Очень гадкая книга
Шрифт:
– Я что-то такое слышал об том дневнике, - ответил тот, кого перебили, - но это ж публичная информация. Я не слишком сторонник доверять источникам, которые выкладывают в интерент.
– Публичной эта информация стала, благодаря действиям хакеров-азиатов.
– Тоже не факт.
– Чёрт побери, вы правы, Министр.
– Но, за попытку спасибо.
– Да, всегда, пожалуйста. Я так и думал, что влезу сейчас, откуда не вылезу.
А «Министр» с невозмутимым видом, но возбуждённо продолжил:
– Тот, кто составил этот учебник, мало подумал, скажу я вам! Падение нравов в Европе никак нельзя было печатать на одной странице с указанием на изоляцию аквапофагов, вообще не следовало увязывать эти явления вместе. Ведь, тогда получается, что культура аквапофагов
Я бы с удовольствием послушал, о чём ещё здесь будут говорить, хотя для меня немного диковато было слушать всё это, но мне стало скручивать живот (появилась нервозность), и я спросил только, в какой стороне ближайший туалет, и унёсся в указанном рукой направлении.
Сначала было экзотично побродить по коридорам, понаблюдать людей и полюбопытствовать по кабинетам, но через некоторое время у меня стали появляться признаки бешенства: то ли оттого, что нет-нет, да и напарывался на двери, куда не мог войти, то ли от того, как ко мне относились – как к какому-то домашнему питомцу, прогуливающемуся между них. При мне не смущались говорить, о чём им думалось, при моём приближении разговоры не затихали и не обрывались, а продолжались, как ни в чём не бывало, о чём бы до этого речь не шла (за исключением случая с двумя женщинами, которые, я засёк, сменили тему разговора, когда я к ним приблизился - обо мне говорили, наверно). Я стал думать, как мне спровоцировать хоть что-то, хоть какие-то действия в отношении меня, и решил подсесть к девушке, которая с глубоким вниманием сидела в наушниках за небольшим столом с двумя мониторами. Она своё панибратство продемонстрировала спокойным приподниманием брови, как будто из-за этого ей могло оказаться удобней скоситься на меня, подсевшего, и, как ни в чём не бывало, продолжила вслушиваться в наушники. Когда она их сняла, я спросил:
– Что слушаем?
– Директор одной из школ приёмных детей в Северном Штате сообщил в Министерство образования о необходимости отправки в психологический диспансер пятнадцати детей.
– И что это означает?
Женщина скрипнула зубами.
– Что вы видите на лице у этого ребёнка? – спросила она, указывая на фотографию в углу монитора (чёрт, вспомнил я, фотография моей дочки, она же была в кармане моего пиджака, срочно к себе в комнату, и проверить – на месте ли она; быстро закончить разговор, и к себе).
– Улыбку, - ответил я.
Она еле заметно выпрямилась – заметила, что я стал беспокойный после её вопроса, и, наверно, приписала это своему неосторожному вопросу.
– Завтра она и вот эти другие, - она провела пальцем под всеми остальными фотографиями детей в углу монитора, располагающимися рядом с первой, на которую она обратила моё внимание, - все эти пятнадцать детей навсегда лишаться обстановки, которая делает такое с их лицами.
Я хотел спросить у этой женщины, имеет ли эта девочка к ней самой какое-то личное отношение, очень хотел узнать, что привело эту девушку сюда, но можно ли было это делать? Посмотри, сказал я себе тогда, где ты, кто и что тебя окружает. А не являются ли здесь такие вопросы табу?
– А наш Министр имеет к этому какое-то отношение? – не нашёл я ничего лучшего, что спросить.
– О, вы уже знакомитесь? – улыбнулась она. – Нет, он занимается историей культуры и нравов Европы нашего века.
– Ладно, спасибо, - сказал я, - пойду дальше (мне кажется, именно этого от меня все и ждут, чтобы я подошёл, задал пару вопросов и свалил). И я бросился к себе в комнату.
