Obscura reperta [Тёмные открытия]. Игра в роман. Часть 4. Между собой настоящим и прошлым
Шрифт:
– И невесело… – Хильда, последние несколько минут смотревшая через плечо Роланда на приоткрытую дверь в комнату Доминика, вдруг заторопилась. – Извини, я пойду, мне нужно записать кое-что…
Она ушла наверх.
_______
Мальчишка открыл дверь и демонстративно направился на кухню. Достал пачку крекеров и не спеша пошел обратно.
Роланд, скривив рот в невеселой усмешке, рассматривал его.
– Странно, что они тебя упустили, оставив всего-навсего узоры на физиономии, – сказал он, когда Доминик проходил мимо его кресла. – Я было отнесся к Мерлю как
– Можешь попробовать на своем, ты, вроде, хотел в самом начале нашего знакомства.
– Сейчас в этом уже нет необходимости, у меня другой путь – без посредников.
– Ох.еть! Круто!
– Твое бестолковое использование обсценной лексики лишает это выразительное средство языка его настоящей силы.
– Чё?
– Присядь, ужасный ребенок, – покровительственно сказал Роланд, – выпьешь?
– Не, не хочу кислятину, я пиво буду.
– Пива нет.
– У меня есть. Угощаю.
– Ладно, неси.
– Раз ты такой добрый сегодня, может, и покурим чего-нибудь? Как раз есть…
– Так! Наркотики держишь в доме!
– А где их держать – на улице, что ли?
– Артур с тобой нянчится как мать родная, а ты…
– А что я? Какой от меня вред?
– Не удивлюсь, если у тебя атомная бомба под кроватью припрятана…
– Я ж полезный! – вкрадчиво произнес мальчишка, – Вот ты захотел, а у меня – есть.
– Давай.
– Вот! У тебя нервишки как – крепкие?
– Что у тебя за отрава такая?
– Улет! Сам увидишь.
_______
– Ты можешь описать этих людей? Хотя нет, подожди, я попробую угадать, как они выглядят. По-моему, я с ними тоже встречался, только вслепую. – Роланд старался припомнить голоса и производимое ими впечатление.
– Хм, ну, валяй, угадывай!
– Старший довольно высокий, средней комплекции, обычная стрижка, выбритое лицо, серые волосы… длинный нос.
Доминик прыснул:
– Ну, вроде… нос я не разглядывал.
– Так, – продолжил Роланд, – ну, а младший… коренастый, ниже первого, короткие светлые волосы, скорее всего прыщавый, лицо подонка.
– Вот, сразу, блять, все понятно! Лицо подонка! – Доминик разглядывал собеседника, застрявшего в своем воспоминании.
– Такое свинячье немного… Таких постоянно встречаешь, они как под копирку с какого-то оригинала срисованы.
– Под твои описания куча народу подходит, но в общих чертах – попал.
– И все-таки, почему они тебя упустили.
– Кто знает, – пожал плечами мальчишка, – сначала мне казалось, что это я такой ловкий, но потом пришло в голову, что ребята работали четко по плану… Гадать можно до второго пришествия, но чуйка такая…
Он остановился, посмотрел на собеседника очень серьезно.
– Говори.
– …будто в игру вступил кто-то, кто до сих пор себя никак не проявлял…
– Или оставался незамеченным, – добавил Роланд и, пользуясь настроением, в котором последние несколько минут пребывал мальчишка, попросил:
– Расскажи про того, кто управляет Городом.
– Пф! Так запросто не расскажешь, он необычный человек. – Доминик разлегся
– В чем это проявляется?
– Он… видит.
– В каком направлении?
– О-о! Вопрос в точку! – Доминик щелкнул языком. – Он не предсказывает будущее, его не интересует прошлое, он смотрит в тебя и понимает что-то главное про тебя, и тогда он принимает решение, принять тебя или нет.
– Кому-то он отказывал?
– Да. Не каждый выдержит жить в Городе. А получится ли когда уйти, неизвестно.
– То есть тот, кто попадает туда, должен иметь в виду, что может пробыть там до конца жизни?
– Да.
– Почему?
– Потому что выбор тех, кто обращается в Город, это выбор между совестью и жизнью.
– Совестью и жизнью?
– Ну, например, в Городе живет человек, который раньше работал на Пеллерэнов. Ему, как я слышал, было поручено кокнуть одного денежного мешка. Приходит он к тому прямо в кабинет, зная, что он в доме один, уже готов выстрелить, а тут открывается дверь и вбегает сопляк лет пяти – и прямо к деду на шею. Короче, сплоховал, хоть понимал, чего ему светит, поэтому решил уйти в Город. Ему все равно за его дела срок хороший полагался. Не хотел бегать как заяц, не хотел, чтобы пострадала его родня, состряпал самоубийство и исчез.
– Значит, то, что в городе живут жертвы невидимой войны двух семейств, правда?
– Мало кто из жителей Города рассказывает свои истории.
– А что вообще они там делают?
– По-разному. В основном пытаются срубить бабла, кто как может, ну, а еще тусуются, кто хочет – учится. Старший занимается с ними языками и всякими медитациями.
– Медитациями? Так слухи о секте тоже неспроста.
– Как хочешь можно назвать. Два человека сядут рядом, будут думать каждый о своем, не говоря ни слова, и кто-то назовет это сектой. Старший просто учит тому, что знает, а знает он много.
– Курсы экстрасенсорики? Ты своим штучкам тоже в Городе научился?
– Чему научился так это не смотреть с пренебрежением на то, чего не знаю.
– Отличная черта, конечно, но ты как будто бы знаешь все, ребёнок.
– Не, не все, но точно знаю – сейчас тебя нахлобучит, держись!
_______
Роланд стоял в своей комнате перед зеркалом. Восковым мелком он начертил на стекле несколько линий, и его отражение приняло комически грозный вид, он подрисовал двойнику еще и бонапартову двурожку, а рядом с правой рукой перевернутого себя нарисовал меч. От распахнувшейся створки окна по зеркальному миру прошелся луч, сверкнуло лезвие. В руках Роланда теперь был настоящий меч. Расхохотавшись, он взмахнул им перед собой и рассек двойника, который, впрочем, остался в полном порядке в своей грозной нелепости. Странная усталость вскарабкалась ему на плечи, и он опустил руку, меч выскользнул и не издав ни звука исчез. Тишина затопила комнату красным страхом, но он не мог понять, где его источник. Стоял, слушал эту пустоту и ощущал, как утекают куда-то в невидимую брешь силы, как немеют ступни и слабеют колени, как начинает звенеть в голове.