Обычная магия
Шрифт:
Когда мы остановились перед домом, он, тем не менее, выглядел прежним. Желтая штукатурка, красная черепичная крыша и широкие витрины на первом этаже с печатными буквами, гласящими:
КОРОЛЕВСКИЙ ТЕКСТИЛЬ: «Королевские ковры ручной работы!»
Когда мы приземлились, через забор выглянули на гостей цветы в саду за домом, ёжившимся от дождя. А затем мама вылетела из парадной двери с распростертыми руками, надвигаясь как мантикора, и сжала нас в сокрушительные, пропитанные мукой для сдобы объятия.
Фред протянул руку для надлежащего рукопожатия и удивленно
Поскольку прибавились лишь два лишних ребенка, нам не пришлось растягивать комнаты. Фрэн жила со мной и Оливией, а Фред замечательно устроился с Гилом и Джереми, мы просто поставили еще одну кровать, ничего сложного. Я узнала позже, что мама пригласила к себе и Рендаллов, и Роузов – «они должны знать, где их дети» – но, разумеется, Рендаллы уехали, а шар Роузов, должно быть, сломался или что-то в этом роде. Мама включила функцию «баловать» и угождала Фреду и Фрэнсис с момента, как те вошли в дом. На Двенадцатую ночь кипа подарков для каждого из них пугала, особенно учитывая то, что у них была всего неделя, чтобы сделать покупки, но моей семье нравятся вызовы.
Мама также пригласила мисс Уитллби и Питера, а те вежливо отказались. Мне же было все равно, раз уж он не хочет дружить, то отлично, мы не будем друзьями. Но мама и мисс Уиттлби были подругами, что подразумевало их общение; у мисс Уиттлби был сосед, который позволял ей пользоваться его хрустальным шаром. После этих разговоров мама всегда передавала мне: «Питер сказал это» или «Питер попросил, чтобы мама передала тебе то», что было ложью, потому что Питер никогда ничего не говорил. Я знала, что его мама, вероятно, делала то же самое, и мне не нравилась идея несанкционированных сообщений.
–– Это смешно, Эбби, –– наконец выпалила моя мама. –– Он твой друг. Если у вас проблемы, ты должна поговорить с ним и разобраться.
–– Это свободная страна, –– отвечала я ей. –– Король Стив говорит, что мне не нужно разговаривать с тем, с кем я не хочу.
–– Не в моем доме. Под этой крышей есть одно и только одно правило, и имя ему мама.
–– Прости, мама, но я на стороне Эбби, –– сказала Оливия, улыбаясь мне. Она сидела за кухонным столом, просматривая модные журналы. –– Пусть пострадает, Эбби. Мальчишкам это нравится.
–– Нравится? –– спросила я, хотя мама велела мне не слушать ее.
Оливия удовлетворенно потянулась на стуле:
–– О, Боги, ты даже не представляешь.
–– Но Питер не страдалец, он просто злюка.
Оливия ущипнула меня за щеку.
–– Ты такая милая, я даже не могу поверить.
Мама вздохнула и покачала головой.
–– Я продолжаю говорить себе, что на днях ты найдешь хорошего мужа и успокоишься.
–– Мама, пожалуйста, ей двенадцать. Дай ей время, –– запротестовала Оливия. –– По крайней мере, дай сначала доучиться.
–– Я имела в виду тебя.
–– Мама! –– Оливия сделал вид, что потрясена до глубины души. –– Ты же знаешь, я не выйду за женатого.
Мама сжала переносицу и что-то забормотала себе под нос.
Снова спасть в своей постели, принимать душ в своей ванной и сворачиваться в своем уголке дивана и есть за кухонным столом со всеми было роскошно. Хотя руки и впрямь казались немного пустыми и странными, когда мама по щелчку очищала блюда после каждой еды. Я наконец попросила, чтобы она выдала мне раковину, губку и немного мыла. Хоть у меня и перерыв, но мне хотелось попрактиковаться.
Каждый день по крыше барабанил дождь и лился по оконным стеклам, но было в Рождестве что-то такое, что делало его уютным, бесконечным. Возможно, это потому, что только наступала зима. Проводить весь день внутри, иногда даже не вылезая из пижамы и ужиная блинчиками, по-прежнему было приятно и внове. Позже будет много времени на сумасшедшую беготню, когда одежда будет вечно мокрой, и станет казаться, что сухих носков больше не осталось.
Гил взял Фреда и меня, единственных готовых выдержать дождь, и мы потоптали в лес и пробрались через упавшие ветви, чтобы отыскать прекрасное Рождественское полено... настоящее, а не шоколадный десерт с леденцами. (Хотя один раз Гил попытался обмануть нас, поменяв ингредиенты в настоящем хлебце, он рассовал конфеты-грибочки, но не успел, потому как, серьезно, дерево на вкус абсолютно отличается от шоколада.) Мы вернулись к замечательному масляному запаху печенья, промокшие и грязные, но торжествующие.
Потом была вечеринка.
Я не соврала Фреду, когда сказала ему, что эта вечеринка войдет в историю. Обычно на ней присутствовала громкая и хаотичная толпа. Обычно заходили насчет шума полицейские, но на самом деле это только предлог, ведь Оливия могла пофлиртовать с ними, набивая им рты пирогами. Обычно гостиная была настолько полной, что родители должны были прерываться каждый час, чтобы еще немного растянуть ее.
Но в этом году, впервые в истории Хейлов, место оставалось свободным. Город разбежался. Даже часть нашей семьи сбежала, что должно было задеть меня, но не задело. Я подумала, что похищение и почти насильное прислуживание заставляет некоторых людей, не желающих праздновать, просто блекнуть на этом фоне.
Но спокойная и пустая гостиная не обязательно означает скучная. Мама поставила на огонь котел с глинтвейном, добавила специй и помешивала, пока весь дом не пропитался его ароматом. Мы выключили свет и стеснились вокруг мягкого, безопасного жара камина, потягивая напиток из дымящихся кружек и открывая подарки один за другим. Мы сидели у камина в хаосе порванной упаковочной бумаги до конца ночи, иногда разговаривая, а иногда молча, преимущественно просто слушая потрескивание рождественского полена.