Обязан жить. Волчья ямаПовести
Шрифт:
— Ясно, — задумчиво протянул Лев Спиридонович, — значит, по-прежнему над подпольем висит топор. Продажа людей. Одна голова — восемь тысяч. Фирма… Трудно поверить. Какое изощренное негодяйство. Я догадывался, почему совершенно неожиданно двое наших товарищей с электростанции арестованы, но точно все-таки не знал.
— Я видел их, — сказал Андрей. — Они обречены. Помочь я бессилен. Аресты будут продолжаться, пока мы не завладеем альбомом.
— Значит, будут продолжаться расстрелы, — с горечью прошептал Лев Спиридонович. — У нас достаточно разветвленное подполье. Есть склады оружия, но мы скованы по рукам и ногам этой совершенно нелепой историей с альбомом.
— Не так уж она нелепа, — усмехнулся Андрей. — Первоначальные ошибки порождают будущие неудачи. Так мы вчера прозевали Лещинского, а сегодня, может быть, стоим на грани разгрома всей организации. Все взаимосвязано. Альбом пущен по рукам, и каждое перемещение его от сволочи к негодяю будет означать для нас новые провалы и расстрелы. Эстафета смерти. Не имеет значения, что эти негодяи — воры, спекулянты, контрразведка… Объявлена охота за черепами, и гон начался.
— Да, — согласился Лев Спиридонович, — необходимо понимать масштабы опасности. Положение… Между прочим, о девушке, которую ты тогда прислал ко мне…
— Она появляется здесь? — настороженно вскинул голову Андрей.
— Она мне понравилась, — уклончиво произнес Лев Спиридонович.
— Мне она тоже нравится, — сухо возразил Андрей.
— Насколько я понимаю, ее фотографии в альбоме нет?
— Вы что-то поручили ей? — со злостью спросил Андрей.
— Разве ты в ней не уверен?
— Как вы отважились подвергнуть риску ее жизнь? — вскипел Андрей. — Она еще совсем девчонка!
— Она нам очень нужна, — миролюбиво сказал Курилев. Андрей стиснул пальцы, отчужденно посмотрел на сидящего напротив него человека.
— Простите… Я имею право жить какое-то время, беспокоясь только о работе? Теперь у меня сердце не на месте.
— Ты любишь ее, — догадался Лев Спиридонович и задумался. — Понимаешь, она сама напросилась. Хотя ты прав. Я учту твои слова.
Андрей расцепил пальцы и потянулся к пачке папирос, выбрав одну, с наслаждением понюхал табак и продул мундштук.
— Лев Спиридонович, вы в коммерции собаку съели. Скажите, какие сейчас возможны законные пути доставания денег?
— Крупная сумма?
— Средняя. Но довольно солидная.
— И законно?
— Да.
— Таких путей нет, — решительно сказал Курилев. — Все, что делается у деникинцев, все противозаконно и пахнет уголовщиной.
— Это по нашим законам, — улыбнулся Андрей.
— А по ихним, — Лев Спиридонович загнул палец, — спекуляция… шантаж… ростовщичество… Мало? Воровство и бандитизм…
— А если серьезно?
— Пожалуй, самое распространенное — это спекуляция на поставках армии. В армейский котел гонят все — гнилые сапоги, лапти, английские шинели, прелое зерно…
— Что мне необходимо, если я захочу продать армии… Ну, допустим, пять вагонов лаптей?
— В первую очередь, — сразу ответил Курилев, — официальное должностное лицо, которое сможет вас рекомендовать военному интендантству. Так сказать, уважаемый поручитель.
— Что от меня имеет данное лицо?
— Комиссионные.
— Большие?
— Жить можно.
— Если данным лицом будет офицер контрразведки?
— Бог мой… Об этом можно только мечтать.
— Что вы можете предложить интендантству как преуспевающий коммерсант?
Курилев на несколько минут ушел в молчаливые вычисления.
— Я торгую кофе… У меня есть связь с контрабандой… Турецкий кофе отличного качества…
— Тогда договорились, — сказал Андрей. — Будете сегодня вечером в ресторане на Павловской площади. Познакомлю лично с офицером контрразведки поручиком Фиолетовым. Чем черт не шутит, а?
Лев Спиридонович склонил голову в знак согласия. Андрей поднялся из-за столика.
— Мне пора. Итак — жду в ресторане, Лев Спиридонович.
— Всего, Андрюшка, — попрощался глазами Курилев. — Будь осторожным.
— Свободно? — сразу подскочил к Льву Спиридоновичу хлыщеватый молодой человек в соломенной канотье. Оглянувшись по сторонам, доверительно наклонился и зашептал: — Разрешите представиться? Коммерсант Пшибевский. Имею прекрасную партию хрома. Я знаю, с кем говорю. Моя кожа — ваши подошвы. Обуваем армию Деникина!
— Мерси, — холодно проговорил Лев Спиридонович. Молча отсчитал деньги за кофе и положил на край стола. Вежливо приподнял шляпу. — Бон жур!
— Жмот! — бросил ему вслед коммерсант Пшибевский и смел в ладонь оставленные деньги.
Андрей почти бегом взлетел на третий этаж. Не нажал на кнопку звонка, а застучал кулаками. Дверь распахнулась. Растерянная Наташа остановилась в проеме, испуганно глядя на тяжело дышащего худого человека с глубоко ввалившимися глазами.
— Ты… — сказала она и заплакала.
— Вот тебе на, — грубовато засмеялся Андрей, обнимая ее за плечи. — Разве так радуются?
В коридоре показался старик — отец Наташи. Он сердито закричал:
— Наталья! Ты ведешь себя недопустимо! Стыдись!
— Ах, оставьте, папа, — прошептала она, улыбаясь сквозь слезы. — Видите, он вернулся.
Старик презрительно оглядел Андрея — его измятую грязную рубашку, пиджак с оторванными пуговицами.
— Надеюсь, — сухо проговорил он, — вам удалось выпутаться из той подозрительной истории?
— Даже очень удачно, — вежливо ответил Андрей.
— У вас документы в порядке?
— В идеальном, — весело бросил Андрей.
Старик демонстративно повернулся спиной и ушел в свою комнату. Андрей покрутил головой и вздохнул: