лень, и как представишь, что надо будет жениться, жить вместе, барахтаться в узах…
– О-хо-хо!
– простонал Сергей Михайлович, выезжая на Автозаводскую.
С другой стороны, ему хотелось, чтобы многое решилось, ибо он мечтал о Евдокии как о красивой и притягательной женщине. В ней была загадка, и ему хотелось ее долго разгадывать.
Переехав по Автозаводскому мосту через Москву-реку, Сергей Михайлович оказался в том районе столицы, который он называл «монастырско-кладбищенским», ибо тут располагались три кладбища и два монастыря. Сумерки уступили место вечеру, но Сергей Михайлович все равно издалека разглядел около станции метро фигурку Евдокии. Затормозил, вылез из «мыльницы» и крикнул:
– Ева!
Она предпочитала, чтоб он называл ее именно так, поскольку предыдущий звал ее Дусей. Увидев Сергея Михайловича, она радостно подбежала, благоухая настоящими французскими духами, поцеловала его в щечку и юркнула на сиденье.
– Хорошо, что ты не опоздал, - сказала она, когда он снова сел за руль.
– Отлично выглядишь. Хоть в телевизор. Значит, так, нам надо попасть между Донским и Даниловским кладбищами. Знаешь, как туда ехать?
– Знаю.
– А там, на месте, я покажу. Сегодня очень важный день, Сережа. Двадцать четвертое апреля.
– День рождения Ленина позавчера уже прошел, - пошутил Сергей Михайлович, двигаясь в сторону межкладбищенского пространства.
– И тем не менее, - улыбнулась Евдокия. Она выглядела так, будто ей едва за двадцать, а не тридцать два.
– Как там твои питекантропы?
– Сегодня попался отличный экземпляр. Никогда не видел таких холмов Венеры. Памиры, а не холмы. Согласись, есть чему удивляться: я всю жизнь копался в черепах давно умерших людей палеолита, а теперь эти люди ожили и мне приходится им же самим давать полные сведения об их черепах. Мистика истории! Время, на которое обрушилось древнее прошлое.
– Вот здесь направо. Да уж, истинно говорят: последние времена наступают. Теперь налево. Вот к этому дому, к последнему подъезду. Помнишь, у Голдинга роман про то, как одновременно с людьми продолжают еще жить неандертальцы? Когда нам откроют, скажи громко: «Честь имею!»
– Это зачем?
– Так надо. Пароль.
Закрыв машину, Сергей Михайлович поспешил в подъезд следом за Евдокией и догнал ее уже около двери на первом этаже. Им открыл пожилой мужчина, похожий на финансового магната Березовского - такой же маленький, черноплешивенький, с умным и интеллигентным взглядом.
– Честь имею!
– сказал Сергей Михайлович первым.
– Здравствуйте, Ева, - сказал человек.
– А это, стало быть, ваш Адам Кадмон? Ну проходите.
– Здравствуйте, Святослав Зиновьевич, - сказала Евдокия.
– Адама зовут Сергей.
– Очень приятно, моя фамилия Вернолюбов, - с гордостью представился Святослав Зиновьевич, протягивая руку.
– А моя - Тетерин, - сказал Сергей Михайлович.
– Очень… О-о-о! Очень хорошая фамилия!
– заулыбался Вернолюбов.
– Вы и сами не знаете, до чего у вас хорошая фамилия!
Они разделись в прихожей.
– Ну вы сами спуститесь, Евушка, - сказал хозяин дома.
– Усадите своего Адама, а вам-то ознакомительную, наверное, не нужно будет слушать, можете развлечься в крипте.
– Нет, я вместе с Сергеем послушаю вас сегодня, - возразила Евдокия и повела Сергея Михайловича по длинному коридору налево.
Квартира, судя по всему, была огромных размеров, но не успел Тетерин подивиться тому, как длинен коридор, а его уже поджидало иное удивление. В конце коридора они вошли в дверь, которая вела вниз, в подземелье. Внизу стоял огромных размеров питекантроп, узнавший Евдокию и впустивший ее и Сергея Михайловича в просторное помещение с маленькой сценой и несколькими рядами стульев.
– Сядем поближе, но не в первый ряд, - сказала Евдокия, ведя Сергея Михайловича, коему было несколько не по себе.
Здесь царил полумрак, пахло индийскими благовониями, на сцене стоял стол, а на столе - странный светильник о двух свечах: прямой подсвечник, в нем свеча горит, а от него слева ответвление, в нем вторая горит. Тетерин впервые в жизни видел такой несимметричный канделябр. Все - и запах, и полумрак, и этот чудной светильник - не предвещало ничего хорошего. Да еще стены и потолок покрыты черным шелком. А на стенах - портреты.
– Это и есть то самое таинственное место, о котором ты мне говорила?
– спросил он Евдокию.
– Да, - ответила она.
– Не спеши с выводами. Поначалу и мне все казалось глупой игрой, но потом меня втянуло. Я хочу знать от тебя, есть ли тут и впрямь что-то значительное.
– Пока мне хорошо здесь только потому, что я рядом с тобой, - сказал Сергей Михайлович и стал изучать портреты, висящие на стенах.
Подбор был весьма неожиданный. По правую руку висели Антон Павлович Чехов, Чарльз Спенсер Чаплин, Василий Иванович Чапаев, Николае Чаушеску, потом неизвестно кто, потом Уинстон Черчилль и Корней Чуковский. По левую руку сплошь красовались какие-то монголо-китайцы, про которых нетрудно было смекнуть, что все они тоже начинаются на букву Ч. Сергей Михайлович усмехнулся, он понял, что и причудливый подсвечник тоже имеет форму Ч. И вдобавок черные стены, потолки, пол. Он посмотрел на Евдокию, легко представил себе, как их сейчас будут дурачить, и она стала ему еще милее своей наивностью.