Обзор истории русского права
Шрифт:
Имущественные права общины. Имущественные права общины возможно рассматривать, только начиная с XV в. (т. е. с того времени, когда о них существуют достаточные исторические свидетельства). B XV в. община обладает всеми гражданскими правами, а именно обязательственными, наследственными и вещными.
Предметом общинных вещных прав служат преимущественно недвижимые вещи – земли, именуемые в Московском государстве черными, и дворы. Здесь следует рассмотреть права общины на имущества, находящиеся в непосредственном ее обладании, и отношение ее к имуществам, отданным частным лицам (членам) в пользование.
В непосредственном пользовании общины находятся воды, леса, луга, выгоны, необработанные участки (пустоши), а равным образом обработанные, но запустевшие. Что касается в частности лесов и вод, то в ту эпоху они уже не считаются res nullius и в писцовых книгах приписываются к известной волости, как ее собственность. Впрочем, иногда леса и воды приписываются в общее владение нескольких соседних волостей; иногда же, наоборот, право на них дробится между селами, составляющими волость («лес у села и деревень вопче»). Лугами иногда пользовались без раздела; косьба производилась общими силами или на деньги общины; скошенная трава делилась числом копен по тяглам (Борисов. «Акты о разделах, променах и переделах земли в XVII и XVIII вв.» в Чтен. общ. ист. и др. Р., 1860. Кн. III, смесь. С. 5). Сущность прав на имущества, состоявшие в непосредственном пользовании общины, заключается не только в праве владения, но и в праве распоряжения: община (ее представители – староста и общий сход) отдает в срочное или бессрочное содержание новым поселенцам участки необработанной или запустевшей земли: «Мне тот лес дала волость – староста с крестьяны, и я избу поставил», – говорит на суде 1490 г. один крестьянин (см. Ак. Юр., № 6). Новый поселенец в своей записи пишет: «Се аз Григорий, Филимонов сын, дал есми на себя запись Тавренского стану Вахрамею Трофимову, сыну Воронину (т. е. старосте), и всем крестьяном Тавренские волости, что аз взял у них 12-ю долю обжи пустого с великого дни Пасхи Хр. 104 г. до велика же дни 105 году… А покину (участок) и жилца не посажю, и на мне взять старосте в мир рубль денег» (Ак. Юр., № 187). Волость меняет деревни (пустые) на другие имущества с соседними владельцами: например, «…деревни променяли Масленские волости крестьяне Кириллова монастыря старцам: а меняли старцы и волостные крестьяне, смотря по угодьям промеж себя полюбовно» (Там же, № 151). Однако, в идее община имела полное право распоряжения
179
Приведем следующий пример, свидетельствующий в то же время о подобных же правах (конечно, не таких же) на землю и крестьян частновладельческих в половине XVI в. «Се аз Истома Васильев, сын Ковезинов, да аз Василей Тимофеев, сын Ресцова, да аз Белова Иван, Васильев сын (перечисляется еще 14 имен), все есмя крестьяне, царя государя великого князя Озимковские слободки и деревень, что есмя били челом царю государю великому князю на бывшего архимандрита Симонова монастыря Олексея с братьею, да на приказщиков и на крестьян села Веси Егонские: на приказщика на старца Симана, да на слугу на Третьяка на Малого, и на крестьян села Веси Егонские и деревень – на Федора на Фалина, да на Наума на Патрика, да на Ивана на Исакова, да на Ивана, на Семенова сына, и на всех крестьян села Веси Егонские и деревень, а искали есмя на них по цареве государеве грамоте… в Углецком уезде четырех починков: починка Заборского, да починка Плоского, да починка Олексеевского, да починка Болшова Острова». Царь, по суду и сыску судей и писцов, решил в пользу монастыря; лишь один поселок, возникший недавно, царь велел поделить пополам между спорящими сторонами. Но крестьяне Озимковской слободы и деревень нашли это для себя невыгодным, по отдаленности присужденной им половины починка, и променяли ее на покосы в 300 копен сена и лес на 2 версты от слободки. Затем стороны провели полюбовную межу, которую представили («дали») «в Поместную избу дьяку Путилу Михайлову за своими руками»… «И нам тое межи не рудить (не нарушать)… Аучнем аз Истома Васильев… Озимковские слободки и деревень крестьяне… впредь тое межу рудить… ино на нас… на всех крестьянах Озимковские слободки и деревень взяти слуге Симанова монастыря, да всем крестьяном села Веси Еговские и деревень по сей записи 70 рублев денег. И запись есмя написав полюбовно меж себя розняли по противнем» – обменялись копиями (С.А.Шумакова. «Угличские акты». № LXVI, 1563). Итак, чернослободские крестьяне «царя государя» судятся перед царем, который и решает дело не в пользу их; недовольные решением, они заключают мировую с противной стороной и совершают мену, по которой уступают одно имущество и приобретают другое. Нет сомнения, что перед нами действуют собственники, но не каждый крестьянин в отдельности, а вся община – слободка с деревнями. Отметим, что и частновладельческие крестьяне в больших вотчинах (дворцовых и церковных), здесь в Веси Егонской, являются соучастниками в правах на землю со своими владельцами: они отвечают по иску и в их пользу выговаривается неустойка, в случае нарушения сделки противной стороной (см. о крестьянах в ист. госуд. права).
