Очень гадкая книга
Шрифт:
Ну и много чего ещё было в нашем обучении. Управление различной техникой, обращение с оружием. Что-то из этого изучали мы скрупулёзно, что-то поверхностно. Самолёт посадил несколько раз на имитаторе. Но это так, для общего развития – зато теперь знаю о закрылках, сигнальных огнях и прочее.
Ах, да. Напарник. Нам предстояло работать вдвоём. Супер-человек по своим душевным качествам. Правильный и чёткий, как я. Тысячу раз подумает прежде, чем кого-то обидит, а и потом не всякого, но кто очень сильно заслужил. Мощный физически. За метр девяносто, не толстый. Одной рукой консервную банку комкает, как нормальные люди фольгу. Из принципа решил выдержать его рукопожатие. Думаю, он меня пощадил; но кисть до сих пор иногда даёт о себе знать какой-то внутренней болью. Мы, каждый, умели делать всё, что умеет другой, и на соответствующем уровне. Мы вырабатывали одинаковое мышление и сугубо свой сленг– каждый должен был с большой вероятностью предполагать, что за стенкой делает его напарник при тех или иных обстоятельствах, и мы должны были уметь вести диалог понятный только нам двоим. Нас заставили обоих проходить через десятки лишений и проблем, что заставляло наши души сближаться и сближаться. Мы стали одним целым, одним литьём. Степень доверия и уверенности друг в друге были настолько высоки, мысли наши настолько переплелись, что даже компьютер не мог идентифицировать нас, если ему доставалось анализировать только наши интеллектуальные способности. Пару раз нас заставили выпить спиртное. Короче, прошли с ним и огонь, и воду, пока проходили обучение, а иногда и в буквальном смысле. У нас были одинаковые позывные – «Сержант». К кому из нас обращались, приходилось понимать по интонации. Тоже, наверно, как инструмент нашего единения должно было срабатывать. Но обращаться друг с другом было удобно.
А за месяц до начала операции нас собрали в большом зале. Здесь, пока всё не началось, я впервые увидел всех до одного «содата». С некоторыми мы уже были знакомы, а вот некоторых видел впервые. Одни мужчины. Напарников было видно сразу. Все, как один - каждый сотни стоит. Общий сбор – общим сбором, но зачем нас собрали, никто из нас не знал. А потом появился Седой. За ним ещё три человека. Все внесли по коробке.
С Седым мы встречались иногда, общались.
– Здравствуйте, народ! Проклинаю причину, которая заставляет нас сегодня тут собраться, но приклоняюсь перед самим этим фактом. Знаете, к чему мы все готовились, поэтому не буду расписывать, как тяжело всем и каждому, и в какое тяжёлое время мы живём, что, впрочем, испытывает любой человек, где бы он не находился. Не думайте, что у меня дефицит с пониманием вашего положения. Может, после операции с кем-нибудь больше никогда не увидимся. Но мы сделали всё, чтобы этого не случилось. Мы – это и мы, и вы. Вы напичканы инструментами для выживания, как муравейник муравьями. Пытающийся уничтожить вас, будет схож с самоуничтожающимся. Ваш потенциал охранит вас сильнее и изощреннее, чем вы может придумать это собственными мозгами. Для вашего разминирования потребуются куда более опытные минёры, чем те, что живут снаружи. По крайней мере, мы так думали, когда полагали методологию обучения.
До того, как вы выйдите наружу, остался месяц. Сегодня за вами закрепятся объекты, куда вам, в зависимости от того, к чему вы готовились, придётся отправиться. Повторяюсь, до отправления тридцать дней. За тридцать дней вы должны будете изучить свои объекты и подтянуться в обучении, если, вдруг, обнаружите, что чего-то вам там может не хватить. Не буду учить вас, когда вам отдыхать, а когда работать, но сегодня хотелось бы, чтобы все отдохнули, потому что заслужили. Наше кафе к вашим услугам. А с завтрашнего дня вы получите новые инструкции и контакты, с кем станете работать теперь.
