Обсидиановый нож (сборник произведений)
Шрифт:
— Охотники… — гудел Лахи. — Охотники, где ваши раны, где знаки доблести? Какие раны залечил Лахи на пришельце! Не стыдно ли вам, Охотники!
Своими огромными руками он разминал мышцы больного, терпеливо ожидая действия лекарств. Брахак поглядывал на просеку. Второй пришелец прижимал к глазам свои круглые стекла. Управляющий Равновесием, давно уже оценивший пришельцев по достоинству, лишний раз подивился непостижимой любознательности этого — толстого, слабосильного, хотя и молодого еще человека. Вот он медлительно вынимает из сумочки свою Белую Память, сшитые вместе прямоугольные листы древесной кожи. Брахак
— Лахи, ты сообщил Наране свои наблюдения над больным?
— Несомненно, — сказал Лахи. — Я, и Ка-Имра, и Роан. Только Дхарма не говорила с Нараной… — он отошел от больного и взглянул на распростертое тело с самодовольством. — Ты хочешь узнать, что я увидел под этой бледной кожей, друг Брахак?
Управляющий Равновесием сделал утвердительный жест. Врач подбоченился.
— Скажи мне прежде, о Управляющий! Не испытываешь ли ты чувства брезгливости к пришельцам как к существам с болезненным и непонятным мозгом? А, угадал! Так знай, что их мозг в целом не отличается от мозга середины десятой дюжины наших поколений. Насколько я, жалкий Врач, могу провидеть этот мозг.
— Ты ошибаешься. Я принадлежу к первой четверти десятой дюжины.
— К концу первой четверти. К концу. А Дхарма, — Врач взглянул на небо. — Дхарма принадлежит к началу второй четверти, и мозг ее совершенней, чем твой, Брахак. Но вторая четверть — уже середина, не так ли? О, закатные песни!
— Ты хочешь сказать…
— Да, я хочу сказать, что мозг пришельца совершенен, но, повторяю, насколько я могу судить. Для твердого суждения мне потребовалась бы дюжина дюжин пришельцев и помощь Нараны.
— Выброс, отклонение! — возразил Брахак.
— Возможно. Но взгляни на толстяка — какой лоб! Я пожертвовал бы Праздником Дождей, чтобы дать нардикам отведать его жидкостей… Не выброс и не отклонение, друг Брахак, нет-нет!
— Поздно спорить. Они уходят.
— В железной дыне, — подхватил Лахи. — И оставляют нас перед величайшей загадкой всех поколений, — он оглушительно рассмеялся. — Смотри! Он открывает свою железную дыню кусочком светлой меди, смотри, Брахак… Ни у одного из нас не хватит смелости их остановить, и знаешь, почему? Потому что мы — трусы, Управляющий! Пусть их уходят, лишь бы мы оставались в блаженном покое Равновесия, но запомни, друг! Юнцы, подобные Ахуке и Дхарме, отныне будут пробиваться на полночь, пока не отыщут людей Железного Равновесия.
Лахи взмахнул ручищей и присел перед носилками — Раф-фаи открыл глаза. Из железного дома торопливо выбрался толстяк и сверху стал вглядываться в просеку. Охотники, посовещавшись, послали собак во второй круг поиска по джунглям. Утро кончалось. И, осознав это, Брахак подумал с тревогой, что Дхарма и бородатый пришелец слишком уж долго не появляются.
Глава 5
Если Брахак был в тревоге, то Володя Бурмистров был близок к отчаянию, — часы в баросфере начали отсчет времени. За сорок часов после Колькиного последнего визита они выбрали отрицательное время и уже показывали двадцать две минуты. А на счетчике энергии уровень опустился до пяти и двадцати семи сотых гигаватт — до автоматического запуска стартовых устройств оставался час, грубо
В тени просеки смутно белела дорога, пустым-пустая. Он безнадежно вздохнул и опять заторопился, потому что Врач поднимал Рафаила на ноги. Разбитый бессонной ночью, — жарой и волнением, Володя смутно, почти галлюцинативно воспринимал окружающее. Он спускался по твердым, холодным скобам баросферы, а в глазах крутились птичьи клювы и головы, и от тела его воняло Птицей, а рот, казалось, был набит перьями. Мешал ключ от люка, зажатый в кулаке. Где-то на предпоследней скобе он сорвался и ударился пятками о землю, ушиб локоть, потерял ключ, едва выбрался на траву из ямы. И безнадежно заглянул в глаза друга — при мысли о вчерашнем идиотическом ржанье становилось совсем худо.
— Вовик, — произнес Рафаил. — Это что, возвращаемся?
— Он здоров! — рявкнул огромный Врач. — Получай его, пришелец!
Володя всхлипнул от неожиданного счастья. Рафка стоял на неуверенных ногах и смотрел на свою безволосую грудь.
— Обрили, негодяи… Поесть найдется что-нибудь? Ноги как ватные.
— Друг Брахак! — воскликнул Володя. — Он есть хочет!
— Прежде всего он съест бахуш, — распорядился Врач. — Скажи ему, пускай съест все до конца! Не садись, прохаживайся, пришелец!
Володя подставил ему плечо и с восторгом стал смотреть, как он хрупает солеными термитами.
— Что он говорит? Ты понимаешь, что он говорит? — спрашивал Рафаил.
— Ну, более или менее… Говорит, чтобы съел до конца, это у них универсальное укрепляющее, по-моему.
— Вкусно, пива бы к нему… Вовка! Сколько же времени я провалялся? Трое суток?! Да ты что? А язык за сколько выучил? А Карпов где?
— Отстал, то есть задержался немного в пути.
— Задержался? Нет, погоди, как ты язык выучил?
— Поешь, тогда объясню, — сказал Володя. — За папу, за маму, за дядю доктора. Дядя доктор говорит — можешь присесть. Не переедай.
Рафаил с блаженной улыбкой повалился в траву. Набил рот оранжевыми маслянистыми ииу. Тем временем к Брахаку подбежал Охотник.
— Вести по гонии, — заулыбался Управляющий Равновесием. — Адвеста, Дхарма и Ахука летят сюда, к железному дому. Через… (непонятное) опустятся на поляне.
— Не понимаю, когда это будет?
— Раздели сутки дважды на дюжину.
Успеваем! Но буквально через десяток секунд в нем опять сорвалось нетерпение — сколько-то времени потеряется на прощаньях, рукопожатиях, а у Рафы ноги еще слабые. Погрузить его в баросферу надо — и пускай сидит. Володя уже обдумал и решил, что посадит Рафку в свое кресло — сам он сядет к Генератору, а Свисток — на обычное место у люка. Плохо! Придется и ему тогда заранее сесть на место, не протиснется он мимо Рафаила в нижнее кресло, к Генератору… Пожертвовать этими минутами на погрузку? Опять выходило нехорошо.