Очень смертельное оружие
Шрифт:
– Подумаешь, го! Зато Стив умеет играть в гоп-стоп. Мы вчера на пляже играли.
– В гоп-стоп? Вдвоем и на пляже? – изумилась я. – Но ведь это командная игра, к тому же играть надо за столом, а не на песке.
– Мы как-то обошлись без стола. Стив проиграл мне двадцать три поцелуя.
– А ты случайно не спутала гоп-стоп с бутылочкой? Мне до сих пор не приходилось слышать, чтобы в гоп-стоп играли на поцелуи. Во времена моего детства проигравший залезал под стол и кричал петухом.
– Но у нас не было стола, – пожала плечами Адела. – Не мог же Стив залезть под песок и оттуда кричать.
– Признайся, ведь это
– Какая разница, кто кого научил. Я просто пыталась немного его расшевелить.
– Бедный Бобчик, – вздохнула я.
– А Бобчик-то тут при чем? – возмутилась подруга. – Я что, не имею права в гоп-стоп поиграть? Ты же собираешься играть в го со своим японцем, и я не читаю тебе по этому поводу морали.
– Ладно, – сдалась я. – Я тоже не собираюсь читать тебе морали.
За стеной раздались какие-то странные звуки.
– Ты слышишь? – насторожилась Адела. – Кажется, это из твоего номера.
Я приложила ухо к стене.
– Ап-чхи! – донеслось оттуда. – Ап-чхи! Ой! Аап-чхи!
– Ну, что там?
– Похоже, горничная зашла убрать номер.
– Здорово! – расцвела улыбкой подруга. – Дай-ка послушать.
Адела прижалась ухом к стене.
– Так ты им своим перцем всю прислугу в отеле переморишь, – хихикнула она. – Смотри, как бы в этот раз тебя не посадили за убийство.
Вулкан Гунунг Агунг, Гора богов широким конусом закрывал небо. Шоссе, по которому мы ехали, устремлялось прямо к нему. Вулкан казался неестественно широким, неестественно большим и неестественно мрачным.
Кругом золотились рисовые поля. Высохшие после цветения стебли своей яркостью соперничали с укутанным легкой дымкой солнцем. Среди сияющих золотом стеблей торчали расщепленные сверху бамбуковые палки. В расщепы были вставлены плетеные тарелки с укрепленными над ними покрытиями из черного пальмового волокна. На тарелках лежали платки, пропитанные благовониями, соленые фрукты, фаршированный перец, сласти, рисовые пирожки, завернутые в банановые листья. Все эти дары предназначались Деви Сри, беременной богине риса.
В разбросанных повсюду миниатюрных домашних храмах, как и много веков назад, крестьяне, со страхом и мольбой обращая взор к небу, вновь и вновь совершали жертвоприношения богам, умоляя их позволить урожаю благополучно созреть и быть убраным.
В этом году боги благоволили к смертным. Погода стояла на удивление благоприятная, и урожай обещал быть просто небывалым.
– Богиня риса любит, когда небесные феи спускаются с небес на землю и на одну ночь завладевают нежными, грациозными телами маленьких балийских девочек, – рассказывал Стив, аккуратно объезжая выбоины на узкой грунтовой дороге, неторопливо взбирающейся вверх к закрывающему горизонт величественному конусу Гунунг Агунга.
– Похоже, ты хорошо знаком с местными обычаями, – заметил Сианон.
К моему облегчению, в этот раз господин Сукиебуси решил выйти в свет по-простецки, без черного костюма, один вид которого напоминал мне о тепловом ударе. Он был одет в идеально отглаженные полотняные брюки кремового цвета, белую рубашку и светло-коричневый галстук.
– Мне приходилось и раньше бывать на Бали, – пожал плечами Иродиадис. – Это удивительное место. Достаточно слегка углубиться за линию отелей и пляжей, как ты попадаешь в другой мир, не тронутый техническим прогрессом и туризмом. Здесь даже время течет по-другому. Все кажется вечным и неизменным. Крестьяне продолжают так же искренне верить в бесчисленных богов и духов, как верили их предки. Они молятся, приносят жертвы богам и с одинаковой радостью празднуют свадьбы и похороны. Им не нужны психоаналитики, философы и политики. Все ясно, просто и определенно, как зерна очищенного риса. Иногда мне хочется самому превратиться в такого крестьянина и подчинить свою жизнь заранее известному распорядку, пребывая в уверенности, что завтра этот мир будет в точности таким же, как сейчас. Завтра, и через месяц, и через год, и через сотни лет……
– Но ведь это до безумия скучно, – возразила Адела.
– Слишком бурная жизнь тоже иногда утомляет.
– Наверное, в прошлой жизни ты был балийским крестьянином, – заметила я. – Вот тебя и тянет на историческую родину.
– Возможно, – согласился Стив.
Машина въехала в небольшой поселок. Иродиадис затормозил на его окраине.
– До площади нам лучше пройти пешком, – сказал он. – Танец девочек должен вот-вот начаться. За ним последует сангхьянг.
Когда мы подошли к площади, одетые, как богини, маленькие бронзовокожие девочки, напоминая ожившие статуэтки, плавно двигались в ритме танца. В центре площади стоял котел, в котором священнослужитель сжигал дурманящие коренья. За его спиной полукругом располагались празднично одетые матери танцовщиц. Их лица были припудрены рисовой мукой. Хлопая в ладоши, женщины пели. Мотив был исполнен нежности и казался легким и изящным, как крылья тропической бабочки.
Немного поодаль от матерей прямо на земле сидели отцы в набедренных повязках с черно-белым шашечным рисунком.
Продолжая танцевать, девочки двигались по кругу, поочередно склоняясь над котлом, чтобы вдохнуть дым благовоний и кореньев. С каждым кругом юные танцовщицы все больше пьянели. Их движения становились менее уверенными, но даже впадая в транс, они не прерывали своего танца.
Неожиданно мягкий напев женщин прорезал громкий гортанный выкрик жреца. Девочки дернулись, как от удара кнутом. Вслед за священнослужителем сидящие полукругом мужчины принялись подбадривать дочерей неистовыми пронзительными выкриками. От звука их голосов дети конвульсивно содрогались. Танец постепенно переходил в судорожные почти эпилептические подергивания.
Девочки кружились и бились, как мотыльки, захваченные водоворотом. Одна за другой они обессиленно падали на землю и оставались лежать без движения, как мертвые, в своих золотых, украшенных цветами, венках-коронах и роскошных шелковых нарядах.
Подходя к отключившимся танцовщицам, жрец обмахивал их веером. Матери осторожно поднимали своих дочерей и ставили их на ноги. Не открывая глаз, дети вновь вступали в ритм танца. Их голова бессильно лежала на плече, а пальцы медленно раскрывались, двигаясь, как лучики морской звезды.
Напев женщин зазвучал громче. Их голоса набирали силу. Жрец подбросил в котел еще несколько пригоршней кореньев и дорогих пряностей, и дым, сопровождаемый молящим, заклинающим напевом матерей, устремился в небо, в обитель фей и богов.
– Матери приглашают божественных фей завладеть телами их дочерей и пойти вместе с ними к храму, к реке, к полям, чтобы благословить всю местность и приумножить добрые силы, необходимые для хорошего урожая, – прошептал мне на ухо Стефанос. – О том, что фея вошла в тело девочки, можно узнать по судорогам, сотрясающим тело танцовщицы. В этот момент мир богов и мир людей чудесным образом соединяются, хотя и ненадолго – всего на одну ночь.