В 1531 г. великий князь дает судей спорящим между собой сторонам – приказчику Симонова монастыря, с одной стороны, и соцкому и крестьянам Велетовской волости, с другой, по тяжбе о границах владений: монастырь жаловался, что велетовцы «приезжаючи из волости за 10 верст через лес и через болото, сено деи косят и лес секут силно, а называют деи те их пожни и лес своими пожнями волости Велетовской» (Там же. № XXIII).
Из актов, относящихся к частновладельческим крестьянам, убеждаемся, что община сельская могла владеть и городскими имуществами, как лицо юридическое: в 1613 г. некто Тит, прозвищем Семой, зеленщик, посадский человек города Углича продал «Сергеева монастыря слуге села Прилук прикащику Феофану, Степанову сыну Ивачеву, да селаж Прилук соцким Спиридону Денисову, да Ивану Якимову и всем крестьянам села Прилук двор свой в городе» (Там же. № LX). В 1616 г. Анна Горяйнова продала «Живоначальные Троици Сергиева монастыря села Прилука соцким Ивану Семенову, да Матфею Васильеву и всем крестьяном Прилуцкие волости двор свой на Угличе в остроге» (Там же. № LXI). В первом случае покупщиком является частный владелец вместе с крестьянами своими; во втором – только крестьянская община, волость.
Отношение прав общины на обработанные земли, находящиеся в частном пользовании членов ее, бывает двоякого рода: или волость оставляет за собой право распоряжения ими, или же отдает их в наследственное пользование частных лиц. В первом случае (но гораздо реже) осуществлением прав волости является периодический передел участков между членами ее. О существовании его свидетельствуют исторические памятники довольно поздние, например, акты Шуи с конца XVII в. (см. выше-цит. соч. Борисова). Из них можно заключить, что переделы происходили через 10-летние периоды, совершались целым сходом участников и скреплялись особой записью в земской избе. Перемены в лицах, участвующих в общинной земле, в продолжение периода передела не влияют на него; член общины может отчудить свой участок, но если участок его переходит лицу, не принадлежавшему прежде к общине, а продавец сам выходит из нее, то все повинности с этого участка падали на покупщика. Были также общинные земли и под огородами (в городах), также будто бы подлежавшие переделу (по словам Борисова; но в изданных им актах говорится только об отдаче их на оброк). Впрочем, обыкновенно члены общины владели участками долгое время без передела (см. выше с. 161; о владении оброчном частном владении на тяглом праве так называемых «своеземцев» см. с. 162, 163). Вечный владелец участка общинной земли может продать его стороннему лицу – не члену волости. Приобретение участка «беломестцом», т. е. не тяглым человеком, могло быть к ущербу прав общины; в силу этого установлено было право общинного выкупа, как в родовых имуществах – право родового выкупа (см. факт XIV в., приведенный на с. 162).
Разрушение общинных прав правами частных лиц (членов общины) шло гораздо медленнее, чем в родовых имуществах и городских тяглых, чему способствовала меньшая привлекательность волостных имуществ по их малоценности, но несомненно, что это разрушение шло.
Меньшие сельские общины и кооперативные союзы. В некоторых частях Московского государства вместо высших общин (волостей) на первый план выступают меньшие составные части волости, а именно: села или деревни, а также родовые общины – дворы (печища) и товарищества.
