Община Св. Георгия. Роман-сериал. Второй сезон
Шрифт:
Вера Игнатьевна прекрасно относилась к Евгению Сергеевичу. Считала его человеком выдающихся личных качеств. Человеком высоконравственным. Но никак не выдающимся или даже хоть сколько-нибудь способным администратором. Она не хотела служить под его началом. Да и не под чьим бы то ни было началом. Конфликтовать с Боткиным было невозможно, а вне конфликта нет созидания, нет развития, нет жизни.
Императрица любила Веру. Императрица высоко ценила Боткина. Она мечтала видеть их обоих в Царскосельском госпитале. Пока этого единения – и Вере Игнатьевне, и Евгению Сергеевичу – удавалось счастливо избегать. Они несколько раз столкнулись на войне, и Вера поняла, что он, безусловно, блаженный, практически святой. А этого ей, человеку энергичному, кипучему, несмиренному, никак не вынести.
Она и на приглашения в дом Евгения Сергеевича всегда отвечала невероятно вежливыми великосветскими отказами. Первое, что он сделал после того, как она фактически перехватила его славу аналитика огрех медицинской части русско-японской кампании, – пригласил её на вечер в её же честь. В свой дом. Он устроил вечер в её честь, мать твою за ногу! И любого другого можно было бы заподозрить хотя бы в изощрённом аристократическом коварстве. Но не этого! Он и правда был таким. Он искренне хотел чествовать княгиню!
Ещё на фронте ходила легенда, что он подарил семейную реликвию двум бедолагам-ампутантам, первый и последний раз видя их в госпитале. Вера Игнатьевна смело руку отдала бы на отсечение, любую, а то и обе, что это не легенда, а правда. И что шахматы ещё Петра Кононовича Боткина, пионера чайного дела в России, почётного гражданина Москвы, мецената и благотворителя, его внук совершенно спокойно, без единого сожаления – да какое, к чёрту, сожаление! – от всей души и считая за честь! – отдал безымянным солдатикам, чтобы скрасить их вынужденный страдальческий досуг. [14] Нет, Вера готова работать даже с чёртом лысым! Но не с Евгением Сергеевичем Боткиным.
14
Отголосок этой истории есть в четвёртой главе первого сезона романа «Община Св. Георгия».
В Царскосельском госпитале реконструкция была проведена ещё до войны, в 1903 году. Центральное водяное отопление. Электрическое освещение. Но отчего же не соорудить было современную прозекторскую? Не сообразить рентген-кабинет? Не построить здание для персонала? Далеко не все могли позволить себе снимать жильё, да и туда-сюда не наездишься! А всё потому, что Евгений Сергеевич – не советчик! Тогда императрица Веру слушать не стала. Теперь вот, снова-здорово, говорят о необходимости реконструкции госпиталя. И кого Аликс прочит в комиссию по реконструкции (вскоре после реконструкции – смех и грех!)? Разумеется, Евгения Сергеевича! Увольте! Лучше у купчины Белозерского на всё сразу брать. Он богаче господ Романовых, а из государственных средств они даже на толковое брать стесняются. Потому у государства на бестолковое со свистом воруют. Господа Романовы, нынешняя чета – прекрасные люди, но не администраторы, не управленцы.
Вера остановила поток внутренней крамолы. Она любила государыню. Прекрасно относилась к государю. Уважала Евгения Сергеевича Боткина, буквально восхищалась им. Но взаимодействовать по рабочим вопросам с этими тремя не видела возможности. Для себя. Сейчас. А там… Человек предполагает, Бог располагает.
Въехали во двор Царскосельского госпиталя. Иван Ильич и Георгий вынесли носилки из кареты. Вера шла рядом и казалась немного отстранённой. На самом деле она полностью сконцентрировалась на том, как выйти из щекотливой ситуации с честью для себя и полнейшей пользой для пациентки. Понятно, что принимающий доктор осмотрит Марину Бельцеву. Как минимум – будет настаивать на осмотре. И… как же она ненавидела пользоваться статусами «княгиня» и «подруга императрицы».
Мимо её сознания промелькнуло что-то настолько давнее… давно знакомое, близкое, родное, ненавистное… Гипоталамо-гипофизарно-адреналовая ось взвилась на мгновение и… Вера поняла, кто прошёл мимо неё. Приказала себе успокоиться. Ни в коем случае не оглядываться. Тем более Марина пришла в себя. Вера сосредоточилась на Бельцевой. Они подходили к дверям приёма.
– Какой сегодня день? – строго спросила княгиня.
– Вторник.
– Знаешь, кто я?
– Нет.
Марина ответила через паузу. Совсем короткую, мимолётную паузу. Паузу, которой хватило на то, чтобы сознание Марины ясно донесло Вере: «Я всё помню, всё понимаю; я не подведу». Вера Игнатьевна сжала запястье Бельцевой.
– Я доктор. У тебя случился выкидыш. Ты потеряла ребёнка.
Она погладила молодую женщину по руке. Марина закрыла глаза, по щекам её покатились слёзы. Это не было игрой. Это было естественной разрядкой после ужасающих волнений, неестественных вторжений, чрезмерных перегрузок для тела и для души и признанием такого простого чудовищного факта: женщина потеряла дитя. Не только грех глодал сердце Марины, хотя, разумеется, и это тоже: она была воспитана традиционно. Не страшного суда она боялась. Она просто и чисто страдала лишь потому, что лишилась конкретного ребёнка.
Хорошо, что с Мариной была Вера. Она не собиралась стращать, осуждать и наказывать. Как все истинные люди, как дети божьи, Вера собиралась помочь. Как человек помогает человеку.
Как способна помочь женщине только женщина. Мать, сестра, подруга. Дочь… Проклятая влага преступно просочилась и потекла по щекам Веры. Она хотела дочь. Когда-то давно. В другой жизни. Ждала дочь. Дочь того, кто только что прошёл мимо неё.
Георгий, державший ножной конец носилок, заметил состояние княгини. На всякий случай притормозил.
– Тпру! – окрикнул он Ивана Ильича.
Тот собирался что-то едкое выдать. Но, полуобернувшись, заметил мокрые щёки Веры Игнатьевны. Покорно остановился без единого слова. Вера и Марина, княгиня и горничная, на мгновение переплели пальцы.
Врач, мужчина средних лет, княгине незнакомый, записывал со слов Веры.
– Принят вызов по телефону. Горничная Бельцева, из персонала дома, обслуживаемого клиникой «Община Святого Георгия». Жалобы на боли внизу живота. Слабость. Кровотечение из половых путей. Самопроизвольный выкидыш.
– Не замужем? – немного замявшись, уточнил у Веры Игнатьевны врач. Хотя Марина лежала на кушетке здесь же, в смотровой. Она запунцовела после такого вопроса. Вера рассмеялась.
– Я замужем, вы наверняка в курсе. Горничная – нет, – Вера резко оборвала смех и сказала серьёзно, так, чтобы доктор, человек по всей видимости добрый, проникся и не спрашивал более ерунды, о которой сам знает поболе многих. – Была бы замужем, не служила бы горничной. Пациентка осмотрена мною! – Вера со значением глянула на доктора: мол, сомневаешься в моих вердиктах? Желаешь оспорить? Или не будешь начинать эти игрища? – Остатков плодного яйца нет. Необходимые назначения: эргометрин, холод на низ живота – выполнены.