Обсидиановый нож (сборник произведений)
Шрифт:
(Там, далеко, они готовились к старту. Там слово «судить» имело тот же смысл — «вынести суждение о ком-то» — и тот же корень, но там оно имело априорный оттенок осуждения, порицания. А здесь не имело.)
Дхарма прошептала в ответ:
— Закон… «Поднявшему руку на Головастого — нет прощения».
— Да он безумен!
— Нардики покажут, Колия… Наверно, так, и мы будем лечить его.
Они были подавлены. Смех, постоянный спутник раджанов, не послышался ни разу, пока ждали Лахи. Самые веселые люди, Джаванар и Тал, сидели понурившись — происходило небывалое. Наконец явился Лахи, ведя за руку подсудимого. Брахак проговорил, не вставая:
— Совет тревоги, — все наклонили головы. — Мы слушаем, Врач Лахи.
— Болен он, — сказал Врач. — Болен. — Общее движение, улыбки. — Он имеет нардики спящего. Он спит наяву. Имени своего не помнит, называет себя «Сыном Нараны»!
— Я Сын Нараны, — подтвердил четкий голос.
Охотники слушали с облегчением. Больного надо лечить и вылечить — что может быть проще? Для этого есть Врачи! Лахи жалуется: ему недостает работы — очень хорошо, теперь есть работа для него! Совет тревоги понапрасну собирали…
Поднялся шум, как в школе на переменке, загремели струны та-оби. И прозвучал насмешливый голос Ахуки:
— Дети, оставьте своих игральных собачек! — а голос Брахака напомнил:
— Совет тревоги продолжается.
— Наблюдающий Небо назвал нас детьми, почтенный! — весело прорычал Лахи. — Чего еще хочет Наблюдающий Небо?
— Расскажи Наране о болезни этого человека и узнай ее мнение, Врач Лахи.
Шум как обрезало. Лахи, передав больного Охотникам, сел к гонии. Акшах безотрывно, жадно смотрел на пришельца — Колька прошептал:
— Не пойму, чего Ахука добивается…
Дхарма, в свою очередь не поняв его, пояснила, что каждое разумное и выполнимое предложение обязательно принимается советом тревоги. Но Ахука знал, что он делает. Ахука остановил Лахи и проговорил спокойненько:
— Вызови Нарану поселения Водяной Крысы, Лахи…
— Прихоть, — сказал Строитель.
Врач комически оглядывался. Тал хохотал и хлопал Джаванара по спине. «Ловко, — думал Колька. — Об этой Наране и говорилось, что она в глубокой пещере…» Тем временем Ахука надумал — или сделал вид, что надумал — новый фокус. Он попросил, чтобы участники совета съели по двойной порции бахуш-ниса. Зачем?
— Вам предстоит услышать несообразное, — пояснил Ахука.
Ага! Тут их пробрало всерьез. В тишине съели бахуш и внимательно слушали, как Лахи вызывает далекое поселение. Минуты через две гония передала стремительными, дробными звуками ответ Нараны: «Управляющий Равновесием Акшах не здоров и не болен. Он умер. В его голове иной смысл и разум, вложенный сестрой моей, что в поселении Синих Холмов», — громко перевел Лахи.
Замерли все. Приподнялась Дхарма. Тал уронил инструмент. Лахи схватился за подбородок. Даже Кольку, заранее знавшего о «потерявшем имя», потрясли эти жуткие слова — он, сидящий между вами, не Акшах, а нечто другое, поселившееся в его теле!
Наблюдающий Небо не торопился. Людям надо прийти в себя. Ахука лишь смотрел на Брахака. Колька понял этот взгляд: не верил с самого начала — и вот тебе… Брахак пожал плечами. Лахи спросил:
— Что знает об этом Наблюдающий Небо? Уберите шумных животных, Охотники!
