Обвал
Шрифт:
Сукуренко поняла еще днем: с немцами что-то случилось — ходят по переднему краю во весь рост. Днем она рассчитала, как накроет их со своими ребятами ночью. И вот теперь они рядом.
Ветер дышал со стороны окопа, доносил запах сырой земли. Голова гитлеровца долго не показывалась над бруствером. Со стороны воронки послышался короткий вздох, будто кто-то захлебнулся сильной струей воздуха. Она поняла, что это группа Мальцева угомонила своего «языка», и теперь очередь за ней.
Из окопа послышалось:
— Вилли, это ты?
Дробязко вместе с саперами оборудовал, благоустраивал избушку пастухов под жилище и НП командира полка. Он очистил ее от хлама, подмел, натаскал травы, устроил нары. Отправив солдат-саперов во взвод, Дробязко решил опробовать постель: хорошо ли отдохнет уставший командир? Он лег с папиросой в руках: хорошо! Кум королю, сват министру! Глаза его сомкнулись, и он уснул мгновенно, лишь рука с погасшей самокруткой, свисавшая с постели, чуть дрожала, как бы ища, за что ухватиться…
Дробязко проснулся от смеха, который ему показался свистом падающей бомбы. Перед ним стояли три человека. Он протер глаза и, еще не соображая, кто перед ним, вскочил и вытянулся перед Кравцовым.
Приземистый крепыш в кожаной тужурке, стоявший неподалеку от Кравцова, рассмеялся:
— Ну и солдаты у тебя, Кравцов! Спящими узнают своего командира. Из каких мест, товарищ?
— Москвич я, — ответил Дробязко, вглядываясь в лицо крепыша: оно показалось ему знакомым, даже очень знакомым.
— Москвич? Да не может быть! — воскликнул человек в кожанке и снял фуражку, обнажая седую голову.
Дробязко покосился на Кравцова, сказал:
— Умаялся с этим блиндажом, уснешь и на ходу…
— Да-а! — протянул седовласый и забеспокоился. — Отдыхайте, товарищ. Пусть поспит, — сказал он Кравцову, — нам не помешает. — И повернулся к высокому человеку, стоявшему возле входа, в котором Дробязко сразу узнал командира корпуса генерала Кашеварова.
«А кто же этот в кожанке? — продолжал думать Дробязко. — По обращению повыше комкора… А я-то расслабил подпруги, уснул, разнесчастная эта постель убаюкала…»
Через некоторое время Дробязко из разговоров понял, что седовласый в кожаной тужурке действительно главнее комкора, что фамилия его Акимов, и он вдруг вспомнил, что много раз видел портрет этого человека в книгах, календарях. А еще из разговоров Дробязко узнал, что в Москве торопят быстрее очистить Крым от немцев, и что впереди, недалеко от Севастополя, на какой-то Сапун-горе, гитлеровцы создают крепость — сплошную многоярусную линию из железобетонных укреплений, и что Гитлер приказал какому-то генералу Енеке закрыть этой крепостью ворота на Балканы, лишить русских возможности использовать Черное море.
Когда, по-видимому, все было переговорено, Акимов, сворачивая карту и кладя ее в сумку, встретился взглядом с Дробязко.
— Что же не спишь?
— До сна ли нынче, товарищ генерал, — вскочил Дробязко. — Впереди Сапун-гора высокая.
Акимов улыбнулся.
— Чай можешь организовать? — И к комкору: — Петр Кузьмич, ты не против закусить?
Кашеваров подозвал к себе Дробязко, показал рукой в окошко.
— Видишь, стоит бронемашина? — сказал он. — Там капитан Сергеев, пусть принесет поесть.
— Петр Кузьмич, я забыл! Отставить! — вдруг перерешил Акимов. — Времечка в обрез, меня ждут переговоры с Москвой. Свяжите меня с начальником штаба, — сказал Акимов связисту, сидевшему в броневике. Ему подали микрофон. Он откашлялся, сбил на затылок фуражку. Щелкнул переключатель. — Говорит Евграфов, — назвал Акимов свою кодовую фамилию…
Язык кода был непонятен Дробязко, и он с любопытством рассматривал порученца Акимова, капитана Сергеева, заметил на груди у него нашивки о ранении.
Неподалеку полыхнул сноп огня. Над головами пропели осколки. Акимов прислонился к бронеавтомашине. Дробязко занервничал: «Да уезжайте вы быстрее отсюда!» — и переглянулся с Кравцовым.
Акимов, видимо, понял их и, когда в воздухе пропели еще несколько снарядов, достал из кармана трубку, начал не торопясь набивать ее табаком, сказал:
— Ак-Монай позади, на очереди Сапун-гора. Обойти ее нельзя. Значит, только штурм. А как вы думаете, товарищ подполковник?
Кравцов был занят мыслью о лейтенанте Сукуренко. Справится ли она с поставленной перед взводом задачей?
— Вам брать Сапун-гору, — продолжал Акимов, — потому ваше мнение для нас очень ценно. Можете возразить: операция, мол, спланирована. Да, да, это верно, разработана, рассчитана… И все же поразмыслить надо. Штурм — дело нелегкое, прямо скажу, крови прольем немало. Но как по-другому взять Севастополь? С моря? Черноморский флот еще не окреп, а время не ждет. Как же?
— Только с суши, — сказал Кравцов. — Только через Сапун-гору. А она очень высокая, без подготовки не перешагнешь.
— Вот-вот! — подхватил Акимов. — Это значит — надо готовиться к штурму Сапун-горы, не теряя ни минуты. Об этом мы еще поговорим, посоветуемся…
С пригорка спускалась группа Марины в пять человек, протискиваясь сквозь кустарник и пожухлую траву с двумя пленными. Дробязко поспешил оповестить:
— Товарищ подполковник, Сукуренко! Наш ангел! С уловом, похоже!
Говоривший о Сапун-горе генерал Акимов приумолк, повел взглядом вокруг, но разведчики уже спустились и скрылись в своей временной «казарме»-землянке.
— Кто сказал: «Сукуренко! Наш ангел!»? — спросил Акимов едва слышно. — Или мне послышалось?..
Дробязко посчитал, что он своим оповещением некстати прервал генерала Акимова, и не осмелился ответить.