Общий враг
Шрифт:
– Грузимся, – приказал я.
На этот раз отход прикрывали Загорный и Юла. Вова Орлов, буквально тащивший на себе Рикки, который кроме магического удара ещё получил ранение в руку, и Гаврика, добрался до бэтээра. За ним отступали мы с Иглой, но, как только мы подошли к борту машины, по нам открыли стрельбу с фланга – как раз с той стороны, с которой мы забирались на БТР. Я одновременно с Ингой упал, быстро откатился от машины, выискивая цель, Коля метнулся в дымовую завесу. Вова рухнул в снег, накрывая собой Гаврика и Рикки. Пули со звяканьем зарикошетили от железного борта. БТР дал длинную очередь из пушки в сторону стрелявших, это ослабило их пыл. Бортовой люк с обратной стороны
– Залазь, чего стоим?
– Игла, ты остаёшься тут, прикроешь, – скомандовал я и вместе с Вовой быстро затащил внутрь бэтээра Гаврика и Рикки.
– Сашок! – крикнул я. – Быстрей.
Они с Юлой о чём-то переговорили, после чего Загорный один побежал к бэтээру.
И тут я понял, почему Юмашева называют Юлой. Этот невысокий мужичок вдруг встал в полный рост с пулемётом в руках и открыл огонь по противнику, хотя непонятно было, как он его вообще мог держать на весу и стрелять. Юла отходил, будто пританцовывая, постоянно двигался, менял положение тела и поливал из пулемёта пространство перед собой. Это было и эффектно, и эффективно. Но всё-таки его достали, уже у самой машины, очередь вдруг раздалась из дымовой завесы, ударил его в бок, несколько пуль перебило ноги. Пушка выстрелила особенно яростной очередью, мы с Колей тоже ударили по южанам на фланге, но, после того как ранили Юлу, огонь противника прекратился, как отрезало.
Я запрыгнул в БТР, Коля с Сашей затащили раненого Юмашева и забрались сами.
– Валим отсюда на хер, – выразил общее мнение Коля.
Водитель бэтээра был с ним вполне согласен, он дал задний ход по пробитой им же колее, не останавливаясь, проехал с километр, а потом круто развернулся и повёз нас к заставам.
4. Застава
– Вот здесь, – я провёл остриём карандаша косую линию на карте, – мы несколько раз засекли колонны подвод, по восемь – двенадцать штук. Пробовали узнать подробнее, куда и откуда они движутся, но не получилось. Это всё, что мы смогли выяснить, прежде чем нас засекли.
Командир заставы «Крепкая» полковник Василий Минкевич ничего не сказал, только коротко кивнул и бросил в рот толстую папиросу, я еле заметно поморщился – терпеть не могу запах табака. Минкевич тем временем выпустил густое облако папиросного дыма. Сквозь него проглядывало лицо полковника: измотанное, но упрямое, с квадратной челюстью, чёрными кругами под глазами от недосыпа, редким ёжиком волос на голове.
– Можете идти, капитан, отдыхайте. Совещание закончилось.
Все собравшиеся, не суетясь, согласно старшинству вышли из штаба заставы. На улице продолжались разговоры: офицеры обсуждали бытовые проблемы, нюансы оборонительной системы или своё видение ситуации. я был вне местного коллектива, поэтому быстро остался в одиночестве. Моя группа уже отдыхала в казармах, раненые Юла и Рикки лежали в госпитале, а я отправился докладывать начальству. На улице шёл мелкий снег, тусклые фонари освещали узкие проходы между зданиями в лагере, где-то неподалёку тарахтел дизель. я вдохнул воздух, отдающий соляркой и бензином, за шиворот расстегнутой куртки упало несколько снежинок. я поёжился, накинул капюшон и пошёл к офицерскому бараку.
Бтр довёз нас до заставы чуть больше чем за сутки. Вернулись мы без приключений. Только в конце пути, когда оставалось проехать чуть больше шестидесяти километров, пришлось остановиться. У бэтээра кончилось горючее, включая и запас, который экипаж взял с собой, а машина с топливом из заставы всё не подходила. Как я потом узнал: южане действительно начали охоту за машинами эвакуации и даже вроде бы подожгли одну, из-за
Моя группа осталась. Не то чтобы мы обладали какой-то невероятной силой, но шестеро разведчиков вместе с магом, пулемётом и снайпером делали бронемашину куда более зубастой добычей для южан, чем БТР без пехоты на ровной местности.
Всё обошлось, с пятичасовым опозданием нам привезли горючее – на подводах, зато с солидным военным сопровождением. Раненые Рикки и Юла чувствовали себя относительно неплохо. У Кангарова была ранена рука, раздроблена кость, но он все равно хорохорился и рвался в бой. А вот с Юмашевым ситуация была более сложная, когда его привезли, он был без сознания. Ранение в брюшную полость, в обе голени и бедро, большая потеря крови. Но врачи в госпитале заставы уверяли, что он должен выкарабкаться.
В целом, если не считать серьёзного ранения Юлы, рейд закончился для моей группы очень даже хорошо. По сравнению с группой Халмакова, конечно.
Полный таких обнадёживающих мыслей, я пришёл в офицерский барак на ночлег. С виду он походил на обычную казарму, но комнаты в нём были на одного-двух человек. Зато я смог наконец снять с себя броню и улечься на относительно удобную кровать. И мне приснился сон, тот самый сон о прошлом, который я не успел досмотреть в схроне.
* * *
Скрип колеса, проворачивающегося вокруг оси, скрип телеги, покачивающейся на ухабах. Шелест леса по бокам дороги. Я мерно шагаю рядом с возком, посматривая по сторонам. На мне броня, собранная из чешуек – не титановых, а железных, поэтому довольно тяжёлая. На броню накинут маскхалат, на плече автомат. Старенький, не тот, что у меня теперь, и «стечкина» за поясом нет. Что неудивительно, ведь он у отца, а мне только четырнадцать лет. И я сопровождаю торговый караван. Стоит ранняя осень, близится вечер.
Полтора года назад отец ушёл из Разведки из-за проблем со здоровьем, сказывались последствия нескольких ран и контузий. Тогда же он занялся частным бизнесом, собрал компанию знакомых – проверенных бойцов и подрядился охранять караваны купцов. Его в городе, конечно, знали, ему доверяли и часто предлагали работу. Конечно, не совсем безопасную и не всегда спокойную, но одному из лучших разведчиков Зелёного Города, пусть и отошедшего от дел, вполне по плечу. Скорее даже, это было интересное приключение, чем рисковая работа. Поэтому в охрану он взял меня.
Вместе со мной охранников было восемь. Тогда я уже считал себя полноценным бойцом и был не так уж далёк от истины.
Мне было семь лет, когда обнаружилось, что я могу видеть в темноте. В десять я спокойно, не сбив дыхания, пробегал три километра за десять минут, в одиннадцать вместе с друзьями в летнем лагере охотился на кабанов, правда только с огнестрельным оружием, а не с холодным. Кроме бега и охоты, ещё, конечно, была огневая подготовка, боевые искусства, работа с ножом. Мы, дети Колоний, дети Прорыва, должны были многое уметь. И служба в охранной компании отца тоже была частью этой учёбы, необходимой для того, чтобы я стал хорошим разведчиком.