Очень далекий Тартесс (др. изд,)
Шрифт:
Дед сидел спиной ко мне — сухонький, сутулый, в неизменной своей чёрной шапочке; перед ним стоял столик, заваленный таблицами и обрывками плёнки. А вдоль слепых, отдыхающих экранов прохаживался Робин, засунув руки в карманы комбинезона. Для полноты картины не хватало только «среднего звена» великой династии космических связистов.
— Легко твердить «не годится, не годится», — говорил Робин, продолжая мерно вышагивать из угла в угол. — Если бы вы с отцом с самого начала сделали упор на элементарные планетологические вопросы, а не на теорию информации…
Тут он повернулся и увидел меня.
— Какими судьбами? — Робин широко развёл руки и заулыбался, но улыбка не согнала с его лица выражения озабоченности. — Садись, Улисс, сейчас мы…
— Без теории информации, — проскрипел Дед, — без выработки кода вообще не стало бы возможности обмена.
Он тяжело поднялся, кивнул мне. Я протянул ему плёнку: может быть, там значилось нечто важное? Дед посмотрел, бросил плёнку на стол и сказал:
— Все то же. — Волоча ногу, он направился к двери. — Отдохну немного перед обедом, Михаил.
Мы остались вдвоём с Робином.
— Что хорошего, Улисс? Впрочем, знаю, знаю — хорошего ничего нет. Возвращаешься на свой корабль? А у нас тоже сплошные неприятности. Ни черта не можем понять, что стряслось с Сапиеной.
— Молчит? — спросил я.
— Молчит! — Робин постучал костяшками пальцев по главному экрану, будто этот стук мог пробудить от спячки неведомых абонентов на другом конце канала связи. — Запросили рецепт открытого огня — и замолчали. Мы тут ломаем голову, загрузили алгоритмами догадок логические машины. Но все наши гипотезы не стоят… не стоят застёжки на твоём костюме. Кстати, недурной костюмчик. Теперь такая мода пошла?.. Понимаешь, мыслим по-земному! Слишком по-земному. И машины наши антропоидны. Вот в чём беда.
Ты прав, подумал я. Прав как никогда. Мы ещё не готовы для разговора с Большим космосом. Далеко ли мы ушли от неандертальцев, тупо таращивших глаза на звёздное небо, такое непонятно-пугающее? Положим, знаем мы неизмеримо больше, но вот понять… Для того чтобы понять, надо быть там. Надо стать наконец homo universalis.
— Что? — спросил Робин. — Не понял твоего менто.
«Раньше ты понимал меня лучше», — с внезапной горечью подумал я.
— Нет, я не посылал менто. Послушай, а ты уверен, что они просили именно огонь? Может, вы их вовсе не поняли и последний сигнал означал просто «не хотим больше с вами разговаривать»…
Робин отлепился от экрана и присел на край стола, небрежно отодвинув груду бумаг и плёнок. Кажется, он немного успокоился, во всяком случае ответил он примерно так, как бывало прежде, когда мы летали вместе:
— Я всегда говорил, что у тебя светлый ум, Улисс. — И, помолчав, добавил: —
— Значит, нужен огонь, — сказал я. — На Земле давно нe пользуются открытым огнём, но каждому дураку известно, что огонь бывает разным. Не обязательно при соединении вещества с кислородом. Многие металлы горят в хлоре, некоторые окиси — в углекислоте. Если бы знать наверное, какая там атмосфера…
— Вот именно. По нашим скудным сведениям, атмосфера у них нашего типа. Но, конечно, уверенности нет.
— Ну, допустим. Для чего был нужен открытый огонь? Первобытные люди грелись у костра, жарили мясо, отпугивали хищников…
— Брось, Улисс. Мы перебрали все варианты — даже такие, о каких не слыхивали. Машина выдала всё, что хранилось в памяти. Ясно, что при высоком уровне развития открытый огонь не нужен — он неэкономичен и грубо управляем. Первый логический вывод: высокоразвитая цивилизация попала в некие условия, исключившие обычную энергетику.
— Логично, — сказал я. — Может, снизилась внутренняя активность центральной звезды их системы, и тот вид энергии, на котором работает техника Сапиены…
— Думали, думали! — Робин опять забегал по аппаратной. — Понимаешь, не умеем мы представить себе жизнь, резко отличную от нашей. Так и лезут земные аналогии. Знаешь, что пришло мне в голову, Улисс? — Он остановился передо мной, сунул руки в карманы. — Вот наша Солнечная система — она кружится вокруг центра Галактики по такой гигантской орбите, что за время своего существования сделала всего пять или шесть оборотов, верно? А человеческая история и вовсе умещается в нескольких градусах этой орбиты. Так?
— Пожалуй. Что из этого следует?
— Не гипотеза, Улисс. Не знаю даже, как назвать… незрелая мысль… Какие области пространства ещё предстоит пройти нашей Системе, в каких полях тяготения, в каких вихрях излучений предстоит ей побывать? И вот, скажем, Сапиена… Вместе со своей системой она могла войти в некую область, пересекаемую орбитой… в такую область Галактики, где энергетические условия…
Робин увлёкся, дал волю фантазии, а вслед за ним и я, и только Ксения, вызвавшая Робина на обед, прервала наш разговор.
В столовой было отнюдь не многолюдно. Четверо селенитов, уже отобедавших, сидели перед визором — там передавали праздничную программу.
Знаменитый Герасим, аккуратнейший из роботов, принёс нам еду. Ксения пожаловалась мне, что как наступают праздники, так уж непременно что-нибудь помешает улететь на шарик. Теперь вот она и могла бы полететь, срочных дел нет, так Робин затеял работу, которой конца не видно. Сапиена, Сапиена — только и слышишь от него…
— А ты бы взяла и одна полетела на праздники, — сказал я.