Обвиняется кровь
Шрифт:
Достанет ли когда-нибудь у человечества милосердия, чтобы выслушать страдальцев, не спешить списывать их в общие со многими нулями списки потерпевших, в трагическую статистику, но все же статистику, без живых голосов?
Лозовский упрямо вел свое обличение в заседаниях суда, а у судьи Чепцова все реже возникало желание мешать ему, хотя и не сразу пропала к этому охота.
«Что могут сообщить о крымском плацдарме Гофштейн, Ватенберг-Островская или Зускин, а также целый ряд других почтенных людей? — не без сарказма спрашивал суд Лозовский. — Ну что могла сказать по этому поводу Штерн? Она ничего не понимает в этом, а между прочим, все они — и Маркиш и Зускин, решительно все стали в ходе следствия большими „специалистами-международниками“…»
Генерал-лейтенант Чепцов прервал Лозовского: его
Но Лозовский настойчив:
«Это — мое последнее слово, может быть, последнее в жизни! Мифотворчество о Крыме представляет собой нечто совершенно фантастическое, тут применимо выражение Помяловского, что „это фикция в мозговой субстракции“» [78] .
«Президиум ЕАК признан шпионским центром, это — вздор. Внутри президиума могли быть члены, которые занимаются шпионажем: если Фефер утверждает, что он занимался шпионажем, то это его дело, но чтобы этим занимался весь президиум — это политический нонсенс и это противоречит здравому смыслу. Как же все-таки получились эти 42 тома [на судейском столе громоздились 42 тускло-синих, объемистых следственных тома. — А.Б.], как получилось, что все 25 следователей шли по одной дорожке?.. Дело в том, что руководитель следствия, заместитель начальника следственного отдела по особо важным делам полковник Комаров, имел очень странную установку, о которой я уже говорил и хочу повторить. Он мне упрямо втолковывал, что евреи — это подлая нация, что евреи — жулики, негодяи и сволочи, что вся оппозиция состояла из евреев, что евреи хотят истребить всех русских.
78
Судебное дело, т. 7, л. 72.
Вот что говорил мне полковник Комаров. И естественно, имея такую установку, можно написать что хочешь. Вот из чего развилось древо в 42 тома, которые лежат перед вами и в которых нет ни слова правды обо мне» [79] .
Мог ли он, даже втайне, допустить мысль, что по-комаровски смотрит на еврейскую нацию и Сталин, давно убежденный в том, что вся история партии (история, которую сочинил Ярославский, а откорректировал «сам») была историей борьбы против евреев? Полагаю, что нет: такого внутреннего потрясения, такого разрушения всей своей долгой жизни, всего своего служения Лозовский не перенес бы.
79
Там же, л. 77.
К фигуре Комарова он возвращается неоднократно. Объясняя суду, при каких обстоятельствах довелось ему поставить подпись под признательным протоколом от 3 марта 1949 года, он рассказал, как Комаров в течение восьми ночных допросов изнурил и довел его до отупения, непрерывно твердя, что евреи — «подлый и грязный народ», что все они «негодная сволочь»; как обрушил на него изощренный, неслыханный, приправленный злобным антисемитизмом мат; как пообещал передать его своим «особым» следователям, сгноить в карцере, избивать резиновыми палками так, что нельзя будет ни стоять, ни сидеть.
«— Тогда я ему заявил, что лучше смерть, чем такие пытки, — сказал Лозовский, — на что он ответил мне, что мне не дадут умереть сразу, что я буду умирать медленно…
— А вы испугались? — спросил Чепцов.
— Нет, я не испугался. Далее Комаров стал спрашивать, у кого из ответственных работников в Москве жены еврейки. У нас в государстве, заявил он мне, никаких авторитетов нет, нужно было — мы арестовали Полину Семеновну Молотову… Он стал требовать, чтобы я дал показания о существующей якобы у меня связи с Кагановичем и Михоэлсом, хотя я ему десятки раз доказывал, что я с ними не встречался, у меня с ними никаких близких общений не было… Я на себя наговорил (в марте 1949-го), на себя, и ни на кого другого… На себя я имел право наговорить, я хотел дожить до суда и сообщить суду обо всем. Но на других наговаривать я считал морально недопустимым.
