Очень далекий Тартесс (др. изд,)

Войскунский Евгений Львович

Я написал на бланках заказа свой гостиничный адрес и сунул их в щель приёмного автомата. Потом, лавируя в густой толпе, я потащил Леона в книжный отдел. Там он был немедленно атакован юными любительницами изящной словесности, ему пришлось направо и налево надписывать свой последний сборник стихов «Левиафан». Тем временем я набрал гору книг, главным образом новинок на интерлинге, в том числе толстый трактат Селестена «Эволюция человека — куда она направлена?». Любопытства ради полистал альманах «Новое в этнолингвистике», раза два или три в нём мелькнуло имя Андры Холидэй —

в связи с той африканской экспедицией. Некий учёный муж называл высказывания Андры об этимологии каких-то пигмейских речевых оборотов наивными. Попался бы он мне, этот гуманитарий! Ну-ка, как его фамилия? Я удивился: статья была подписана Эугеньюшем — тем самым, надеждой этнолингвистики.

Ладно, не моё это дело.

Я положил «Лингвистику» обратно на полку и пошёл выручать Леона.

В музыкальном отделе мне пришлось обратиться к консультанту — полной пожилой женщине с жёлтыми полосами и доброжелательным лицом. К сожалению, запись песни «И снова гудят корабли у причала» ещё не поступила. Не желаю ли я послушать записи новейшей музыки? Я пожелал, но что-то новейшая музыка мне не понравилась: тягучая, как мармеладная резинка. Что-нибудь другое, пожалуйста.

Леон поглядывал на часы.

— Ты торопишься? — спросил я.

— Нет, но… если ты решил обойти все отделы…

— Больше никуда не пойду. — Я повернулся к консультанту:

— "Хорал" Древесникова? Да, мы послушаем.

У-у, какое вступление! Это подойдёт. Что ещё? Тетра-симфония «Жизнь человека» — пойдёт! Можно и баллады Милтоуна: как-никак он был пилотом, прежде чем нашёл себя в музыке. Композиторов прошлого века? Кто там? Скрябин, Равель, Прокофьев, Хиндемит — отлично, возьму всех. А это что за кристалл — «Песни великой революции»? Можно послушать?

Я вздрогнул, когда мужественный баритон запел по-русски — сдержанно и как-то очень доверительно: «Мы ехали шагом, мы мчались в боях…» Я увидел: скачут по степи всадники в краснозвёздных шлемах, пригибаясь к конским шеям, руки с саблями вытянуты вперёд…

Да, не зря я заглянул сюда. Одна «Гренада» чего стоит! Куча кристаллозаписей громоздилась на столе, я заполнил бланк заказа и попросил все это доставить в гостиницу.

Консультант сказала с максимально доброжелательной улыбкой:

— Ведь ты Улисс Дружинин, я не ошиблась? Вчерашнее твоё выступление на Совете мне очень не понравилось. Оно может оказать вредное влияние на молодёжь.

— Это ещё почему? — вмешался Леон.

— Я много лет работала с детьми и знаю. Дети очень впечатлительны. Подумай сам, что будет, если после таких необдуманных выступлений у подростков начнётся космическая лихорадка? Разве ты забыл, как они восприимчивы?

Леон готов был вспылить, я поспешил увести его прочь.

— Классная дама из гимназических романов! — ворчал он, пробираясь вслед за мной к выходу из рипарта. — Попадись к такой в руки — закормит до удушья сладкими пряниками… Ах, деточки, не ходите в космос…

— Брось, Леон. Классная дама, может, по-своему права. Мы помчались, а надо ехать шагом.

— Вот как! И это говоришь ты, Улисс Дружинин?

Я промолчал. Мы вышли на улицу, в людской водоворот.

Принято считать, что век урбанизации кончился, да и статистика показывает, что население старых городов значительно уменьшилось, люди предпочитают селиться «на природе», — а вот же как запружён город, какие толпы на площадях…

— Да, перенаселённость — вещь нешуточная, — сказал Леон. Должно быть, вид праздничных толп вызвал у него те же ассоциации. — В твоей речи, Улисс, мне больше всего понравились два слова: «преодолеть инерцию». В том-то и штука! Домоседы всегда составляли большую часть человечества. Оно привычнее — накатанная колея жизни. И спокойнее. Что говорить — план расселения во времени грандиозен. Но я не уверен, что, когда настанет время практического осуществления, не появятся влиятельные классные дамы обоего пола. Они начнут вопить: «Одумайтесь! Куда вы хотите ввергнуть бедное человечество! Ах-ах! Вы хотите, чтобы люди повернули вспять, чтобы они дрались с хищными ящерами в чёрных болотах мезозоя? Фи!..»

Шедшая навстречу пожилая чета испуганно отпрянула в сторону.

— Что за манера — кричать на улице, — донеслось до нас по-русски.

— Слышишь? — усмехнулся я.

— Именно кричать надо! — Леон все же понизил голос. — Надо расшатывать инерцию. Нельзя откладывать на дальние времена выход в Большой космос, если есть возможность сделать это сегодня. Улисс, мы не одиноки, ты знаешь сам. Будем драться за разведывательный полет.

— Решение Совета может отменить только сам Совет.

— Так заставим его отменить! Организуем выступления в печати, опрос общественного мнения…

— Вряд ли поможет опрос. Получится примерно та же картина, что при голосовании в Совете. Даже хуже.

Леон остановился, загородив мне дорогу. Он смотрел на меня беспокойно и удивлённо.

— Не пойму, что с тобой творится, Улисс.

— А что такое?

— Какой-то ты… смирившийся… Зачем ты подарил мне значок? Для чего набрал столько барахла? Что ты задумал, Улисс?

— Если тебе не нравится значок, отдай обратно.

— Мне не нравится твоё настроение.

Он пристально смотрел, и я понял ход его мыслей.

— Зря беспокоишься, — сказал я. — Тебе не придётся гоняться за мной по Европе. Все в порядке, Леон. Не знаешь случайно, что идёт в Интернациональном театре? Целую вечность там не был.

— Почему же не знаю? Идёт «Океанский прибой», инсценировка романа Сорокина.

— Стоящая вещь?

— Неплохая. Улисс, я понимаю, тебе не хочется сейчас говорить… Пожалуй, действительно нужна разрядка… Но потом, когда ты отдохнёшь, придёшь в себя…

— Там видно будет. Извини, что задержал, ты ведь куда-то торопишься.

Леон посмотрел на часы:

— Да, я опаздываю немного. Понимаешь, Нонна просила приехать.

— Привет ей передай. Ну, Леон… — Я стиснул ему руку. — Спасибо тебе.

— За что?

— Вообще… Всего тебе хорошего.

Уходя, я чувствовал, что он смотрит мне вслед. Потом толпа захлестнула нас обоих.

А мне было некуда торопиться. Я шёл не спеша по улицам, по бульварам, утопающим в цветах и пёстром праздничном убранстве.