— Что я знаю, — медленно проговорил Ахука, — того я не стану говорить при Потерявшем имя…
Костлявого человека увели Охотники. Он шел с беспечно-независимым видом — тощий, ясноглазый, с кожей, выцветшей от жизни в подземельях Памяти. И Ахука стал рассказывать то, что уже знал Колька: о вспышке новой Звезды. Раджаны слушали его с крайним напряжением. Не помогала и двойная доза бахуша: «Раджанам невмоготу говорить о противоречивом». Им и было невмоготу. Но Ахука говорил безжалостно, зная, что бахуш удержит их на краю нервного срыва. Бегая живыми глазами по лицам слушателей, он объяснял, что единственный выход — построить Равновесие, способное просуществовать без Наран. Построить Равновесие, и в будущем не подверженное таким случайностям, как вспышка Звезды, или наводнение, или просто затянувшийся период дождей — как было три дюжины лет назад. «Говорил я об игральных собаках, раджаны. Их челюсти — без зубов, и лапы — без копей, но они ухитряются оставлять шрамы на коже ребятишек, играющих с ними в воспиталищах. Знаете ли вы, что Управляющие Равновесием в каждом поколении отсеивают игральных собачек, склонных к бешеной болезни, блошливости, злобному поведению? И знаете, что собачки заболевают и тем, и вторым, и третьим… Во имя Равновесия! Представьте себе будущее: от полуночи до полудня соберутся Советы тревоги, раджаны укрепят свой разум и решат заменить больших Наран материнскими почками от единственной здоровой. Есть другой путь: Великая, с которой сейчас говорил Лахи, сумеет найти лекарство от болезни своих сестер. Но кто уверит нас, что в следующем поколении не вспыхнет еще одна Звезда? Кто нас уверит, что безумие не посетит Великих снова, как бешеная болезнь посещает игральных собак?
Слушайте меня, раджаны. Рядом со мной сидит пришелец из Равновесия, давно прошедшего нашу дорогу — так давно и так тяжко, что прошлое ими забыто. Их новое Равновесие свободнее и прочнее прежнего — они вольны пользоваться живым и неживым по своему выбору. Они летают без Птиц и переговариваются без гоний, и накапливают знания без Наран. Живое употребляют они лишь в пищу и для одежды, но Головастым необходимо многое помимо пищи и одежды… И я спрашиваю вас: должны ли мы повторять их дорогу? Не сократить ли ее? Исподволь ввести в наше Равновесие рукодельные науки, избавиться от страха перед случайными изменениями живого…»
Ах, это было великолепно! Бесстрашие всегда великолепно. Лохматый коричневый человек с привычно прищуренными глазами астронома и мускулистым торсом лучника замыслил ни много ни мало — замену одних средств производства другими. Он хотел изменить сущность, основу всей цивилизации! Но вместе с восхищением Колька испытывал странное чувство, новое для него. Вроде бы «антиэнтузиазм». Было непонятно одно существенное обстоятельство. Раджаны имели единственную догму: каждое действие должно быть продумано до конца, со всеми последствиями последствий. Ахука предлагал глобальное — в их масштабах — действие, с гигантским по сложности и непредставимым резонансом. Непонятно… И тут Колька ощутил… наверно, то же самое, что ощущали раджаны. Замутило, закружилась голова; раздвоенное сознание захлебывалось в противоречиях. С одной стороны, было понятно, что действие необходимо — не ждать же гибели, сложа руки! С другой стороны, вмешательство, предложенное Ахукой, еще увеличит хаос. А что делать? Перенести Наран в глубокие пещеры и дожидаться нового бедствия? Собственно, почему должно быть новое бедствие, непонятно…
— Понятно, — возразил Карпов Карпову. — Нараны слишком молоды в эволюционном смысле и слишком сложно организованы: динозавры, состоящие из одного мозга. И обречены на вымирание, как динозавры.
— Да глупости, глупости! — горячился Карпов. — Да чепуха! Динозавры потому и вымерли, что мозга не хватало на гигантскую гору мяса. А животные с большим мозгом высокостабильны, от муравья до человека…
— Высокостабильны? — ехидничал второй Карпов. — Много ли известно об эволюционной предыстории человека? Кто знает, сколько форм приматов отсекла эволюция, прежде чем нашлись способные к выживанию? Ахука прав — рано или поздно Великие должны вымереть…
— Да чепуха! Эволюция слепа, как крот. А Нараны сами контролируют свое развитие, устраивают свой гомеостазис при человеческом посредстве. Они живут в симбиозе с хомо сапиенс, и опираются на его эволюционную устойчивость, на его социальную мощь, если хочешь знать…
— Эк тебя кидает! — снова ехидничал второй. — То с динозаврами сравниваешь, то говоришь о социальном симбиозе. Вертун… Много им помогла твоя «социальная мощь», когда вспыхнула Звезда, и Нараны, используя эту мощь, стали рубить сук, на котором сидят и они, и люди? О главном-то молчит Ахука, для них это без слов понятно: нет у них ни моральных, ни физических сил уничтожить старые Нараны. Представляешь? Километровый мыслящий зверь, которому они поклоняются, высший разум, мозг в пятьсот тонн весом, и надо его своими руками убить, разрезать на куски…