Община Св. Георгия. Роман-сериал. Второй сезон
Шрифт:
Белозерский взял снимок и скуксил физиономию, как мальчик, которому попалась подмокшая хлопушка. Вера, усмехнувшись, посмотрела ему в глаза.
– Когда Адам набил первую оскомину от яблока с Древа познания добра и зла, первое, что он сделал: уставился на Еву примерно с таким же выражением, как ты сейчас. И задал ей тот же вопрос: «Но зачем?..»
– И что она ответила? – спросил Белозерский настолько заинтересованно и серьёзно, что Вера не выдержала и рассмеялась.
– Она ответила: «Я только предложила. Ты мог отказаться». Вера пошла к столу, указав ему на дверь.
– Но
Вера Игнатьевна ответила, изображая Еву, насколько представляла себе её реакцию на подобное заявление Адама:
– За своё решение я расплачиваюсь тем, что в муках рожаю детей, – она немного помолчала и продолжила печально, – а не рожаю – в ещё больших.
Вспомнила, что она грозная Ева и, вообще, профессор и руководитель клиники:
– А ты ко мне лезешь с зелёным непрожёванным яблоком! Пошёл вон! До вечера!
Саша выскочил из кабинета.
На заднем дворе клиники весь цвет общества был в сборе. Иван Ильич беседовал с Матвеем Макаровичем. Георгий Романович сидел на ступеньках, курил, потирая бёдра. Они гудели. Но это была хорошая боль – значит, нервы работают, следовательно, бежит по ним жизненный ток. Так объясняла Вера Игнатьевна, а их высокоблагородие всегда права.
Исподтишка поглядывая на нового санитара, Иван Ильич, снова-здорово, теребил Матвея Макаровича:
– Нет, ты мне скажи, Макарыч, на что мне електричество в конюшне?! Нам с лошадками балы после заката не давать!
– А допустим, у тебя кобыла ночью рожать начнёт.
– У меня не завод! Господам денег некуда девать, а я бойся!
– Чего ж тебе бояться? Тебе только рычажком вертеть.
– Как чего же? Електричество – явление природы. Потому его надо опасаться. Ты Бога боишься?
– Допустим. Бога положено бояться. Но я, скорее, Бога уважаю. Чего мне его бояться, если я не грешник.
– Так уж и не грешник? – прищурился Иван Ильич.
Мастеровой ненадолго задумался.
– Как есть – не грешник. Чист! Ажно жены ближнего ни разу не пожелал, вот те крест! – Матвей Макарович размашисто перекрестился. – У меня своя такая, ах! – он расплылся в счастливой улыбке. – Люблю, как в первый день. Перед внуками стыдно. Родителей почитал, помогал, похороны справил как положено. Тёщу, чтоб ей, и ту уважаю безмерно и не оставляю заботами. Никому не завидовал. Ослов, и ещё каких, из таких ям вытаскивал, в любой из дней.
Иван Ильич рассмеялся и сказал:
– Скромный ты, Матвей, как красна девица.
– Так что ж я, к своим годам цены себе не сложил? Малахольный я тебе какой? Нечего тебе электричества бояться! Я им не первый десяток лет занимаюсь. Это помимо всего прочего. Вот, смотри, что пресса пишет.
Матвей Макарович достал газету, присел на ступеньки рядом с Георгием, развернул. Объявил торжественно:
– «Полиция и электричество». Это статья так называется. Про то, как устроено в Американских штатах. Как мы от них отстаём!
Статья аргументированно доказывала преимущества электрических приспособлений для спокойной жизни граждан.
– «…Внутренняя часть сигнального ящика напоминает собою часы. Центральную часть аппарата занимает циферблат, в верхней части его укреплён электрический звонок и рядом с ним небольшой рычаг. Нижняя половина циферблата разделена на одиннадцать кружков, в каждом кружке находится нумер, а под каждым нумером – слово, например: "воры", "побоище", "убийство", "несчастный случай", "в беспамятстве", "буйный алкоголик", "пожар" и прочие. Посреди циферблата укреплена длинная металлическая стрелка, которая легко приводится в движение рукою; конец стрелки ставится на то слово, которое обозначает причину происшествия, а рычаг, расположенный наверху, передвигается вниз. Спустя несколько секунд начинает звонить электрический звонок в знак того, что сигнал услышан, и через две-три минуты появляется уже мчащий во всю мочь мотор с сидящими в нём полисменами!» – торжествующе завершил чтение Матвей Макарович. – Видишь, какая полезная субстанция – электричество!
Матвей Макарович обвёл слушателей победительным взглядом. Георгий сделал солидное лицо в знак согласия. Иван Ильич проворчал:
– Всё им електричество да мотор! Вонища одна от этих моторов и всякое душегубство! Молнию не приручишь. Божий промысел не прочухаешь. Такой тебе мой сказ!
На задний двор вышел Белозерский. Иван Ильич сразу подметил, что молодой барин чем-то расстроен, хотя вида не подаёт.
– Матвей Макарович, это вам! – протянул он пакет мастеровому. – Благодарим за помощь.
Матвей принял достойно, чуть поклонился, не слишком, а ровно так, как пристало. Извлёк из пакета пластину и продемонстрировал госпитальному извозчику. Иван Ильич отпрянул, увидев изображение черепа, перекрестился и сплюнул:
– Святые угодники!
Матвей с Георгием рассмеялись. А вот Белозерский даже не улыбнулся. И это приметил Иван Ильич, хотя и разобиделся внутренне на нового санитара: ишь, зубы скалит! Что у молодого барина за печаль, что он не хохочет? Он же сущее дитя, палец покажи.
– Вот без электричества, Иван Ильич, эдакая штука не вышла бы. Нужен ток в катодной трубке… А, без толку тебе объяснять! – Матвей Макарович повернулся к Белозерскому: – Нашли у меня чего, господа доктора?
– Нет. Здоров ты, Матвей Макарович!
– Чего ж говорите, как деревянный? Вы ж радоваться должны, что я здоров! Как и утверждал, – он внимательно разглядывал рентгеновский снимок черепа. – Смерть, господин доктор, сама знает, когда к кому…
– И електричество ваше ей для этого ни к чему! – ядовито вставил Иван Ильич.
– Идём, я тебе всё расскажу и покажу! – усмехнулся Матвей Макарович, бережно возвращая пластину в пакет.
Когда мастеровой с извозчиком ушли в сторону новой конюшни, Александр Николаевич присел рядом с Георгием. Протянул ему портсигар. Прикурили. Затянулись неспешно разок-другой. Белозерский участливо спросил:
– Болят?
– Когда ходишь – нет, а как сядешь!.. – он махнул рукой. – Слушай, Александр Николаевич, что за человек Иван Ильич?
– Славный мужик. Работяга. Безотказный. Надёжный. Ворчун.