Очень гадкая книга
Шрифт:
Закрыв глаза, я решил сконцентрироваться на звуках. Помню, что кругом меня было поле из этих колосков, и лишь вдалеке зеленел луг, за которым виднелся небольшой лесок, но я не запаниковал, когда сквозь шелест голосов тех существ, смешащегося со звуком колосящихся непонятных для меня растений, стали слышаться звуки машин и даже самолётов. Я стал пытаться рисовать в своём воображении то, что производило эти звуки. Мне послышался звук приближающихся шагов, и я, испугавшись, открыл глаза. Ко мне, лавируя между снующими туда и сюда странными существами, приближалась красивая, стройная, молодая девушка азиатской внешности в лёгком бирюзовом платье. В руках она держала горшочек для жарки, но я хотел смотреть только на обнажённую часть её груди. Она протянула мне горшок, и я принял его из её рук.
– Если ты закрываешь глаза в поиске ответа, - сказал старик, - то ты ничего не найдёшь, кроме своих жалких мыслей. Настоящее человеческое достояние скрыто в голове закрывающего глаза человека с закрытыми глазами.
– Мне не нужно настоящее человеческое достояние. Я хочу только возмездия.
– Оно периодически возвышается над преступлениями, - ответил старик.
– Всё это лирика, - возмутился я, - ты знаешь, что я хочу. Я хочу того, чего хочет и большинство из нас - вечного торжества добра и милосердия.
Мне показалось, нет, я так подумал, что сейчас последует примерно такой же ответ, и я смахнул видение рукой. Передо мной оказалось белое.
Всё кругом было белое, даже то, на чём я стоял. Всё было настолько бело, что когда я приблизился глазами к тому, на чём я стоял, я не смог разглядеть, что это. Было такое ощущение, что я попал в какое-то пространство без конца и края. Я подпрыгнул, но не смог нормально приземлиться на ноги – завалился на бок. Смог подняться, стал пробираться вперёд, выставив руку. Шёл очень долго, так, что мне стало надоедать. Потом побежал. Устал бежать. От всего устал. Остановился, упёрся руками в колени и в таком полусогнутом положении застыл. А потом опустился, не знаю на что (на землю, пол, дорогу), свернулся калачиком, закрыл глаза и стал ждать: или сна, или конца, или начала хоть чего-то. В глазах появилась темнота. Та темнота, которая появляется, когда закрываешь глаза, чтобы заснуть. Но почему это для меня показалось примечательным? Что такого было в этой темноте? Почему я радуюсь темноте за закрытыми глазами? А разве может быть что-то другое? И смутное «может» намёком на какое-то моё первое нормальное переживание за последние несколько часов после чего-то заскользило по моему сознанию. А после чего? После чего? Я силился ответить себе, а почему, собственно, у меня возник такой вопрос? Вопрос, что некое состояние могло показаться мне чем-то типа отдушины, после чего-то такого? Я ощутил, что не имею имени, что не могу его вспомнить. Вернее, не имени, а того, кто я такой есть. Казалось, что вот, только что я мог вспомнить, или даже знал, что и кто я есть, а вот теперь осознание этого постоянно куда-то ускользало, оставляя за собой незаметный, но ощущаемый, раздражаемый след.
Не знаю, может такое моё состояние было следствием витаминов, которыми меня пичкали, пока я сидел перед комнатой полной «крокодила». Где-то я слышал об искусственной смерти, когда человек путём осознания всего, что его удерживает у жизни, отказывается от этого, устраняя, таким образом, препятствия на пути к смерти. Один знакомый моего знакомого, по рассказу последнего, смог подобраться к своей смерти настолько, что потом пол головы поседело. Думаю, в тот момент у меня произошло обратное: я смог отказаться от всего, что меня тянуло к смерти, от всего, что грозило разрушением моему телу, из-за чего переместился в самый источник жизни.
Некоторое время я ещё провёл в тех грёзах, «там» же ощутил, что заработала мысль. Сейчас вспоминаю с улыбкой, как в какой-то момент, «там», я наивно стал полагать, что оказался в каких-то уголках своего подсознания, которое известным образом соединено с вселенским разумом, и сейчас появится какой-нибудь оракул, или произойдёт какое-нибудь подобное событие, и мне будут даны инструкции, описан мой путь. Но ничего такого не произошло. Боюсь, что это был просто глубокий, очень глубокий сон, полный сновидений.
В сознание я вернулся очень резко. Было ощущение ангины – нормально, так, после «крокодила»-то - но вместе с тем чувствовалось и выздоровление, если не просто запустились какие-то функции организма, поверженные, или, правильней сказать, повреждённые, «химией».
Я открыл глаза, но продолжил сидеть. Если бы я знал, что просидел восемь суток в таком положении, я б тысячу раз подумал, прежде чем пошевелиться. Попытка расправить ногу привела к сильнейшей боли по всей её длине, как будто в неё вставили тысячи иголок. Перед глазами поплыли круги.
– Не шевелись, - услышал я у себя за спиной, и узнал голос Седого.
Я уже понял это и сам, что лучше не шевелиться.
Через три минуты ко мне подошли, сделали по уколу в руки, ноги и шею, и через две минуты я смог подняться. По ногам бегали мурашки, но я даже смог попереминаться с ноги на ногу.
– Я в порядке? – спросил я, обращаясь и к Седому, и к тому, кто сделал мне уколы.
– Ну, если не считать того, что ты вычеркнул из своей жизни восемь суток, все эти дни не доедал, не допивал, и вообще от тебя всё это время было мало пользы, то да. Почти в порядке. Как тебе это? – Седой указал кивком в сторону двери, где находился годовой запас «крокодила».
– Вообще мимо, - ответил я.
Как-то он глянул, что заставило меня вспомнить все свои сновидения.
– Да, это так. Пошли, есть смысл перекусить.
Мы отправились в столовую.
– Ему особенное, - сказал он, - а мне, как обычно.
И мне дали блюдце с кашкой, а ему две отбивных с салатом.
– О, я смотрю, у нас здесь равенство соревнуется с гостеприимством, и ничто никак не может победить, - сказал я, и попытался улыбнуться.
– Тебе сейчас ничего нельзя.
– Меня подташнивает уже от одного вида этой каши.
– Тебя вытошнит сейчас от любой пищи, кроме этой. Попробуй.
Я взял пол-ложки неизвестно чего: без вкуса и запаха. Смесь во рту напомнила намоченную вату, только моментально тающую. Я отложил ложку.
– Съешь половину, - сказал Седой, - через три часа сможешь поесть нормально.
Я стал делать что-то похожее на «есть».
– Ну, как, - начал он, и вид его, пережёвывающего отбивную, маячил у меня перед глазами в виде мишени для стрельбы, - ты с нами?
– Да, я с нами, - ответил я.
– Вот и хорошо, а то б выглядел несимпатичным.
И очередной кусок отбивной.
– Привыкай, - проговорил его жующий рот, в то время как хозяин этого рта, видимо, очень хорошо представлял сейчас моё состояние, - на самом деле, с этого момента случится много чего. И сидеть голодным, глядя, как пирует или пируют собеседники, явится для тебя не самым страшным. Но ты ко всему привыкнешь. Будет много тренировок и обучения; представляешь, ты на порядок увеличишь свою вероятность выживания при ядерной атаке! Захочешь поговорить – приходи. Сейчас я отведу тебя к инструктору по «рукопашке», после тебя найдёт другой инструктор, потом третий. Секретарь вручит тебе необходимый реквизит, ознакомит с твоим расписанием. Вечером жди в гости напарника, а поздно вечером меня – отметим, так сказать.