Очаг света [Сцены из античности и эпохи Возрождения]

Киле Петр

С о к р а т ( с добродушной усмешкой) Явился ты, не я, в венке и лентах, В пурпурном одеяньи, как у женщин, Свободном, длинном, - пышном, как у персов, Стратег афинский иль сатрап царя, О милый, о какой судьбе хлопочешь? А л к и в и а д О чем ты, о Геракл! Ну, я запомню. Сейчас.

Дай, Критий, часть твоих повязок, Украсим ими голову мы эту - Прекрасную при всем своем уродстве, Чтобы меня не упрекнули в том, Что я тебя украсил, а его-то, Кто побеждает всех решительно Своею речью и всегда при этом, А не однажды, как позавчера Ты, милый мой. К р и т и й Не с головы своей, С моей снял ленты, что вручил по чести. А л к и в и а д (украсив лентами Сократа) Да вы, друзья, мне кажется, все трезвы. Нет, это не годится, надо пить. Такой уж уговор у нас, не так ли? Пока как следует вы не напьетесь, Распоряжаться пиром буду я. К р и т и й Хотя сегодня нами решено, Друзья мои, не напиваться слишком, Вас, меру соблюдая, пить прошу, Чтобы беседа снова оживилась. (Подает знак мальчику.) А л к и в и а д ( выпивает из кубка, в сторону Сократа) Ему моя затея нипочем. Он выпьет столько, сколько ни прикажешь, И не пьянеет вот ничуточки! А р и с т о ф а н Беседовать не будем, только пить? А л к и в и а д О чем же шла беседа? А р и с т о ф а н Об Эроте. Мы думали, он бог и самый древний, Хотя и вечно юный. Но Сократ Эрота почитает не как бога, А демона, который возбуждает В нас похоть и стремленье к красоте. С о к р а т Аристофан нас, как всегда, смешит. А л к и в и а д Стремленье к славе и бессмертью, знаю. В нем это есть - в Сократе, говорю. И я вот должное ему воздам. С о к р а т Послушай, уж не высмеять ли вздумал Меня, наглец, в своем похвальном слове? А л к и в и а д Комический поэт гримасы строит, Когда он любит или ненавидит - Едино все, отца не пожалеет, Уж такова у бедного природа. Я говорить намерен правду, только Позволишь ли ты мне? С о к р а т Ну, если правду, Не только я позволю, а велю.

Флейтистка в окружении молодых людей на заднем плане играет на флейте, заставляя их танцевать, - интермедия.

А л к и в и а д. Более всего, по-моему, он похож на тех силенов, какие бывают в мастерских ваятелей и которых художники изображают с какой-нибудь дудкой или флейтой в руках. Если раскрыть такого силена, то внутри у него оказываются изваяния богов. Так вот, Сократ похож, по-моему, на сатира Марсия. Что ты сходен с силенами внешне, Сократ, этого ты, пожалуй, и сам не станешь оспаривать. А что ты похож на них и в остальном, об этом послушай. Скажи, ты дерзкий человек или нет? Далее, разве ты не флейтист? Флейтист, и притом куда более достойный удивления, чем Марсий.

С о к р а т. Чем Марсий!

А л к и в и а д. Напевы Марсия божественны и увлекают слушателей даже в игре нашей флейтистки, поскольку мы испытываем потребность в богах и таинствах. Всего этого Сократ достигает без всяких инструментов, одними речами.

Что касается меня, друзья, то я, если бы не боялся показаться вам совсем пьяным, под клятвой рассказал бы вам, что я испытывал, да и теперь еще испытываю, от его речей.

Я впадаю в такое состояние, что мне кажется - нельзя больше жить так, как я живу. И только перед ним одним испытываю я то, чего вот уж никто бы за мною не заподозрил, - чувство стыда.

Интермедия.

Вы видите, Сократ любит красивых, всегда норовит побыть с ними, восхищается ими, а между тем, по собственному опыту знаю, ничего ему не нужно от них, да ему совершенно неважно, красив человек или нет, богат ли, лишь бы зачаровывались мы звуками его флейты, поскольку он сам, видимо, зачарован напевами Марсия и Орфея.

А хотите знать, каков он в бою? Тут тоже нужно отдать ему должное. В той битве, за которую меня наградили военачальники, спас меня не кто иной, как Сократ, не захотев бросить меня, раненого, он вынес с поля боя и мое оружие, и меня самого.

Особенно же стоило посмотреть на Сократа, друзья, когда наше войско, обратившись в бегство, отступало от Делия. Вот тут-то Сократ и показал мне себя с еще лучшей стороны, чем в Потидее, сам я был в меньшей опасности, потому что ехал верхом. Насколько, прежде всего, было у него больше самообладания, чем у Лахета. Кроме того, мне казалось, что и там, так же как здесь, он шагал, говоря твоими, Аристофан, словами, "чинно глядя то влево, то вправо", то есть спокойно посматривал на друзей и на врагов... Ведь тех, кто так себя держит, на войне обычно не трогают, преследуют тех, кто бежит без оглядки.