Что касается до сельских общин и деревень, то уже довольно рано в них одних сосредоточиваются функции волостей и вместе частные права на владение землей. Не только в средней, но и в северной Руси в конце XVI в. и в XVII в. часто не волость, а деревня ведает раздачу участков новым поселенцам: она производит разделы участков, она владеет сообща лесами и угодьями. Кеврольский писец 1686 г. встретил факт, что некто Шумилко Давыдов заложил покосы и пашни кеврольцам; писец не признал этой сделки, потому «что у него, Шумилка, та земля была чужая, а не своя, дали ему мирские люди» (П. Иванов. «К ист. крестьян, землевл.». Докум. арх. Ком. М. А. О. I, III, 430). Деревне принадлежит общинное право владения угодьями: так называемый Судебник царя Феодора (ст. 176) говорит: «А что за которою деревнею угодья есть путики, или иное что, – ино про то сыскивати старыми жилцы, и сыщут в которой деревне – или в судной приписати (?) (может быть; «или в судной грамоте приписаны» эти угодья), – ино далним жилцам иным деревням к тем путикам не ходити на чужие деревни, никоторого угодья угодовати не полюбовно» (т. е. без особого соглашения о том). Охранение деревни-общины от вторжения чужих владельцев было тем необходимее, что нередко сами члены деревни подавали к тому повод: или продавали свои доли соседям, или сами переселялись в другие деревни с сохранением за собой земли в прежних деревнях. Таким образом происходит пользование землей наездом, т. е. жителями других поселений. Такое пользование утвердилось повсеместно в XVI и XVII вв.; Судебник царя Феодора (ст. 161), стремясь сохранить общинную связь деревни, пытался установить следующее: «А кто наездом деревню пашет, и ему больше трех годов не пахати наездом, – любо скупат, либо спродавати с суда з жеребья; и огород ему по своей выте ставить» (т. е., пока в течение 3 лет обязанность огораживать лежит на владельце). Предположенное Судебником не исполнилось (ибо и самый памятник не есть закон). Цель предположенного закона заключалась в том, чтобы каждая община состояла исключительно из владельцев – местных жильцов – и не смешивалась с соседними общинами; трехлетний срок, назначенный для продажи участков (жильцам деревни) или скупки у них остальных участков, разумеется, не мог бы привести к цели, даже если бы такой закон был действительно объявлен; времена наступали другие: с XVII в. дело клонилось к утверждению частных прав членов общины на отдельные участки и к свободному гражданскому обороту их. Из актов XVII в. получается такой вывод: «все деревни в хозяйственном отношении можно разделить на три группы: в одних вся земля распределяется между самими жильцами, и таких большинство; в других рядом с жильцами есть владельцы иных деревень, т. е. рядом с дворовой есть наезжая пашня; количество их значительно вырастает к концу столетия»… (П. Иванов. Ор. с. С. 433).
Крестьяне все более и более дорожат правом отчуждения своих долей и практикуют его: архиепископ Холмогорский Афанасий запретил было своим чухченемским крестьянам продавать и закладывать участки, но крестьяне обратились к нему с такой жалобой: «Пожалуй нас, сирот твоих, благослови нас меж собой земли свои, нужды ради, продавать и закладывать для того, что у нас прокормиться нечем, только не продажею земляною и закладом» (Иванов. С. 429). Но пока, в XVI в. и ранее, общинные права были еще жизненны, участки обработанной земли и угодья подлежали владению общины. Само собой разумеется, что то же в высшей степени относится к лесам: в мнимом Судебнике царя Феодора Ивановича (ст. 174) поставлено: «А у которых сел и деревень есть молоди, – и тех молодей прежних выпашет (выпашень?) и тех лесов складниками (складникам) меж себя без делу и без жеребия ни сетчи, ни пахати, а кои складник без делу молоди высечет или пашет, а иной складник не сек, а выть ему таковаж в хлебе, хоти он и ставил тогоже лесу». То есть, если в каком селе или деревне есть молодые заросли по прежним пахотным полям, то они не могут подлежать свободной эксплуатации каждого: вновь распахивать их могут товарищи (члены общины) по соглашении и разделу (общее пользование всякому предоставлено лишь в общих черных лесах «царских», как сказано выше). Здесь хотя употреблен термин «складник», что означает член товарищества (а не общины), но в данном случае этот термин применен к членам общины, ибо речь идет о «селе и деревне» (в том смысле, какой имеют эти термины в конце XVI в.).
