Обыкновенные монстры
Шрифт:
Судья двумя пальцами постучал по бумагам и повернулся лицом к окну.
– Знаете, мы убивали этого мальчишку уже дважды, – пробормотал он. – Полагаю, Билл боится его.
– Трижды, – вставила Элис.
Коултон перекинул ногу на ногу, разгладил брюки, повертел в руках шляпу.
– Это… просто особое медицинское состояние, ваша честь. Ничего больше. Вы же образованный человек, сэр, если можно так выразиться. Сами знаете, как легко напугать людей тем, чего они не понимают.
Судья наклонил голову:
– Не просто каких-то людей. Меня он тоже пугает.
Солнечный свет угас, тени от газовых
– Но как это связать с проблемой правосудия? Чарльз Овид убил человека.
– Да, сэр, убил.
– Белого, – подчеркнула Элис. – Разве не в этом заключается главная проблема?
– Да, мэм, белого. Я знал Хэнка Джессапа. Возможно, его и нельзя было назвать джентльменом, но он был честен и порядочен. Каждое воскресенье я видел его в церкви. Целый город возмущенных граждан заваливает меня гневными письмами о том, куда катится наш округ. Половина из этих людей настроена на старое доброе линчевание.
– А другая половина? – едким тоном спросила Элис.
– Чарльза Овида казнили на прошлой неделе в частном порядке, – прервал ее Коултон. – Насколько я знаю. И насколько всем известно.
– Не совсем. Для начала есть Билл с Олвином. Еще малыш Джимми Мак, который находился в тюрьме той ночью. И жёны. Жёны Билла и Олвина. Дам руку на отсечение, что они тоже знают правду.
– Не забудьте тех, кому помощник шерифа целую неделю позволял избивать мальчишку ради забавы, – горько добавила Элис.
Судья молча посмотрел на нее.
– Ваша честь, если позволите, – поспешил сказать Коултон. – Кто поверит, что в тюрьме Натчеза в цепях сидит черномазый мальчишка, которого не берут даже пули? В этом есть что-то библейское. Словно некое чудо. Это просто невозможно, что бы там ни болтали жёны помощников за чашкой чая. Подумаешь, досужие сплетни. Разве кто-то станет возражать, если вы выступите с официальным заявлением о казни преступника?
– Но это будет ложь, – сказал судья.
– Так ли? – хмыкнул Коултон, разглаживая брюки. – Единственная проблема – это ходячий труп, от которого, похоже, вам не удается избавиться. Мальчишка, совершивший убийство, помер. Перестал дышать. Неважно, что позже он вернулся к жизни. Приговор был приведен в исполнение, справедливость и правосудие восторжествовали. Я ни в коей мере не утверждаю, что это какой-то рядовой случай. Но в том, что касается правосудия, я не вижу никаких затруднений. Да, те, кто знает, что он до сих пор расхаживает по белому свету, могут не согласиться. Но вот вам и решение: мы представляем шотландскую клинику, и заверяю вас, что если вы отдадите мальчишку нам, то он никогда не вернется в Натчез, штат Миссисипи. Пока такое физиологическое состояние изучено не до конца, но, насколько можно судить, оно обычно приводит к летальному исходу. Мальчишке осталось жить от силы несколько лет.
– «Несколько лет»?
– Да, сэр.
– Так почему бы мне не назначить ему десять лет каторги?
– А избирателям это не покажется слишком мягким наказанием?
Элис наблюдала, как судья впитывает все это. Всю свою жизнь она знала мужчин, подобных этому, мужчин, которые были убеждены в своей правоте, самодовольно взирая на нее, как на «красивую штучку», и не желая выслушивать никакие доводы
Судья в полумраке изучал посетителей, сложив пальцы домиком. Затем вздохнул, повернулся и посмотрел в окно.
– Моя хозяйка печет такой яблочный пирог, какого вы никогда в жизни не пробовали. Три года подряд этот пирог получал голубые ленты на пикнике Дочерей Конфедерации. И сейчас на моей кухне на тарелке лежит холодный кусок этого пирога. Мне жаль, что вы проделали такой долгий путь.
Коултон прочистил горло и встал. Элис тоже встала, ощущая, что ее платье задирается до самых щиколоток. Коултон вертел в пальцах свою шляпу.
– Может, не стоит торопиться, сэр? Обдумаете все как следует сегодня вечером и ночью, а завтра утром мы могли бы вернуться и…
– Мистер Коултон. Я согласился встретиться с вами только из вежливости, вот и всё.
– Ваша честь…
Судья поднял руку.
– Ваш мальчишка покинет камеру только в ящике из соснового дерева, – тихо произнес он. – И мне все равно, будет он в нем шевелиться или нет.
– Сукин сын, – прошипела Элис, когда они спускались по ступеням суда.
В самом неженственном жесте она засунула руку под юбку и потянула за застежки корсета, ослабляя их, чтобы как следует вздохнуть. Уже стемнело, но дневная жара еще не спала. В теплой ночи громко стрекотали цикады.
– И ради этого я надевала платье?
– Да, но это того стоило. Только посмотри на себя. Будем надеяться, что нам не попадется по дороге этот помощник шерифа, Олвин. Иначе он точно захлебнется слюнями, увидев тебя в таком наряде.
Элис сдержалась от колкого замечания. Она все еще слишком злилась, чтобы отвлекаться.
– Так это правда, что бедняге осталось жить всего несколько лет?
– Чарли Овид переживет всех нас, – вздохнул Коултон.
– Они все так чертовски уверены, что этот ребенок подобен Иисусу. Но от этого ему только хуже. И с чего они взяли, что ему неведомы страдания?
– О, страдать-то он может. Просто исцеляется и не умирает, вот и всё.
Что-то в тоне Коултона заставило ее задуматься.
– А ты сам-то веришь в это?
– Я не видел на нем никаких отметин, – пожал он плечами. – А ты?
– Может, и заметила бы, если бы ему подняли рубаху. Или, может, у него ноги – сплошное кровавое месиво. Насколько внимательно ты присматривался?
Коултон пожал плечами.
– Достаточно, чтобы понять, что мир не такой, каким я хочу его видеть. Послушай, – продолжил он мягким тоном. – Мне нужно, чтобы ты переоделась, а потом отправила свой багаж на пристань. Расплатись по счетам. Встретимся в отеле через час. Думаю, хватит с нас этого городишки, Натчеза.
Элис резко остановилась под статуей какого-то павшего генерала Конфедерации посреди поросшей травой пустой площади. Через мгновение Коултон тоже остановился и медленно пошел обратно.