В кармане я нащупал
В один из моментов моих прогулок ко мне подошёл остролицый высокий мужчина и попросил проследовать за ним. Я даже обрадовался.
Мы уселись за его стол, и он включил компьютер.
На мониторе через минуту замелькали с дюжину фотографий разлагающихся заживо людей. Мой собеседник увеличил одну, затем другую.
– Это последствия употребления «крокодила», - жестами рук он изобразил кавычки.
– Вы понимаете, о чём речь?
– Я так понимаю, что не понимаю.
Люди на фотографиях были несчастные и страшные. Меня чуть не вытошнило от изображений гниющих до костей человеческих конечностей. На некоторых фото анорексичного вида молодые люди лежали на кроватях; их тела от лысых голов до пяток покрывали такие язвы, которые, если бы я не видел, что люди живы, должны были бы, по моим соображениям, привести к смерти любое тело прежде своего появления на нём. При всём напряжении своей фантазии не мог представить живых людей такими! Страшно и противно было это видеть, и жутко об этом знать. Я не хотел: ни продолжать смотреть, ни узнавать, что это такое, ни спрашивать, как и кто к такому состоянию приходит. Господи, свисающие куски кожи с зияющих, гниющих ран. Гниющие заживо люди!
– Крокодил – наркотик нищих. Кстати, весьма популярный у аквапофагов, как говорят. Самый смертельный наркотик в мире. Нормальное его название – дезоморфин, а «крокодилом» его прозвали из-за того, что его употребление приводит к органическим повреждениям кожи, она начинает выглядеть, будто покрыта чешуёй. Его изготовляют в домашних условиях из бытовых растворителей, серы от спичек, моющих средств, бензина и прочей хрени, которая всегда есть под рукой в обычном хозяйстве. Физическое привыкание наступает после второй инъекции, психическое после первой. Если с героином человек проживает лет семь, то с «крокодилом» максимум год. Но даже четыре месяца приёма «крокодила» обрекают человека на неизлечимое состояние. Моментальные гниения кожи, поражение мозга и всех внутренних органов. Вот такой, вот, интересный наркотик.
– Так, а мне это зачем показали?
– Тебе об этом скажут после.
– Я сделал что-то плохое?
– Нет, просто некоторая процедура. Но не торопись. Завтра-послезавтра ты узнаешь, зачем тебе надо знать, что это такое за наркотик.
– Клёво. Ну, я пошёл?
– Да, давай! До встречи!
Весь день я так и прослонялся из угла в гол, вернее от человека к человеку. Бегал пить кофе в столовую. В какой-то момент меня стало клонить ко сну, и я ушёл к себе поспать. Потом до полуночи опять ходил, куда только мог зайти. Никто меня нигде не останавливал, никто никуда больше не звал. Посреди ночи я набрёл на помещение с бильярдом и телевизором. Здесь никого не было. Сыграл сам с собой партию. Уселся в диван и пощёлкал пультом по программам ТВ. Ну и конечно, я всё это время усиленно думал. Вернее, думать я так стал под вечер, когда кругом стала устанавливаться тишина, когда люди стали расходиться по своим «номерам» (некоторые продолжали работать), когда мой мозг до отказа заполнился абсолютно неожиданной для меня информацией.
«Перестаньте не сомневаться в том, что вы думаете в отношении аквапофагов!» - бум, бум, бум – пульсировало моё сознание на услышанную часть фразы между двумя мужчинами, вроде интеллигентными и неглупыми на мой взгляд.
«Но, ведь, всё указывает на то, что их вообще тогда не существовало! Какой интернет? Интернет – это наше изобретение и пользование им весьма и весьма ограничено. Может азиаты до сих пор так ничего подобного и не придумали. Может и придумали, но уверяю вас – аквапофаги существуют максимум тысячу лет. Это – потомки ссыльных, отстранённых от демократических процессов и изгнанных из цивилизации. Тщательно продуманная процедура изгнания, вынужденно запущенная преждевременно, тем не менее, дала нам чистоту взглядов и благость…»