Очарованная вальсом
Шрифт:
Тот факт, что он приглашен сюда в качестве партнера Изабель, не имел особенного значения до тех пор, пока он не обнаружил, что его спальня соединяется дверью с ее спальней и Изабель уже ожидает его в ночной сорочке и простерев к нему руки.
Он получил большое удовольствие от визита, однако его юные мечты развеялись как дым. Рисовавшийся ему идеал женщины отныне был сброшен с пьедестала и втоптан в грязь. Все ли женщины таковы, как Изабель, если им представляется удобный случай? Ричард начал верить, что да, поскольку все они одинаково легко таяли в его объятиях, и пыл его поубавился. Он чувствовал себя обманутым.
«Целуй
А от Ванды, казалось, исходило сияние чистоты, шел из ее души волшебный свет. Ричард готов был поставить на кон свою жизнь, что был первым мужчиной, поцеловавшим ее. В Ванде чувствовалась очаровательная, не пробудившаяся еще до конца юность, хрупкая, ускользающая, как освещенная солнцем капля росы на первом весеннем цветке…
Ричард бродил по снегу до самой зари, а вернувшись к себе, проспал почти до полудня без сновидений.
Проснувшись поздно, он потерял возможность увидеть Ванду во время утренней прогулки. Подумав, он решил, что напишет ей перед ленчем и расскажет в письме всю правду о себе и своем положении. Пришло время, решил он, выйти из затеянной императором Александром игры в прятки и переодевания.
Он не был и никогда не сможет стать ни шпионом, ни интриганом. Это целиком и полностью противно его натуре, его воспитанию. Его понятие о джентльменстве было при нем, в какие бы условия и обстоятельства он ни попадал по воле фортуны. И когда в детстве и отрочестве, а потом в ранней юности ему в разное время доводилось бывать в России у русских родственников своей бабки по материнской линии, он и представить себе не мог, что когда-нибудь русские люди оплетут его такими сетями, в каких он оказался запутавшимся сейчас — на русской земле его всегда встречали сердечно, радушно, тепло: как это называют русские — хлебосольно…
Но теперь Ричард знал, что никогда больше не позволит себе быть втянутым в чьи бы то ни было интриги, а особенно в тайные замыслы царя Александра против Клеменса Меттерниха, австрийского министра, а проще говоря — политического монстра Европы: он подчинял своему обаянию и обескураживал, приближал к себе нужную ему фигуру, затем отдалял ее, обдавал лютым холодом и согревал, воодушевляя, лишал надежды и вознаграждал…
Ричард нагляделся на все это и твердо решил, что, даже рискуя потерять положение царского гостя, он должен сказать всему этому «нет». О своем решении он обязательно доложит Александру, но первой о нем должна узнать Ванда. Ведь именно ее столько времени он обманывал, так что он был перед нею в долгу, если не сказать больше.
К тому времени как Ричард оделся и был готов к выходу, ему передали, что его ожидает царь. Скрепя сердце он вынужден был сопровождать Александра, вознамерившегося нанести визиты другим государям, дабы обменяться с ними впечатлениями и комментариями по поводу вчерашнего дня, а попросту посудачить на высшем уровне, перемыть косточки видным фигурам, как знатным, так и просто знаменитым.
Ричард должен был участвовать и в назначенной на сегодня санной прогулке. Выпавший ночью снег сменился довольно крепким морозцем, но толпа на Йозефплац собралась немалая — это было еще одно прелюбопытное зрелище: ярко раскрашенные сани, покрытые позолотой, с бархатными зелеными подушками, аристократы в мехах и драгоценностях, украшенные серебряными колокольчиками лошади. Язычки колокольчиков были в виде герба австрийского императорского дома.
Едва все расселись, взыграли трубы, и процессия тронулась. Впереди следовал кавалерийский эскорт и запряженные шестеркой лошадей большие сани с трубачами и барабанщиками. Медленно проследовав по главным, запруженным зеваками улицам Вены, санный поезд выехал за город и веселым галопом понесся по дороге, ведущей к Шенбруннскому дворцу.
На передних санях сидели австрийский император Франц и русская императрица — на ней красовалась шляпа с алмазным плюмажем и зеленый бархатный плащ, подбитый горностаем.
Ричард предполагал, что окажется в одних санях с Екатериной, но обнаружил рядом с собой графиню Софию Жичи, которая, как поговаривали, страстно хотела заполучить в поклонники русского государя. Правда, последний был настолько увлечен ее золовкой, что едва обратил на Софию внимание, разве что дал ей прозвище — Блестящая Пустышка. Вряд ли это можно было счесть комплиментом, если вспомнить титул Селеста — «небесная», — которым он наградил Юлию. Хотя в список седоков санной прогулки Софию все же включили — вероятно, за ее умение поддержать оживленный разговор в любой компании. Александр напрасно будет тратить время, если продолжит обхаживать Юлию, сердце которой, как многим известно, отдано другому, подумалось Ричарду. Русскому государю лучше переключиться на Софию — очень хорошенькую, на все готовую.
Вот и Шенбрунн. Сани выстроились вокруг замерзшего озера, превращенного нынче в каток. Любители поскользить по льду на коньках с наслаждением предавались сему развлечению, облаченные в яркие национальные костюмы стран Северной Европы.
В последнее время Ричард, подсознательно ища глазами Ванду, стал даже злиться на себя за то, что эта девушка стала его навязчивой идеей. Вот и сейчас, едва они прибыли в конечный пункт санного променада, он принялся обшаривать глазами присутствующих.
Слуги принялись разносить горячие напитки тем из гостей, кто решил не присоединяться к катающимся на льду и остаться в санях. Ричард взял с подноса бокал и передал его графине.
— Выпьем за ваши мысли? — мягко спросила она.
Тут Ричард сообразил, насколько он был неучтив во время прогулки.
— Простите меня, — сокрушенно покаялся он. — Я действительно погрузился в мысли о своих заботах, вместо того чтобы развлекать вас в дороге.
— Вы, наверное, влюблены, — просто отвечала она. — Признаки этой болезни мне хорошо знакомы.
— Странно, но тот же вопрос я задаю самому себе. Я влюблен? Возможно ли такое со мной?
— Ответ вам может дать лишь ваше сердце, — молвила графиня.
— Боюсь, что не могу верить своему сердцу, — грустно отозвался Ричард.
— Тогда поверьте мне, — улыбнулась она. — Моя интуиция подсказывает мне, что вы влюблены, и, возможно, впервые в жизни.
— Почему вы так решили? — спросил Ричард, немало удивленный.
— Возможно, во мне иногда просыпается дар ясновидящей, — отвечала София. — В вашем лице есть нечто, что подсказывает мне, что вы на пороге чего-то столь удивительного, что это кажется вам не реальностью, но игрой воображения.