Деревня представляет уже очень мелкую единицу, заключая в себе в большинстве случаев три-четыре двора, и в редких случаях достигает до 15 дворов. Но есть деревни, состоящие из одного двора. В последнем случае эта форма общины совпадает уже с последней наименьшей клеточкой общинных форм – двором. Древний двор нельзя рассматривать как нынешнюю семью, и еще менее, как индивидуальное лицо – владельца дома [180] .
Хотя складничество есть договорное отношение, и права товарищей на землю суть condominium, а не общинное право, но такое понятие применяется и к явлениям семейного быта: так, приданое (древнее складство: см. рядную Тешаны в Хрестоматии по ист. рус. пр. Вып. I) есть вступление в товарищество одного лица (жены) с другим (мужем); в примачестве «из имущества зятя и тестя составляется складной живот, откуда и сделки иногда получали название складных» (г. Иванов ор. с.) [181] .
180
Г. Иванов, на основании прочитанных им документов, говорит: «Субъектом (владения) был двор, под которым понимался не один только наличный состав живущих в нем семейных и товарищей, а ряд преемственно связанных поколений родственников: одновременно во дворе жили или один хозяин, или отец с детьми, братья, братья с их детьми, с племянниками, дед с сыновьями и внуками, двоюродники, свойственники, посторонние складники… В одном дворе иногда жили посторонние – товарищи, складники, согласившиеся сообща владеть землей и вести хозяйство: «Деревня Большая Жердь (Мезенского уезда): двор Федотко Ферапонтов, да с ним же складник его Михайло Мелентьев. Иногда сообща владели землей, на дворе же с одним из товарищей жил и вел хозяйство половник другого» (о. с. 416).
181
А. Ефименко приводит интересный пример превращения семейного союза в складство.
182
Когда мы говорим о применении форм семьи к товариществу и обратно, то, конечно, ведем речь о юридических (личных и имущественных) отношениях членов семьи, а не о физиологической связи лиц двух полов и не о последствиях этой связи, т. е. рождении детей. Из плотских связей и рождения детей может вовсе не образоваться семьи. Об этом никак не позволительно забывать юристу. Наоборот, семья может состоять из усыновителя и усыновленного. Известно, что и супружеский союз есть не только conjunctio maris et foeminae, но и divini ас humani juris communicatio. Забвение того, что супружеский союз и союз родителей и детей есть правовое установление, а не только физиологическое, ведет к большому числу серьезных заблуждений. В частности и понятие складства лишается надлежащей точки опоры для правильного изъяснения. С какого времени появляется этот термин в наших памятниках? В тексте книги мы уже в прежнем издании ее указывали, что употребление его относится еще к XIII в. (факт, который почему-то игнорируется), а именно в рядной Тешаты читаем: «Се порядися Тешата с Якымом про складство». Что же это за явление? Ученый, опубликовавший этот акт с надлежащей верностью, большой знаток старого русского языка, И.И.Срезневский, говорит, что складство есть сговор, точнее – договор о приданом: «На девце Якым серебро взял, а мониста Тешатина у Якымовы жены свободна Тешате взяти и ращет учинили промежа себя». И в нынешнем народном языке «складство» или «кладка» есть имущественный брачный договор, определяющий приданое и вено (выкуп за невесту взамен ее приданого). По этому договору стороны, жених и невеста (или их родители), установляют из частей имущества того и другого общую массу для общих целей союза: две стороны складываются имуществами. Это – первые и самые типичные «складчики». Приданое и вено суть явления семейного права, а потому и складство есть прежде всего термин семейного права. То же и в усыновлении: кому древние имущественные отношения семьи рисуются по Своду Законов, должен прочитать обоюдные рядные записи супругов (см. текст, с. 519) и условия принятия зятя в дом. Затем складниками являются братья и их нисходящие – сонаследники общего имущества. Если они живут в одном доме, то именуются семьей, хотя жена и дети у каждого свои. Из первоисточника складничества возникают потом виды его, все более удаляющиеся от семейного права в сферу права обязательственного. Члены дома могут потерять кровную связь (чужой может купить долю семьянина и войти в дом); это будет уже товарищество, однако образованное по типу семьи, ибо в общем доме царствует не республика, а есть домовладыка, которому прочие подчиняются. По крайней мере чужие люди – приемыши – прямо обязываются к повиновению семейной власти. Если иногда складчики ссорятся и бьют друг друга, то и во многих супружествах это случается. В интересном акте, приводимом госпожой Ефименко, люди посторонние установляют общее жилище в одном доме, общее производство и потребление всех имуществ; теперь мы назвали бы это коммуной, но древние люди о коммунизме не слыхивали. Как бы они назвали этот союз? Для них был единственный термин – семья, в которой, действительно, всегда и повсюду осуществляются те же идеалы общности (вопреки всяким законам о раздельности имуществ). Таким образом, товарищество строится по формам семьи.
