Обвиняется в убийстве
Шрифт:
Хейнс продолжал истязать свидетельницу, но во всем этом чувствовалось какое-то отчаяние. Кое-кто подумывал, а не тянет ли он время умышленно. "К этой тактике прибегают уже давно, когда хотят, чтобы присяжные так и не пришли к согласию", — сказал Толли Уилсон. Пит Мур готов был с ним согласиться. Он уже не раз видел Хейнса в работе, "но тогда тот еще не допрашивал свидетелей своим нынешним методом, когда им подолгу задаются одни и те же вопросы, только в разной формулировке". Видно было, что Мур восхищается Хейнсом как адвокатом и что, когда вес это закончится, они, по-видимому, останутся приятелями. Но одно все же было потеряно навсегда — уважение. Разумеется, любой адвокат должен сражаться за своего клиента, но у Мура появилось теперь неприятное ощущение, что на сей раз Хейнс сражается лишь за свое собственное реноме.
Прежде чем завершить допрос своих свидетелей, обвинение хотело заслушать еще нескольких человек. Одним из них был агент ФБР Джим Акри. Он отрицал, что разговаривал с Калленом Дэвисом в августе, но сказал, что за восемь месяцев до этого действительно давал ему номер своего телефона. Фактически он дал ему не один, а четыре номера, объяснив при этом, что тот не должен встречаться ни с одним вымогателем до тех пор, пока заранее не поставит об этом в известность Акри, а
К середине недели, когда обвинение наконец заявило, что на этом прекращает допрос своих свидетелей, в зале суда воцарилась напряженная обстановка.
Все теперь было позади, и предстояло лишь выслушать заключительные речи сторон, после чего присяжные должны были приступить к обсуждению вердикта. И обвинение, и защита утверждали, что они удовлетворены результатами судебного разбирательства. В течение 11 недель присяжные заслушали более 100 свидетелей, но все сводилось, в сущности, к выяснению вопроса: ито из двоих лжет — Каллен или Маккрори — и кому они поверят? Если бы защите нужно было доказать собственную версию о существовании заговора, процесс завершился бы уже несколько недель назад. Из более чем 60 свидетелей, вызванных защитой, лишь некоторые производили впечатление заслуживающих доверия. Одному из свидетелей было предъявлено обвинение в лжесвидетельстве, другой едва избежал той же участи, а еще человек пять вынуждены были нанять адвокатов для собственной защиты. Один юрист из Хьюстона сравнил тактику защиты с жонглированием ручными гранатами. Обвинение допустило много ошибок, но в конце концов оно всегда могло обратиться к видео- и звукозаписям и спросить: "Кого вы здесь слышите: человека, который "подыгрывает", или миллионера, договаривающегося об убийстве?" И все же, как заметил Майк Гибсон, защите достаточно было "убедить лишь одного присяжного". Кто-то спросил у Пита Мура, что тот будет делать, если присяжные так и не смогут прийти к согласию. Судья ответил, что скорее всего перережет себе вены. Когда наступило время для заключительных речей сторон, в зале собрались все участники этого драматического спектакля. Толли Уилсон, обвинитель, подключенный к этому делу прокуратурой округа Харрис, получил слово первым. Он вызвал у присяжных несколько усмешек тем, что стал изображать Каллена Дэвиса, пытаясь как можно нагляднее показать, насколько абсурдными были все его утверждения. "Согласно разыгранному Калленом Дэвисом сценарию, — сказал он, обращаясь к присяжным, — Дэвид Маккрори был настолько беден, что не мог даже купить себе билет в Лас-Вегас. И тем не менее вас хотят убедить в том, что он вернулся из Лас-Вегаса и отдал все выигранные там 25000 долларов Каллену Дэвису на хранение". Анализируя вслух показания свидетелей, Толли Уилсон отошел от скамьи для присяжных и подошел поближе к тому месту, где неподвижно, с каменным лицом сидел Каллен Дэвис. Когда обвинитель подошел к показаниям, касавшимся загадочного магнитофона "Норелко", который, по словам Каллена, был у Маккрори во время их встречи 18 августа, он спросил, посмотрев сначала на Дэвиса, а затем на присяжных: "А куда девался этот магнитофон? Его не было ни у самого Маккрори, ни в его машине, когда агенты ФБР обыскивали его перед встречей. Его не было там и после встречи. Откуда он взялся? Куда он пропал?" Обвинитель щелкнул пальцами перед носом у Каллена Дэвиса. "Оп-ля — магнитофон есть!" Он щелкнул еще раз: "Оп-ля — его больше нет! Чудеса, да и только!" А что же приключилось с мини-кассетами, которые, по словам Дэвиса, Маккрори показывал ему 20 августа? Исчезли, как и магнитофон! Уилсон напомнил присяжным, что Каллен утверждал, будто делал магнитофонные записи для того, чтобы доказать на бракоразводном процессе, что Присцилла транжирит получаемые от него деньги на наемных убийц. Вместе с тем Каллен признал, что был вынужден попытаться переманить их на свою сторону, пообещав заплатить больше. Затем, передразнивая Каллена, обвинитель сказал: "Судья с ума сойдет, если я скажу, что собираюсь убить Присциллу. Но этого не будет, если я скажу, что хочу убить его самого!" Перегнувшись через стол так, что его лицо оказалось всего в нескольких сантиметрах от лица Каллена, Уилсон вдруг рявкнул: "Судья Эйдсон мертв, как ты хотел!", а затем, отойдя от стола, сказал: "Хорошо!" Наконец обвинитель подошел к месту для дачи показаний и стал играть роль свидетеля. "Послушайте, судья, — сказал он. — Я один из наемных убийц Присциллы. Я зарабатываю себе на хлеб тем, что убиваю людей. Но сейчас я хотел бы рассказать вам не об этом. Я хотел бы рассказать, как Присцилла тратит деньги".
