Обуглившиеся мотыльки
Шрифт:
Сальваторе вновь накрыло отчаяние. Второй раз за ночь.
— Я несовершеннолетняя, — произнесла она, и ее голос начал дрожать от холода. — Со мной проблем будет больше, поэтому я смогу уйти без труда. Смогу сесть на поезд.
Он внимательно смотрел на нее, Елена дрожала от пониженной температуры. Наверное, от температуры. Не из-за него же.
— И догнать тебя… Ну, ты тем временем сможешь уже получить деньги и наладить ситуацию.
Деймон вновь оперся о стену, вновь приблизился к девушке. Она продрогла от холода, она смирилась со своим положением, она даже не пыталась придумать что-то еще, потому что
Просто того требовала ситуация. Просто точно так же как Елена свершала плохие поступки, она свершала и хорошие. Не задумываясь. Не ища выгоды. Повинуясь каким-то внутренним инстинктам, следуя на поводу у своих установок.
— И ты готова на это ради?.. Черт возьми, да не важно ради кого! — Сальваторе опустил взгляд на ее оголенную шею. Его голос сник до шепота: — Ты понимаешь, что тебе придется испытать?
— Я же сказала, что не отступлю, — Сальваторе медленно оглядел ее, будто им некуда было спешить, будто впереди их не ждала ужасающе-тошнотворная действительность. Когда он обратил на нее взгляд, в глазах девушки вновь появился туман. Ей было горько и невыносимо, но она не пыталась найти отговорки.
Деймон медленно опустил руки, отстраняясь от девушки. Он улыбнулся. У Елены был отличный план, и можно было действовать в соответствии с ним, если бы не жертва Елены. Сальваторе не мог допустить этого, не мог позволить этого. И он решил, что изначальную схему Елены стоит лишь немного подкорректировать, улучшить ее, довести до совершенства.
Доберман еще раз оглядел девушку. Он знал, что этот ублюдок, кем бы он ни был, поведется на нее. На таких всегда ведутся. Такие не остаются незамеченными, не остаются вне поля зрения. А еще Доберман точно знал, что не позволит ненавидеть себя сильнее, чем Елена ненавидит сейчас. Ему надоело постоянно повышать лимит, давать причины и поводы для этого чувства. Ему надоело. Он лишь продумает все детали более досконально, но не станет посвящать в это Елену. Эффект неожиданности необходим в предстоящем развертывании событий.
— Ты сможешь затащить его в туалет и вытащить ключи там?
— Я сделаю все возможное, — кивнула она. Ей больно. Больно от того, что ее не попытались отговорить, что Деймон с легкостью согласился на все пункты плана, что не стал разъяснять акценты. Глупая, в тайне души надеялась, что Сальваторе все же предложит что-то получше. В очередной раз сбережет ее.
Их «очередные» закончились. Как и их «первые». Теперь настало время для «исключительных».
— Но как мы тогда поедем?..
— Значит надо сделать так, чтобы он не захотел ехать, — Деймон открыл дверь. Им стоило вернуться внутрь, иначе девочка его окончательно заболеет. — Ты же охмурила этого Десмонда, так что во второй раз… в третий у тебя все должно выйти еще лучше.
«Третий» явно намекал на Тайлера. И как-то слишком тактично Сальваторе умолчал о себе. Она ведь не охмуряла его. Она ведь всегда ему была по сути безразлична. Просто бесила его иногда, больше ничего. А все эти взгляды украдкой и прикосновения — лишь издержки их взаимодействия.
Мерзавец.
Девушка взглянула на него, потом все-таки зашла в коридор, и тепло помещения сразу обволокло ее. Она опустила руки, выпрямила спину и, выше подняв подбородок, грациозно зашагала по коридору. Мальвина возвращалась в прежнее ампула. Для Мальвины чувства отходили на задний план. Мальвина просто ставила цель и просто шла к ней, наплевав на себя, наплевав на других, наплевав на правила, мораль и ценности. Для Мальвины не существовало барьеров.
И самой Елены в эти моменты тоже не существовало.
.3
В свете неоновых сияющих звезд нашлось место для новой галактики. И пусть в этой галактике было всего лишь две безжизненных планеты, это было шикарно. Тоскливо, неправильно, до одури одиноко, но шикарно. Искусство ведь тем и привлекательно, что обнажает не только прекрасное, но и уродливое. Тайлер был уродливым, Кэролайн — прекрасной, а вместе они были неповторимы, бескомпромиссны и живы.
Они были.
А потом как-то стало уже плевать на Мексику, Бонни и Елену. Потом Б-52 стал буянить в крови, заставляя ее бурлить. Музыка учащала пульс. Боль была притуплена. Двигаться быстрее и быстрее под шальную музыку стало своего рода единственным смыслом на сегодняшнюю ночь. Запахи алкоголя и чьих-то духов смешались, притупив обоняние. В этом чокнутом темпе бессмысленных танцев находился отток.
Кэролайн была весной. Тающей, прохладной и неприкасаемой. Под коркой ее взгляда было понимание, смешанное с неверием. Амбивалентное сочетание взрывало прежние принципы. Суть заключалась не в том, чтобы узнать друг друга получше и в очередной раз забыть о тех, о ком не получалось забыть. Суть заключалась в том, чтобы просто быть. Без всяких «потому что», без «если», без «так как». Вообще без слов. Они потеряли былую ценность.
Былую ценность потеряли принципы. И не было ни шанса ни секунды, чтобы сокрушаться о том, что раньше представлялось важным. Важность и здравомыслие остались за пределами клуба. Алкоголь в глотку — пролог сегодняшней ночи. Пролог новых проступков и новых преступлений. Только Елена уже точно знала, что хуже не преступления, а проступки.
За них не прощают.
Прощение не нужно было. Именно сейчас оно не казалось правильным и необходимым. Претерпевшая метаморфозу ночь обнажила души, как скульптур отчеканив каждый изгиб, доведя их до совершенства.
До совершенства была доведена Елена. Отвратительная, сгубленная, но стремящаяся к регенерации она отключила чувства, она стала еще более мерзкой, чем была раньше. И Деймону нравилась ее правильность. Без закосов под стерву, без понтов под крутую свэг-девочку, без повадок паиньки. Ничего лишнего. Елена была отшлифованной, прорисованной, отточенной, доведенной до апогея.
Она была притягательна. И когда Елена вновь обратилась к тому парню, у которого купила дурь, он указал ей на прибывшего клиента. Девушка лишь улыбнулась, не сказав ни слова и смело направившись к нему.
Кэролайн оперлась о барную стойку. Она чувствовала боль в животе от смеха. Она не хотела как-то контролировать свои эмоции. Алкоголь и недавно рассказанная шутка Тайлера заставили ее забыть о правилах приличия. Ей было жарко. От танцев. От алкоголя. От того, что здесь было душно.
Девушка выпрямилась, все еще опираясь о барную стойку. Тайлер стоял рядом, и Форбс не видела был ли он в таком же угаре как и она. Да и было ли это важно?