И ещё один момент. В этих ящиках по книжке для каждого из вас. Ознакомьтесь с её содержимым. Это колоссальный труд по общему устройству наших Соединённых Штатов Европы: кто кем управляет, кто кого посылает, кто кого убивает, грабит, насилует и так далее и тому подобное. В некотором срезе вы найдёте здесь организацию азиатов и аквапофагов. Кое-что прочитаете о первых. Особенностью данной брошюры является то, что в ней самая-самая правда. Именно не то и такая, которую вы может найти в статьях и книгах различных масс-медиа, даже умело читая между строк разные точки зрения, даже после скрупулёзного анализа прочитанного, а та правда, о которой писать не станут, потому что невозможно упомянуть о ней, не задев истины; та правда, которая незыблема, которую собрать и предоставить не составляет никакой сложности, но не получается из-за зарплат, выживание от которых прибывает в полной зависимости у тех, кому приходится освещать те или иные события нашего времени. Почитайте её. Вы много узнаете о сегодняшнем мироустройстве, и увидите, как недалеко всегда была ваша интуиция об истине. Что хорошо – в дальнейшем вам будет легче обращаться со всякого рода чиновниками и сановниками, а многим из вас придётся иметь с некоторыми из них дело. Давайте, ребята, распределимся, - закончил Седой, и сделал знак одному из трёх, пришедших с ним сотрудников.
Тот прекратил рассматривать нас и перенаправился вниманием на компьютер.
– Я сейчас коротко буду зачитывать: сначала позывной команды, потом название объекта. Потом дополню некоторыми комментариями относительно некоторых объектов, равно как и команд. Будут некоторые специфические моменты. Более детальную информацию вы начнёте получать с завтрашнего дня от своих кураторов. Так… Дики – семейство Сёстров; Нокины – семейство Фур; Крастры – понтифик Нарк; Сеты – принц Дрю; Сержанты – семейство Ночка…
Так мы с Сержантом впервые услышали имя тех, к кому в какой-то момент нам предстояло попасть. Вернее, имя-то мы уже слышали, и даже предполагалось, что это будут наши «клиенты», но всё определённо решилось теперь. Мы даже до этого момента толком не знали, что нам предстояло сделать. Всё мы узнали на тридцатидневном инструктаже.
– Зачем для этого мы, - спросил я как-то у Седого, когда мы с ним, пардон, выпили; бывали у нас такие дни, когда мы расслаблялись и пропускали по пару глотков каких-нибудь горячительных коктейлей. Особенно в последние тридцать дней – аж два раза (и здесь позволю себе улыбнуться; на самом деле просто некогда даже было подумать об этом). А почему бы и нет? Люди взрослые, работали до потери сознания – и это не гипербола.
– Зачем, - спрашиваю, - когда у нас такие системы наблюдения и прослушки, кругом агенты.
– А пошли, - сказал он, - и увлёк нас с Сержантом за собой. Мы прошли по коридорам, и пришли в помещение, в котором на всю стену был монитор, на котором была электронная карта наших штатов. Вся сплошь усеянная красными огоньками. Пока мы на неё смотрели, периодически некоторые гасли, а другие загорались.
– Это всё наши видео и аудиожучки. Те, что гаснут – самоуничтожаются. Значит, что их обнаружили и попытались до них добраться. А те, что загораются – это устанавливаемые новые. Вроде всё слажено. Ни один не должен привести к нам. Мы сами были когда-то участниками создания систем отслеживания шпионов и всего шпионского в нашем государстве. Поэтом в курсе, что и как. Одно дело видеокамера, установленная в багет, а другое дело, когда эта камера ещё и перемещается, а когда она ещё говорит, а ещё и слушает, и думает, и способна на поступки, так здесь вообще говорить не о чем. Ну, это так. Шутки ради. А если посерьёзней, то сами видите, а кое-что уже и знаете. С помощью тех технологий, которыми мы располагаем, можно собрать многое. Многое, но не всё. К тому же, не всё, что мы получаем таким образом, может являться доказательством в суде. Но то, что сможете сделать вы, - а вы можете себе это представить, - обеспечит полной доказательной базой нашу систему. И мы вскроем этот вертеп, как консервную банку, со всеми неблагоприятными для него последствиями.