В течение четырех часов, отведенных им на заключительные речи, три защитника пытались доказать, что заслушанные судом показания недостаточны для признания Дэвиса виновным по двум предъявленным ему обвинениям: в подстрекательстве к убийству и в участии в преступном сговоре с целью совершения убийства. Оба обвинения влекли за собой суровое наказание, вплоть до пожизненного тюремного заключения. Присяжным предстояло либо оправдать обвиняемого, либо выбрать одно из двух обвинений.
"Единственное, чем располагает обвинение, — напомнил присяжным Майк Гибсон, — это пленки. Но поскольку имеются два объяснения происхождения этих пленок — одно достоверное, а другое — то, которое дал Маккрори, — недостоверное, улик для признания Каллена Дэвиса виновным недостаточно".
Фил Бэрлсон предложил присяжным посмотреть на все это под другим углом зрения. Представьте себе, сказал он, что роли поменялись и что главным свидетелем выступает Каллен, а обвиняемым — Маккрори. "Давайте представим себе, что по телефону действительно звонил Джим Акри, что мы находимся сейчас в окружном суде и рассматриваем дело "Соединенные Штаты против Чарльза Дэвида Маккрори", а свидетелем, вызванным подтвердить достоверность пленок, является Томас Каллен Дэвис. Если бы в этом случае он дал те же показания, а Маккрори занял место для дачи свидетельских показаний и повторил то, что он уже здесь сказал, уверяю вас, окружной прокурор утверждал бы, что Томас Каллен Дэвис говорит правду. Отсюда, из зала суда, изолированного от окружающего мира, очень трудно понять, почему человек может поступить так, как поступил Каллен Дэвис. И все же даже отсюда можно понять человека, который, услышав по телефону голос официального лица, обратившегося к нему с просьбой о содействии, соглашается на это, не спрашивая у него удостоверение сотрудника министерства юстиции США".
Все слушавшие заключительное слово Ричарда Хейнса единодушно признали его "замечательным". Самым замечательным, однако, было то, что не нашлось и двух людей, которые были бы согласны с тем, что от него услышали. Создавалось впечатление, будто Хейнс говорил одновременно на двух чем-то похожих и в то же время совершенно различных языках. Несмотря на то что у адвоката была простуда, переходившая теперь в грипп, он говорил в течение двух часов, то потрясая зал своим гневным голосом, то переходя на еле слышный шепот, полный сострадания. Порой у него на глазах даже появлялись слезы. Главной мишенью его нападок были Маккрори и Присцилла. "Маккрори, этот пройдоха… этот человек, имевший нужные Каллену сведения… этот человек, записавший в анкете при поступлении на службу в компанию "Джет эйр": "продаю все"… этот человек, продавший сначала Присциллу, потом Каллена, а затем и ФБР, пытается теперь торговать и волей присяжных". Несколько раз Хейнс говорил о последовательности событий. Все началось с требования Присциллы уплатить ей при разводе 20 миллионов долларов (впоследствии это получило название "ставка Присциллы"); затем было получено письмо анонимного вымогателя; потом последовал неприятный эпизод с ФБР, агенты которого отнеслись к письму "наплевательски"; затем Кал лен совершил, по его собственному признанию, ошибку, обратившись к услугам Маккрори, завидовавшему черной завистью состоятельным людям; затем начались волнения, связанные с огромной загруженностью Каллена на работе и колоссальным нервным напряжением, вызванным обстоятельствами его личной жизни [здесь Хейнс чуть понизил голос]: он узнал о "ставке Присциллы", требовавшей 20 миллионов долларов. Ее планы провалились, потому что Чарльз Дэвид Маккрори не мог рассказать Присцилле, что ведет теперь двойную игру [в конце этой фразы Хейнс перешел почти на шепот]. "Зная ее, я подозреваю, что она предпочла бы оказаться вдовой [здесь он вновь повысил голос], чтобы с большим основанием наложить лапу на часть фамильного состояния". Затем последовал эпизод с небрежно заполненной Дженнингсом формой № 302. После этого почему-то не вызвали для дачи показаний некоторых сотрудников ФБР. А затем на сцене появился Чарльз Дэвид Маккрори — "человек, который все продает…"
По лицам присяжных трудно было определить, следят ли они за "последовательностью событий" в изложении Хейнса.
