Обыкновенный принц
Шрифт:
Отец начал спрашивать про поле, много ли успел Дарден вспахать. Про состояние Якуша. Про гостя, где и как с ним познакомился сын. Разговаривая, Дарден окончательно убедился: отцу, и правда, сегодня хорошо, не похож он на умирающего. Это было чудо, и его причина если не крылась в колдовстве ликтора, то в чём?
Мальчик рассказал без утайки и про силищу гостя, и про его кровь, которой он напоил вчера отца, находящегося в бреду.
— Не человек то, сын. Алатус, — подумав, сказал Хирам, и Дарден медленно поднялся с чурбачка. — Кровь только одного существа считается целебной — драконья… Купи я её для Делии, кто знает, жива была бы твоя мать, Дарден…
— Как дракон?
От страха поднялись волоски на руках, отголоски мурашек. Дарден побледнел.
— И что нам делать, отец? Я в город не побегу к ликторам, тебя одного не оставлю!
Хирам кашлянул, прислушиваясь к ощущениям в груди:
— Я тебе говорил, не трогают они, если их не злить. Помнишь, про одного безродного из Межземелья рассказывал? С ним наш Тео отправился на…
Старик замолчал. Упоминание о погибшем сыне било в сердце не хуже ножа.
Конечно, Дарден вспомнил, но отец давно уже нёс околесицу, и мальчик поверил лишь в одно — что в Межземелье земля добрее и ликторы редко туда заглядывают, а с алатусами всё выглядело спорно, ведь какой-то сумасшедший отомстил за них, убил болтливого крестьянина. И не исключено, что убийцей был тоже алатус. Да и вообще — одно дело, когда это где-то происходит, другое — рядом с тобой.
Вдруг возле дома послышались шаги, дверь скрипнула, резко распахиваясь, и в домик вошёл вчерашний гость, мокрый, с мешком в руках и улыбкой на лице.
— Лучей Алатуса вам, — сказал он, не обращая внимания на то, что Дарден попятился и прижался спиной к печке. — Для вас, о милые мои!
Оборотень (теперь сомнений не было, что гость — не какой-то там ликтор, а самый настоящий алатус) весело потёр руки, увидел на столе котелок с отваром, налил себе и жестами показал: прохладно на улице. Увидел квочку рядом с собой, растопырившую тревожно крылья, рассмеялся и уселся подальше, на скамью со своим одеялом. Глотая отвар, он попутно ерошил мокрые белые волосы, подсушивая их.
Но принесённый мешок на полу подозрительно зашевелился, и Дарден перевёл на него взгляд. Оборотень снова указал пальцем: «Открой его!» Любопытство оказалось сильнее страха — мальчик решился, развязал верёвку на знакомом мешке из хлева и заглянул внутрь.
— Ого! Ты где их взял?! — забыв о страхе, воскликнул Дарден, жадно щупая жирных лесных зайцев.
Оборотень посмеивался довольно:
— Более подать?
Мальчишка не верил своему счастью: вытащил одного ушастого, показал отцу, тот удивлённо поцокал языком. Жирная была добыча! И меха можно выделать! Здесь на шубу для Дардена хватит! Конечно, у весенних зайцев шкура так себе, не до конца поменявшись на летнюю, будет облазить, но всё же, всё же! Сколько их тут!
Зайцы были унесены в хлев, Дарден им сделал небольшой временный загон и, наплевав на дождь, заметался. Нашёл одну старую рогатину, на которую Хирам в прошлом году натягивал шкурку после удачной охоты. Разделал одного зайца, подкинул дров в очаг, пронзил тушку прутом и засмеялся довольно — будет на завтрак, а то и на обед жаркое! Шкурку поставил сушиться у печки.
Гость внимательно следил за действиями маленького хозяина и словно прочитал его мысли: где и как разместить зайцев, и чем кормить, чтобы те расплодились. Положил руку на мальчишечье плечо, когда Дарден, наблюдая за зайцами, жующими прошлогоднее сено, вздохнул:
— Я более подать. Много подать. Ты будешь? Сколько?
