Обвиняется кровь
Шрифт:
— Получается, так…» [83]
Матерому врагу и шпиону полагается, по нормам Лубянки, служить самое малое двум иностранным разведкам, меньше — не солидно!
Леон Тальми, тоже судимый по делу ЕАК и казненный вместе с Ватенбергом, журналист и переводчик, в прошлом секретарь Американского общества содействия землеустройству евреев в СССР (ИКОР), уроженец России, возвратившийся из эмиграции в 1934 году, дал в своих показаниях тому же подполковнику Артемову иную, близкую к действительности характеристику проекта, обсуждавшегося на учредительном съезде ОЗЕТ: «Это был проект Ларина. Он состоял в том, чтобы осушить Сиваш и днепровские плавни, присоединить их к северной части Крыма и таким образом создать сплошной массив, на котором
83
Следственное дело, т. XVIII, л. 66.
84
Судебное дело, т. 5, л. 210.
«Троцкист» Ларин, а с ним и деятели ОЗЕТ, как видим, не помышляют о захвате Крыма, а выдвигают план землеустройства обширной территории. Не знаю, корректен ли такой проект научно, реально ли такое осушение Сиваша и особенно днепровских плавней, не содержит ли весь проект тех же разрушительных для природы опасностей, что и многие наши начинания по части безжалостного «покорения природы», принесшие нам немало бед, — но никакого политического экспансионизма, тем более с проамериканской подкладкой, тут не было и в помине. Криминальные хитросплетения по этому поводу не что иное, как опрокидывание в прошлое взглядов и позиций политической борьбы другого времени, времени распада наших союзнических отношений с США и возврата к оголтелому антиамериканизму.
Проект не осуществился, но годы шли, и в Крыму усилиями ОЗЕТ, не без денежной и технической помощи «Агроджойнта» возникли еврейские земледельческие хозяйства в Джанкойском, Каламитском и Евпаторийском районах. Колхозники жили в достатке, строились, открыли несколько школ, по-соседски сжились с крымскими аборигенами разных национальностей. Речь идет о десятках тысяч тружеников, показавших, что еврей, на многие века отторгнутый от земли законами европейских государств, умеет быть рачительным ее хозяином и отличным земледельцем.
В отчете начальника полиции безопасности и СД о действиях в Крыму айнзацгрупп за декабрь 1941 года было уточнено, что «общее число проживающих в Крыму евреев — приблизительно 40 000, из них в одном Симферополе 10 000… Симферополь, Евпатория, Алушта, Карасубазар, Керчь и Феодосия, а также остальные населенные пункты Западного Крыма очищены от евреев. С 16 ноября по 15 декабря расстреляны 17 746 евреев, 2604 крымчака, 824 цыгана и 212 коммунистов и партизан» [85] .
85
Уничтожение евреев в СССР в годы немецкой оккупации. Яд Ва-Шем, 1992, с. 182.
Эвакуация мирных жителей Крыма после прорыва гитлеровцев на полуостров и стремительного его захвата была крайне затруднена, однако тысячи евреев успели спастись через Керченский пролив, по Арабатской косе в направлении Геническа, на лодках к острову Бирючий. По освобождении Крыма жителей, эвакуированных в основном в Среднюю Азию, ждали на родине пепелища, разграбленные дома, могильные рвы и единицы выживших соплеменников, спасенных местными жителями — воистину «праведниками народов мира», как назвали их авторы книги «Уничтожение евреев СССР в годы немецкой оккупации».