По закону, последнее слово в обмене заключительными речами сторон принадлежало представителям обвинения. Первым выступил Джек Стрикленд, который напомнил присяжным, что они заслушали уникальное дело, поскольку были фактическими "свидетелями" преступления. "В этом деле нет нужды о чем-то догадываться или в чем-то сомневаться, — сказал он. — Вам не нужно гадать, что имел в виду Каллен Дэвис, сказав "хорошо", когда ему сообщили, что сидящий в этом зале человек [и он указал на судью Эйдсона в первом ряду] мертв. Спрашивается: разве можно дать его словам какое-то иное толкование? Вам, возможно, и не хочется в это верить, но вы хорошо знаете, что именно сказал Дэвид Маккрори и что именно на это ответил Каллен Дэвис". Защита же, продолжал Стрикленд, не нашла ничего лучшего, чем объяснить происхождение и смысл пленок ссылками на всевозможные слухи, различными выпадами, порочащими свидетелей заявлениями, а также всякого рода теориями, которые можно охарактеризовать так: кто угодно — только не Каллен.
Ранее, когда Стрикленд сидел в номере гостиницы и обдумывал свою заключительную речь, он хотел выдвинуть самый веский, на его взгляд, довод. Он хотел сказать присяжным: "Перед вами сидит Каллен Дэвис — человек, обладающий колоссальной властью, огромным состоянием и чрезвычайным высокомерием, человек, обвиняемый в подстрекательстве и сговоре с целью убийства 15 человек. Если нынешний состав присяжных и на сей раз отпустит его, то ответственность за любые его последующие преступления будете нести вы и именно вы рискуете стать соучастниками этих преступлений". Но потом Стрикленд передумал, решив, что от подобных резких слов лучше воздержаться. Вместо этого он лишь указал на Дэвиса и тихо сказал: "Помешать этому человеку делать все, что только взбредет ему в голову, можете только вы, присяжные, 12 потерпевших сторон".
…И последним выступил Толли Уилсон. Он сказал, что каждый в этом зале имел возможность наблюдать за классическим методом произвести раскол между присяжными. "Продержите их в суде как можно дольше; вызовите у них раздражение и разобщите их; сделайте так, чтобы они забыли показания, заслушанные ими 11 недель тому назад, и рано или поздно вы добьетесь такого положения, при котором станет уже просто невозможно вынести обвинительный вердикт. Я представляю вам возможность самим решать, происходило ли это и на нынешнем процессе". Толли еще раз выразил возмущение тем, что защита усиленно пыталась подвергнуть сомнению достоверность записей на пленках, тогда как сам обвиняемый признал, что они в основном правильные. "Разве вам не известно, что он сказал об этом своим адвокатам еще в самом начале? Вот этот человек [и Толли неопределенно махнул рукой в сторону защиты] только что вычеркнул из вашей жизни одиннадцать недель". Затем он сказал, что одна мысль о том, что это дело придется рассматривать еще раз, приводит его в дрожь. Но если присяжные не смогут единодушно вынести свой вердикт, он, бог тому свидетель, готов повторить все сначала. Главный обвинитель поблагодарил присяжных за внимание и терпение и сел на место. Теперь свое слово должны были сказать присяжные.
Поздно вечером во вторник, 16 января, семь мужчин и пять женщин, которым предстояло решить дальнейшую судьбу Каллена Дэвиса, удалились в совещательную комнату. Не прошло и получаса, как они прекратили прения и ушли спать. Забегая вперед, теперь уже можно сказать, что главное свое решение они приняли именно за эти полчаса.
Между тем наступила среда. Но и к вечеру этого дня, несмотря на то что присяжные обсуждали вердикт вот уже более десяти часов, решение принято не было. Время шло, а никаких сдвигов не намечалось. Чем дольше затягивалось обсуждение, тем более реальной становилась вероятность того, что присяжные вообще не смогут прийти к единому мнению. По прошествии 15 часов обвинение стало уже поговаривать о довольно мрачной перспективе вновь рассматривать это дело, что было связано с необходимостью заново изучить все 15000 страниц протоколов и других материалов. Одного этого было достаточно, чтобы понять, что прокуратура округа Таррент была уже сыта по горло делом Каллена Дэвиса. Расходы, которые придется оплачивать налогоплательщикам, составляли астрономическую сумму. Стоимость процесса в Хьюстоне превысила 150000 долларов. Если же к этому прибавить затраты на судебное разбирательство в Амарилло, то общая сумма всех расходов перевалила уже за полмиллиона. Так много на одного человека окружная прокуратура за всю свою историю еще не расходовала. Младшие сотрудники прокуратуры называли дело Каллена Дэвиса "Вьетнамом Тима Карри", поскольку тот "бросает в бой все новые и новые силы, денег тратит все больше и больше, а взамен не получает ничего".