Дарден изумлённо обернулся:
— А сколько у тебя есть? Ты их наловил?.. Поймать…
Парень после сопровождения жестами понял, о чём его спрашивают, и показал несколько раз растопыренные пальцы — в лесу зайцев,
— Ты — алатус? — сглотнув страх, резко произнёс Дарден, глядя в светлые глаза и добродушное лицо.
— Алатус, — после паузы подтвердил гость. — «Арженти я и ваш спаситель, повержен будет ваш мучитель. На то Алатусом я благословлён, в серебряном яйце рождён. И даже в имени моём сребро сияет, я поражу...» Э-э-э!
Дарден опустился на колени, не в силах совладать с благоговейным ужасом. Если оборотень отвратительно говорил на бытовом языке, то стихи он читал слишком выразительно, словно до этого притворялся.
— Не стоит плакать, о друзья! Я помогать малая часть, — гость заставил мальчика подняться, обхватил его за плечи и повёл в жилую, человеческую часть домика. — Настанет время вкушать благостно.
Ну, вот, чокнутость возвращалась к гостю, и Дарден признался себе, что благодаря пафосному косноязычию другого-Тео, он чувствовал себя уверенней. Над огнём провернул зайца, чтобы прожаривался сырой бочок, рядом подвесил котелок с остатками каши, а пока еда готовилась, приступил к расспросам. Тем более распахнули ставни, и в домике посветлело — теперь стало возможным получше рассмотреть гостя, севшего у окна. Алатус оказался вовсе не страшным. И Дарден признался себе: ему вчера не померещилось — этот оборотень в самом деле был похож на Тео, только на повзрослевшего и набравшего массу. Хирам со своей возвышенности тоже внимательно слушал, но не встревал, притворялся немощным.
По всему выходило, что этот Тео прибыл со звезды, а не из-за гор. Гость помогал себе с объяснениями, рисуя в своей книге с пустыми страницами из дорогой бумаги и очень необычным пером, которому не требовалась чернильница. Он показал фонарь, умевший гореть без огня, и посветил его лучом, показал маленький чудо-нож с несколькими лезвиями и прочие необычные вещи. Этот Тео хотел бы помочь Дардену и его отцу, а на вопрос, что вообще собирался здесь делать, пожал плечами: он сам не знал, но полагал, что скоро вернётся назад, на свою звезду.
Слушавший его Хирам не выдержал, хрипло предупредил сына:
— Не бери у него ничего. Если ликторы что-то найдут у нас от алатусов, решат, что мы пособники оборотней. Может, и не убьют сразу, а пытать будут.
Дарден, думавший о том же, согласился с отцом.
— Надо спрятать это! — мальчик принёс котомку гостя, подивился её стежкам, искусно отполированным металлическим пряжкам и начал складывать внутрь принесённое из чужого мира. Тео-алатус его понял и начал помогать. Ненужную прозрачную бумагу скомкал и отправил в огонь, туда же ещё несколько обёрток с ярким рисунком, а всё съедобное оставил на столе. Мягкое одеяло тоже свернул, улыбнулся изумлению Дардена, не верившего, что такое тёплое толстое покрывало может занимать мало места. Оно было убрано в отдельный мешок из шелестящей гладкой ткани — и в котомку. Только нож и книгу с пером алатус оставил при себе.
Хирам подсказал, куда можно спрятать опасные вещи — на крыше весной и осенью сушили траву, если её накосили много, а дожди лили не переставая. Дарден согласился: лучшего тайника невозможно было бы придумать. Залез по лестнице из хлева, спрятал на крыше вещи гостя, закидав их сеном, не пожалев охапку. Лестницу вынес на улицу, чтобы любому, кто здесь окажется, та не подсказала желание наведаться наверх.
Пока Дарден выходил, алатус что-то рисовал в своей книге. Когда мальчик вернулся, показал развёрнутый лист, на котором стоял, растопырив руки человечек, рядом — печка и на ней — второй.