Я выдал:
– А если кто-то из нас где-то ошибётся, что-то ни так сделает, сдаст из-за нервов, например. Что может натворить человек, нервы которого не выдержат всего, с чем мы столкнёмся? Ведь каково будет искушение открутить голову тому, кто, - вдруг, например, я узнаю, - будет причастен к похищению ребёнка Дика? Знаешь, я бы с удовольствием это сделал, как мне кажется, в память о всех остальных детях. Или вот. Допустим, всё будет подходить к завершению, и у меня, насколько я сам буду судить, будет хреново с этим самым завершением. Вот и решу я тогда, что лучше глупость, безумие, лучше нечто, чем вернуться сюда без результата, когда другие придут с ним. Ведь насколько всё тонко и шатко, и легко может пойти насмарку? Где страховка, страховки? В чём хитроумность плана, когда великое многое зависит от ничтожного капризного?
– О! Да ты - философ! – засмеялся Седой.
– Этому уже хватит.
Пожалуй, я действительно съехал в словоохотливое настроение после коньяка.
– Ну, а что? – вмешался мой напарник.
– Мы сейчас отправимся, а завтра половина поступит, как он сказал.
– Конечно, конечно, ребята, если вдаться в рассуждения о негативном развитии сценария, здесь мы будем иметь массу вариантов, которые могут показаться слишком неблагоприятными при своём вероятном наступлении. Но мы ведь нелегко, немало и непросто работали всё это время. Поверьте, вы настолько загружены инструментами самосохранения и чувством высокой ответственности за происходящее, что вероятность неблагоприятного исхода минимизирована так, как ни в одном мероприятии до этого заложено не было. Может немного высокопарно, но наша операция будет сродни кульминационной схватки добра и зла. Никогда система ещё не собирала в одном месте столько силы для противостояния злу, как это выпало на нашу долю. Ведь и до нас не раз происходили такие битвы, или кто-то собирался на такую, но сегодня эти сборы несут рекордное количество по качеству. Лично я надеюсь на успех. Я подохну тут за пультами, если надо будет, если это будет единственная возможность вам, там, продолжать, а вы сдохните там – вот наш придел. Знаете, почему я не требую от вас сноровки и ума там? Потому что они - суть вы. Даже если вы откажетесь от своей сущности, даже если вы отвернётесь от себя, ваше самое пойдёт без вас туда, куда надо нам - нам и вам таким, которые вы здесь и сейчас.
– То есть мы даже самоубийство совершить не сможем?
– Исключено.
Как тут можно было не усмехнуться?
Каждый день мы ходили с Сержантом в помещение, откуда велось скрытое наблюдение за нашим семейством. Скрытые камеры в доме этой семьи были установлены только в спальне родителей и на заднем дворе, а аппаратура для прослушивания позволяла слышать, о чём говорят на кухне, в гостиной и прихожей. Этого оказалось достаточно, чтобы насмотреться и наслушаться, и получить полное представление, что происходит в этом доме, и что за люди в нём обитают. Правда, поначалу я воспринял мать семейства, как жертву, а об отце подумал «ни то ни сё», и угадал лишь с Манаем, который сразу показался мне самой неприятной фигурой, на ком размерено и стала концентрироваться моя ненависть. Но так я думал о них до четвёртого дня «подглядывания». Очень быстро мы поняли, что всё семейство занималось перевалкой детей от источников их добычи до конечных заказчиков. Язык не поворачивается такими ярлыками это всё называть. И у каждого из членов семьи были свои функции.