Обсидиановый нож (сборник произведений)
Шрифт:
Почтенные весело согласились, что без нардиков не обойтись. Посылать за Безногим решили в поселение Водяной Крысы через три дня — за это время Нарана отпочкует Безногого. Кого посылать, кого назначить старшим, Совет не решал — такие вещи обговаривали между собой Управляющие Равновесием. Люди уже приподнимались, когда Ахука попросил, чтобы за Безногим среди будущих Хранителей Памяти послали его и Адвесту.
Дхармы не было на Совете, вот горе… Конечно, Колька знал, почему Ахука затеял поездку: «Приведи ко мне пришельца, он поймет меня, но тебе не передаст
Случай удобный — посетить ее. Без охраны они его не отпустят после покушения. Но зачем, зачем — вот вопрос! Мало им, что врага тащат в дом, так еще его, Кольку, приспосабливают к этому делу! От того, что Нарана ему напророчит, будущее все равно не изменится. А Дхармы не было, она с утра запропастилась, и Кольке было очень одиноко и хотелось сказать: «Бросьте, никуда я не поеду!»
Он этого не сказал, и Совет решил послать его с Ахукой в числе Хранителей Памяти. Сам Ахука подошел к нему после Совета и как ни в чем не бывало промолвил:
— Ты храбрый человек, Адвеста.
Колька на стал его упрекать и — после драки кулаками не машут — не стал отговаривать брать врага в дом. Он только спросил, не будет ли там, в поселении, неприятностей с очередными «потерявшими имя»? Ахука посмеялся и ответил, что Джаванар тоже будет в числе посланцев. Во-вторых, «потерявшие имя» лихо добрались бы и сюда, к кузницам, если бы захотели. В-третьих же, Нарана из поселения Водяной Крысы здорова и понимает бесполезность единичных воздействий. Как раз она и предупредила Ахуку о возможных покушениях на пришельца.
Что ж, понимает так понимает… Они молча дошли до берега. Кольке не хотелось спрашивать, почему Ахука поставил его перед свершившимся фактом. Но у реки Наблюдающий Небо сам заговорил об этом.
— Я колебался, Адвеста. Следует ли человеку знать о своем будущем? — думал я и не мог решиться. На Совете же…
— Понимаю, — сказал Колька. — Следует или не следует, а узнать хочется. Но ты помнишь слова Нараны? «Тебе не передаст увиденное»…
— Помню. Если ты посчитаешь молчание необходимым…
— Понимаю, — снова сказал Колька.
Если будущее скверно, совсем скверно — вот тогда он будет молчать, и будет ясно, почему. В молчании тоже содержится информация.
— Мы увидимся через три дня, — сказал Ахука. — Прохладного полудня!
Он еще раз улыбнулся Кольке и убежал — влево по берегу, к новому питомнику птиц Рокх — тонкая, легкая фигурка скрылась в хаосе бурых скал. Колька некоторое время смотрел, как ветер завихряется между глыбами, гоняет пыль, потом отправился искать Дхарму. Не нашел. Бродил по поселку, слушал песни. Приласкал Тана, который сидел в тоске у дома Ахуки — опять хозяин улетел, ах ты, бедняга… Зверь пошел за ним, изнывая от одиночества, и вдвоем они прибрели снова на берег и натолкнулись на Джаванара. Охотник сидел на верхней точке косогора, перед телескопчиком.
Почему-то, увидев его, обезьяна заскулила, заметалась — Джаванар обернулся и прикрикнул: «К жилищу, серый! Наверх и к жилищу!» С обычной покорностью Тан вскарабкался на дерево, перепрыгнул, скрылся
— Хороший зверь у Ахуки, — сказал Охотник. — Смышлен и послушен. Что же, отправимся за Безногим, Наблюдающий Небо?
— Приходится, — сказал Колька. — Почему ты отослал обезьяну?
— Там малоголовые, — Джаванар захохотал, когда Колька оглянулся на кузницы. — На берегу за Рагангой, Адвеста! Левее скалы, похожей на сидящего коршуна.
— Не вижу…
— Э-э, посмотри в трубу, Маловидящий!
…Был странный день — заработал токарный станок, задул прохладный муссон, предвестник дождей, и решили ехать за Нараной, и впервые человек двадцатого века увидел воочию своих предков. Но, установив трубу на резкость и прижимая глаз к мягкой окантовке окуляра, Колька ощущал — было… Такое уже было — красный песок, грань скалы, тень, у самой воды стоят обезьянолюди, двое, мужчина левее, женщина правее.
…В круглой рамке тени они стояли, как будто одни на всей Земле. Как Адам и Ева. Они были одинаковые. Мужчина весь был покрыт серой шерстью, у женщины свисала до брюха безволосая сплюснутая грудь, но все же одинаковые, как кегли равного размера, они стояли и одинаково мрачно, пристально всматривались в дымы кузниц. Потом самец открыл пасть, показал черно-желтые резцы — зевал или кричал, кто мог разобрать, но было это, было, и не в мифической прапамяти, а так — было и все…
Он встряхнулся. Было, не было! И в этот момент обезьянолюди исчезли. Мелькнули тени, осыпались камешки, и берег опустел.
— Понравились тебе родичи, Адвеста?
— Да уж, хороши, — сказал Колька. — Таковы, значит, малоголовые.
— Трех пород они, — довольно мрачно ответил Охотник. — Эти — опаснее всех. Да, да, опасней, чем крии, ибо живут стадами… Ты видел, даже боевая обезьяна их боится.
— Боится? Они же большегубых тигров не боятся!
— Их нельзя убивать, — сказал Джаванар. — Их приходится оттеснять, оттеснять, понимаешь? Выживать понемногу. Когда они вторгаются в Равновесие, их теснят облавой, тупыми стрелами бьют, и дубиной нельзя ударять сильно, нельзя убивать. Много боевых обезьян гибнет при облавах, понимаешь?
Он искусно показал, как обезьяна боится: присел, опустил руки, напряг шею.
— Понимаешь, Адвеста? Приходят они все чаще, дым их привлекает…
— Они знают огонь, — сказал Колька.
Джаванар кивнул: в том-то и дело… Впрочем, он моментально забыл мрачных гостей и принялся весело рассказывать, что поселение Водяной Крысы славится бесподобными Певцами, и хорал в честь новой Нараны должен превзойти все ожидания.
— Порадуется твой слух, Адвеста! — пылко закончил Охотник..
И этот разговор кончился, и Кольке стало еще трудней. Невыносимо трудный сложился день. Едва не потерялось все, чего он добился — душевный статус, договор с самим собой — он был близок к той беспомощной ярости, с которой стоял над выжженной ямой от баросферы. Дхарма нашла его беспомощно сидящим у станка — взяла за руку, увела и успокоила по-своему, так что на следующий день он был человек как человек.