В дальнейшем применении термина «складство» он может наконец потерять совсем прежнее правовое значение (родовое и договорное) подобно тому, как ныне слово товарищ применяется к отношениям совсем неюридическим (товарищ по гимназии). А потому возможно, что складниками могут называться и лица, совершенно чуждые друг другу по личным и имущественным отношениям: например, два или три монастыря, положенных в один оклад по взиманию налогов; могут также называться и простые соседи. Нам только надо помнить подлинный первоначальный смысл термина.
Между тем из родственного союза, составлявшего первоначально двор, через расселение частей его по отдельным дворам с сохранением общих прав на многие части имущества и возникает территориальная община – деревня, село. Известны примеры огромных поселений, сохранивших одну фамилию и несомненно составлявших прежде один род, превратившийся в территориальную общину. Вот почему «двор» мы вводим в связь с другими формами общин.
Но и чисто договорные товарищества, без примеси родственных начал, не могут быть исключены из числа субъектов права собственности на землю. Обширное и повсеместное распространение этого вида землевладения, называемого складством и сходного с ним сябреного, обратило на себя внимание в конце XVI в. Так называемый Судебник царя Феодора Ивановича (как мы видели) членов сельской общины именует складниками. Но тот же памятник содержит в себе несколько постановлений, относящихся к имущественным правам собственно складства: «А кои складник захочет на новое место двор ставить, или иную хоромину, и ему поставить от далных хоромин в любом месте, где похочет, хотя на хмельнике, а отдать ему земля в любом месте, где другой полюбит, а на какову землю наставитце двором, или храминою, такова земля и отдати, а сверъх того по любьве» (с. 160); в этом постановлении (наполненном плеоназмами) простой смысл тот, что при выходе члена одного двора на особое место жительства, выбор этого места предоставляется выселяющемуся. Другое постановление того же памятника (ст. 162) относится уже не к моменту расселения товарищей, а к моменту приселения их друг к другу в один двор: «А складник у складника в одной деревне наставитце хороминою на подворную землю; и ему земля очистики, снести хоромина, только другому на то место что ставити, а будет не ставит ничево на то место, – и ему земля против того взяти в любом месте», – новый приговор (?). То есть новому складнику нужно очистить во дворе место для его зданий, если же он не пожелает воспользоваться дворовой землей, то может взять землю (для построек) в любом месте. Этими постановлениями о дворовой земле ограничивается мнимый Судебник в определении отношений складников; прочие отношения строятся частью по плану семейного права (совладение и разделы), частью определяются договорным характером товарищества и могут быть отчасти уяснены при помощи актов XVI–XVII вв. Складство образуется общим приобретением земли (на общие средства), общие права складников на землю скрепляются «купной грамотой». Пользование землей было двоякое: или участки «вопчей земли» менялись между складниками каждогодно (по очереди), или жеребьи земли находились в более или менее продолжительном пользовании отдельных членов товарищества. В отношении к государству и сторонним лицам складство выступает, как цельное лицо (единица); земля его облагается податями, как имущество одного собственника; процессуальная защита прав на общее имущество (не касаясь участков, которые могут принадлежать каждому складнику в отдельности) ведется от имени товарищества; круговая обязанность товарищей по ведению исков скрепляется так называемой «одиношной записью», копии которой находятся в руках каждого из товарищей [183] .
183
См. Русскую историческую библиотеку. Т. XII. С. 14, 29, 218, 219, 267, 431, 450; Т. XIV. С. 128, 130, 555, 570, 583, 760, 763, 764, 769, 832; Акты Фед. – Чехов. II, № 151. – См. «Критические заметки по истории народного хозяйства в Великом Новгороде» А.Лаппо-Данилевского. С. 25–27.