Вокруг реэвакуации евреев — жителей Крыма возникали сложности: естественные бытовые, жизненные сложности и нарочито воздвигаемые недругами. Вспомним, что ЕАК ни разу на своем президиуме или на состоявшихся за шесть лет пленумах комитета не обсуждал вопроса о Крыме, понимая, что он выходит за пределы компетенции ЕАК. Более того, неизбежные на эту тему разговоры среди деятелей еврейской культуры показали, что и они по-разному смотрят на проблему. Малоперспективный, как показало время, Биробиджан имел своих убежденных сторонников не только в лице Леона Тальми, опубликовавшего в 1931 году в Нью-Йорке книгу о Биробиджане. Повидавший мир живой классик еврейской литературы Бергельсон тоже стоял на том, чтобы развивать культуру народа, укреплять его государственные начала на плодородных, богатых землях Приамурья. За Биробиджан стояли Дер Нистер и Брегман, тогда как Перец Маркиш, с присущим ему неукротимым темпераментом, отстаивал преимущества
Пока кипели полемические страсти, в ЕАК шли письма с просьбами и жалобами отовсюду, где затрагивались больные проблемы еврейского населения. Справедливо заметил кто-то из активистов ЕАК, что, если бы, скажем, чинилась несправедливость с какой-нибудь библиотекой в Киеве, в Москве или в Нижнем Новгороде, никому не пришло бы в голову жаловаться в Славянский антифашистский комитет, в то время как все так называемые еврейские вопросы неотвратимо направлялись в ЕАК. Отдадим справедливость уму и предусмотрительности Михоэлса: посвящая все свое время жалобам и письмам, принимая «ходоков», он делал это как популярный общественный деятель, депутат Моссовета и как народный артист СССР, стараясь не связывать это с ЕАК. В последние годы, принимая посетителей и «ходоков» в своем кабинете на Малой Бронной в помещении театра, он вместе с тем словно бы отодвинул на второй план ГОСЕТ ради чужих бед и забот. И страдал оттого, что помочь удавалось лишь немногим.
Михоэлс делал все, чтобы ЕАК не превратился в некий департамент по еврейским делам, но вполне уберечься от такого упрека не удалось. Однажды, под напором множащихся жалоб, приходивших отовсюду в его адрес, ЕАК по инициативе Михоэлса обратился с официальным письмом на имя Молотова. «Изо дня в день мы получаем из освобожденных районов тревожные сведения, — писал в октябре 1944 года Михоэлс, — о чрезвычайно тяжелом моральном и материальном положении оставшихся там в живых евреев, уцелевших от физического истребления. В ряде местностей (Бердичев, Могилев-Подольск, Балта, Жмеринка, Винница, Хмельник и др.) многие из спасшихся продолжают оставаться на территории бывших гетто. Жилища им не возвращают… Оставшиеся на местах пособники Гитлера, принимавшие участие в убийствах и грабежах советских людей, боясь живых свидетелей совершенных ими злодеяний, всячески способствуют упрочению создавшегося положения» [86] .
86
Следственное дело, т. XXXV, л. 198.
Михоэлс обращал внимание Молотова и на то, что гуманитарная помощь Красного Креста и зарубежных благотворительных организаций, которая посылается не только евреям, а и всем жителям таких городов, как, например, Сталинград и другие, в ходе войны сделавшихся известными всему миру, еврейскому населению очень часто совсем не достается.
Это письмо от имени ЕАК вызвало бурное обсуждение на президиуме комитета. С упреком выступил Шимелиович: «Мы боимся ставить вопросы, расширить функции комитета…» Лев Квитко апеллировал к гражданской совести: «Мы должны помочь людям, которые обращаются к нам, ведь они нам верят…» Но Фефер и Эпштейн осторожничали. Фефер заявил уклончиво, что комитет 1944 года — это не комитет 1941 года: изменилась ситуация, изменился характер работы, но функции комитета, по существу, не изменились, а Шимелиович, мол, некоторые вопросы ставит с ног на голову. Эпштейн осторожнее и предусмотрительнее всех: «Записка правительству о ненормальных явлениях по отношению к еврейскому населению… должна быть послана не от имени комитета. У комитета есть свои определенные функции; он не является представителем еврейского народа… Мы бдительны в отношении того, чтобы не превратить комитет в Совнарком по еврейским делам».
Вслед за Фефером он делает выволочку Шимелиовичу, который хочет якобы «превратить комитет в то, для чего он не создан».
Михоэлс вспоминает, что совсем недавно и А.С. Шербаков предостерег его: «Вы можете превратиться в бюро жалоб». Но все слишком серьезно, и он не собирается капитулировать: выход он видит только в деятельной помощи людям. «Сколько бы мы ни захотели замыкаться в узкие рамки, нам это не удастся; каждый день мы получаем сотни писем и приходят сотни людей в орденах, раненых — жизнь настойчиво стучится в двери; как бы вы ни запирались от нее, от множества еврейских вопросов мы не можем отбояриться…» [87]
87
Следственное дело, т. XXXI, лл. 54–60.