Очень смертельное оружие
Шрифт:
Одна за другой девочки конвульсивно вздрагивали. По их телу прокатывались волны судорог, потом они расслаблялись и вновь опускались на землю с просветленно-безмятежными лицами.
Матери аккуратно помогали маленьким феям встать и уводили их, заботливо поддерживая за талию.
– Удивительное зрелище. Оно прямо завораживает, – сказала я. – Ритм пения действительно вводит в транс. У меня даже возникло искушение присоединиться к танцорам и тоже пообщаться с небесными феями.
– Было бы неплохо понюхать то, что у них там горело в котле, – мечтательно произнесла Адела. – По всему видно, забористая штука.
– А когда начнется сангхьянг? –
– Прямо сейчас, – ответил Иродиадис. – Как только девочки окончательно разойдутся. Сангхьянг– танец только для мужчин.
– Мужчины тоже собираются войти в контакт с богами? – спросила я.
Стив отрицательно покачал головой.
– Скорее, с мышами и саранчой, – усмехнулся он.
– С мышами и саранчой? – удивилась я.
– Главная опасность для созревающего риса исходит от мышей и саранчи, – пояснил грек. – Очень часто они уничтожают весь урожай перед самым его сбором. Чтобы удержать мышей и саранчу от столь злонамеренных действий, балийские крестьяне символически приглашают их в деревню и развлекают танцами «сангхьянг». В сангхьянге выражается безудержная фантазия балийца. В период важных религиозных празднеств, когда перед смертными являются высочайшие боги, он представляет собой воплощение религиозного благоговения. В то же время, если речь идет о сохранении его пищи, балиец становится символом раскованной природы, свирепым или смешным животным, поведение которого веселит публику.
Глядя на античный профиль Стива, слегка размытый в начинающих быстро сгущаться тропических сумерках, я чувствовала себя полной идиоткой. Мое буйное воображение явно перехлестывало за все мыслимые и немыслимые пределы. Образ богатого грека, любящего путешествовать и столь глубоко знакомого с обычаями и традициями балийского индуизма никак не вязался в моем представлении с прошедшим афганский ад безжалостным киллером русской мафии. Все-таки лучше оставить воображение для книг, а в реальной жизни опираться только на факты, без всяких бредовых домыслов и безумных фантазий.
– Не двигайся, пожалуйста, – попросила я Иродиадиса. – У тебя в волосах запуталось какое-то насекомое.
Мягким движением пальцев от козелка уха к виску, я приподняла густые черные волосы грека.
– Все в порядке. Оно улетело, – сказала я.
На мгновение я ощутила предательский холод в солнечном сплетении.
В сумерках тоненький шрам у корней волос был почти неразличимым. Я сочла бы его оптической иллюзией, причудой воображения, если бы подушечки моих пальцев тоже не почувствовали предательскую выпуклость.
Стив не был похож на человека, столь озабоченного своей внешностью, чтобы улучшать черты своего лица при помощи пластических операций. Конечно, и этому могло найтись приемлемое объяснение, но меня оно уже не интересовало. Теперь я была полностью убеждена в том, что очередной ухажер Аделы не кто иной, как неуловимый киллер Шакал, он же Сергей Адасов.
Вокруг площади включили освещение, то есть зажгли чадящие просмоленные факелы. Жрец кинул в темную пасть котла новую порцию кореньев, и сангхьянг начался. Танцоры, одетые в панцири из пальмового волокна, под монотонное пение мужчин деревни, принялись поочередно вдыхать наркотический дым. По доносящемуся до нас запаху я определила, что горящий в котле состав на этот
Вскоре один из мужчин опустился на землю и, под усилившееся пение, начал с хрюканьем бегать на четвереньках, изображая дикого кабана. Кто-то из односельчан высыпал на землю корм для свиней, и под громкий хохот и грубоватые шутки товарищей «кабан» принялся с жадностью пожирать его.
Двое мужчин, вошедших в состояние транса, изображали обезьян. Они качались на ветках, комично почесывались и, отлавливая в своей шерсти невидимых блох, поедали их.
Еще один танцор, перевоплотившись в лягушку, оглушительно квакал, напоминая целый лягушачий квартет. Звуки его лебединой песни, отражаясь от склонов Гунунг Агунга, многократно повторяясь, медленно затихали вдали.
Танец кончился, и мы побрели к машине. По контрасту с освещенной факелами площадью дорога в первый момент показалась нам совершенно непроглядной, но глаза быстро привыкали к сумраку ночи, и света огромной яркой луны со слегка надкушенным краем оказалось достаточно, чтобы без затруднений ориентироваться на местности.
– Какая восхитительная ночь, – мечтательно вздохнула Адела. – Так и кажется, что вот-вот на землю опустятся божественные феи, а мыши и саранча, насладившись устроенным для них представлением, будут чинно расходиться по своим домам на рисовых полях, с видом знатока обсуждая достоинства и недостатки актеров. После того, что мы увидели здесь, автомобиль кажется мне сатанинским порождением безумной цивилизации белых людей.
– У меня возникает точно такое же чувство, – кивнул Стив. – Именно поэтому я предпочитаю оставлять машину у въезда в деревню.
– Кто-нибудь догадался захватить воду? – спросила я. – Очень пить хочется.
– У меня в багажнике есть несколько бутылок, – ответил Иродиадис. – Тебе минералку или кока-колу?
– Лучше минералку.
– А мне кока-колу, – сказала Адела.
– Сейчас достану. Держи. – Стив протянул мне прозрачную пластиковую бутылку.
Он держал бутылку за горлышко, я протянула руку, чтобы взять ее снизу, на мгновение залюбовавшись игрой лунного света на изогнутых пластиковых боках.
Мне показалось, что Стив попытался вырвать бутылку из моей руки. Я машинально сжала пальцы, удерживая ее, и с удивлением увидела, как с двух противоположных сторон бутылки прямо над моими пальцами из круглых отверстий хлещут струи воды.
Со стороны деревни послышался короткий болезненный вскрик.
Иродиадис резко толкнул меня вниз, падая рядом со мной. Его рука рванулась к щиколотке, и в ней оказался небольшой никелированный пистолет.
Вслед за ним упал на землю Сианон, подмяв под себя стоявшую рядом с ним Аделу.
– Ты что, спятил, извращенец японский? – возмутилась подруга, целясь кулаком в глаз господина Сукиебуси.
– Лежи смирно! – рявкнул Стив. – В нас стреляли.
– Стреляли? – изумилась Адела. – Что еще за чушь? Я не слышала никакого выстрела.
Со стороны деревни раздался крик, переходящий в исполненный невыразимого горя почти нечеловеческий вой.
– Похоже, кого-то подстрелили, – мрачно сказал Сианон.
– Адела, Ирина, быстро обползите джип, – скомандовал Иродиадис. – Не поднимаясь с земли, откройте заднюю дверцу с противоположной стороны, заползите в машину и ложитесь на сиденье или на пол. Ни в коем случае не поднимайте головы. Надо срочно сматываться отсюда.