в) Городские тяглые имущества. Если обработанные участки в сельских общинах способны были создать конкуренцию прав частных лиц с правами общины, то тем более надо ожидать этого в городских общинах, так как значительная ценность городских дворов и других однородных имуществ (лавок, амбаров и пр.) вызывает у частных лиц большее стремление к освоению их в исключительную собственность. Городской житель создает своим трудом новые большие ценности (постройки), признание на которые прав за общиной было бы нарушением простой справедливости. – Дворовыми местами называются участки земли, лежащие внутри посада, застроенные или пустые. Такого рода имущества (усадьбы) существуют, конечно, и в сельских обществах, но там они являются, как сторонний придаток к земле, и притом, будучи слишком малоценны, они не возбуждали никаких особых юридических определений.
Собственниками городских усадеб признаются посады в уездах и сотни внутри города Москвы. По-видимому, до начала XVII в. не возникало никаких вопросов оправе посадских общин на усадьбы, занятые частными лицами. Вопрос о таком отношении прав первых и последних выдвигается лишь тогда, когда посадская община начинает уже разрушаться под влиянием вторгающихся в нее чуждых элементов. Само собой понятно, что права частных лиц, составляющих общину, при отчуждении городских дворов членам той же общины, не подлежали никакому ограничению. Но среди посада находится обыкновенно укрепление («город» в тесном смысле), заключающее в себе так называемые осадные дворы; часть дворян и детей боярских, приписанных к городу в качестве служилых людей, живет временно или постоянно в этих дворах, а остальные поселяются в своих поместьях; но, желая приобрести себе постоянную оседлость близ города, многие из них покупают у посадских людей дворы. Неся же личную службу в пользу государства, они отказываются от службы податной тяглой, возложенной на посадских людей, и просят у государственной власти освобождения от нее (что и называлось «обелением»). Таким образом право частных лиц распоряжаться посадскими имуществами стало весьма чувствительно отзываться на благосостоянии общины. Чтобы хотя несколько ослабить эти последствия, в обычае установился и здесь выкуп общиной отчужденных беломестцам городских имуществ (аналогичный с правом родового выкупа). Но когда и в этих случаях контрагенты сделки стали в актах искусственно помечать высокие цены (чтобы предотвратить выкуп), то община обращается с жалобами к правительству. Тогда и появляется ряд отдельных узаконений о праве владения городскими имуществами, предварявших и сопровождавших Уложение ц. Ал. Мих. Первым из этих узаконений было различено право частных лиц на здания и право города на землю: именно было запрещено продавать, закладывать, отдавать в приданое и завещать участки беломестцам; самими же зданиями владелец мог распоряжаться по своему усмотрению (ук. 1621 г.), но такому разграничению, установленному законом, практика подчинилась не сразу. Члены общины, пользуясь своим правом на здания, продолжают отчуждать дворы, а общинам оставалось выкупать их. Тогда в 1627 г. (Ук. кн. зем. пр. VII) было предположено вовсе вывести беломестцев за черту посадских земель, но эта мера по значительности числа беломестцев, подлежавших ей, как видно из последующих узаконений, не была приведена в исполнение. В 1634 г. указом (Ук. кн. зем. прик. XXXIII) было установлено уголовное наказание за отчуждение городского имущества беломестцу и в то же время уничтожено право лица на здания, которые причислены к общинным имуществам. Таким образом, частные лица лишились всех вещных прав на дворы, кроме права потомственного пользования. К этому указ 1641 г. (Ук. кн. зем. пр. XXXIII) присоединил распоряжение о том, чтобы при взыскании с тяглых людей по личным обязательствам дворы продаваемы были с публичного торга только тяглецам. Уложение обобщило и завершило собой весь первый период законодательства касательно тяглых городских имуществ, предписав беломестцам окончательно выселиться из общинных земель. Все вышеприведенные меры не могли, конечно, не стеснять имущественного оборота для самих тяглых людей, почему законодательство, начиная с 1677 г., начало склоняться к уступкам в пользу прав частных лиц. Указ этого рода разрешил отчуждать дворы беломестцам, если только они согласятся нести с них тягло вместе с общинниками (что, впрочем, согласно с прежними древнейшими правами общин). Самое важное и наиболее обширное узаконение об этом предмете дано в 1686 г. – это «Статьи о чернослободских дворах» (П. С. 3., № 1157), но, повторяя все предшествующее законодательство, этот закон нового дает только одно: именно он определяет, что в случае отчуждения беломестцами тяглых дворов, эти последние могут быть приобретены только тяглыми людьми, и затем тот же закон вновь признал за частными лицами право собственности на здания.