Человек который отрицает свою национальность, — сволочь».
Свою
«…Если у вас будет хотя бы пять процентов уверенности в том, что я на полпроцента изменил Родине, партии и правительству, я заслуживаю расстрела» [80] .
XI
И все же «еврейский» Крым не мираж и не горячечная фантазия следователей.
80
Там же, лл. 255–258.
В 1927 году на учредительном съезде Общества землеустройства евреев-трудящихся (ОЗЕТ) обсуждался вопрос о Крыме. Речь шла не об автономии, а об устройстве жизни десятков тысяч евреев, жителей местечек и поселков вчерашней «черты оседлости», получивших с победой революции и окончанием гражданской войны вожделенные свободу и равенство. Свободный человек с особой горечью ощущает безработицу, отсутствие нормальных условий для социального развития и образования — трудности, неизбежные для районов с неразвитой промышленностью. ОЗЕТ видело в добровольном переселении части евреев, жителей Белоруссии и Украины на свободные земли, в создании земледельческих колоний, артелей, коммун, индивидуальных хозяйств частичный выход из затруднений. После того как правительство пресекло и запретило эмиграцию евреев в США, Латинскую Америку и другие страны, усилилась деятельность благотворительных зарубежных организаций — «Джойнта», «Агроджойнта», ИКОР и других, — через которые приходила материальная поддержка многих социальных начинаний.
Один из обвиняемых по делу ЕАК, редактор английской редакции издательства «Иностранная литература» Ватенберг Илья Семенович, под диктовку следователя Артемова нарисовал устрашающую картину не благотворительной, а «вредительской» работы «Джойнта» против Советского Союза. Очернив и самого себя, как того требовало беспощадное следствие, объявив себя уже с 20-х годов одновременно и «оголтелым буржуазным националистом», и «бухаринским агентом», он сказал, что «лил воду на мельницу экспансионистских кругов американской плутократии еврейского происхождения, которые через свою организацию „Джойнт“ еще в начале 20-х годов не только пропагандировали эту идею [идею крымской автономии. — А.Б.], но и, используя имевшиеся в СССР к концу гражданской войны хозяйственные трудности, под видом филантропии пытались завоевать позиции для создания еврейского государства в Крыму… Создав „Агроджойнт“, эти силы рассматривали еврейские колонии в Крыму и на юге Украины как свою вотчину» [81] .
81
Следственное дело, т. XVIII, л. 39.
Ватенберг, возвратившийся в 1933 году из эмиграции, говоря об учредительном съезде ОЗЕТ, не мог ни на йоту отступить от ложных оценок благотворительных организаций США, оценок, извращавших реальную историю, клеймивших врагами друзей. «На учредительном съезде ОЗЕТ обсуждались вопросы колонизации Крыма еврейскими переселенцами, причем троцкисты Ларин и Фридлянд открыто блокировались с зарубежными делегатами от буржуазных еврейских организаций и прямо поддержали идею американских магнатов о создании еврейского государства в Крыму» [82] .
82
Там же, л. 42.
Следователь понуждает Ватенберга к смехотворной лжи, к признанию того, что «магнаты „Джойнта“ боролись против поселения евреев в Биробиджане потому, что на Биробиджан в ближайшие годы намеревается напасть Япония и он станет районом военных действий». Так, превратив заокеанских филантропов в стратегов и политиков-провидцев, следователь приходит к неожиданному выводу:
«— Значит, своей шпионской работой на Биробиджан вы оказали услугу не только американской разведке, но и японскому генеральному штабу, который, как известно, готовился в те годы к нападению на дальневосточные границы СССР?