Очерки истории российской внешней разведки. Том 3
Шрифт:
За столиком, у бутылки шампанского во льду, мы, вероятно, казались весьма живописной парой: она — в глубоко декольтированном платье, я — во фраке. Мы шептались, как юные влюбленные. «Если вы меня предадите, то будете убиты, как только высунете нос из Швейцарии!» — говорила она мне в ухо, сладко улыбаясь. Я улыбался еще слаще и шептал в ответ: «А если вы предадите меня, то будете убиты вот здесь, в Цюрихе, на этой самой веранде, над синей водой с белыми лебедями!»
Из всего сказанного вы видите, что разведывательная нить часто дает ответвления: тянешь одну рыбку, вытягиваешь три, а весь улов всегда получал наш юркий торговец фальшивыми древностями!
— А как шла работа у лорда?
— Лорд появлялся на сцене
В предвоенные годы гонка вооружений всегда чрезвычайно ускоряется и переходит в безумную чехарду. В такой обстановке однажды в Берлине меня вызвал резидент и приказал срочно съездить в фашистский Рим и доставить оттуда в гитлеровскую Германию армейский газозащитный комбинезон и ручной пулемет. Через две границы! Хрустящий комбинезон защитного цвета и пулемет (правда, без ручки!). Это было очень серьезное поручение. Я вызвал Пепика и Эрику, свою молодую чету, руководить операцией взялся Тэд, Борис вызвался в помощники.
Утром в Риме к вагону «люкс» экспресса Рим-Берлин явилась хорошенькая монахиня в форме ордена, помогающего больничным больным, и служитель из американской больницы, тоже в форме. Они под руки вели скрюченного больного, укутанного с головой так, что из-под пледов торчал только желтый трясущийся нос. За этой троицей шел вышколенный молодцеватый слуга, который небрежно нес в руке элегантный, на вид полупустой саквояж, а на плече — высокую брезентовую, обшитую кожей сумку, из которой торчали металлические концы клюшек для игры в гольф. Сестра по-итальянски с английским акцентом объяснила проводнику вагона, что больной — сумасшедший лорд, страдающий буйными припадками. Он кусается, но укусы безопасны, безумие через слюну не передается, надо только беречь себе глаза. Припадки могут начаться от резкого стука и дребезжания.
Монахиня сунула проводнику такую пачку лир, что тот взглянул, охнул и бросился обвязывать чистыми полотенцами все дребезжащие предметы в купе — стаканы, графины, ночной горшок. Лорда бережно усадили и заботливо прикрыли еще одним пледом, больничный служитель сел с одной стороны, монахиня — с другой. Служитель уставился на лорда, как охотничья собака на стойке, а монахиня открыла Евангелие и стала шепотом читать, отсчитывая страницы на четках.
Тем временем атлетически сложенный слуга небрежно поставил шикарный чемодан к стене под окно, как раз против двери, а сумку с клюшками сунул в угол, козырнул и ушел. А в его небрежности и был большой смысл — саквояж с комбинезоном был не тяжел, но сумка с клюшками и пулеметом весила немало — сам непомерный вес сумки обратил бы внимание любого носильщика. Но главное заключалось в том, что дуло предательски торчало из сумки и хорошо просматривалось между стальными лопаточками клюшек: наша затея была психологической атакой. Весь расчет ставился на то, что ни итальянские чернорубашечники, ни швейцарские жандармы, ни гитлеровские эсэсовцы, пораженные необычным видом его лордства, не обратят внимания на саквояж и клюшки: они будут смотреть только на лорда, который кусается! Так и случилось: на границах проводник еще издали шипел представителям власти «с-с-с!» и, захлебываясь, рассказывал о необыкновенном больном, монахиня молилась, не поднимая глаз, служитель сидел в позе пса, готового ринуться на добычу.
В Цюрихе явился невысокий юркий врач в белом халате. Молча сделал больному инъекцию, молча выслушал доклад монахини и удалился. На немецкой границе эсэсовцы только рты раскрыли: «Настоящий лорд?» — «Вот его паспорт!» — «И кусается?!» — «Как собака!» — «Герр Готт! Доннер веттер нох маль!» Наша смерть на цыпочках прошла мимо, даже не взглянув на кончик дула…
— Записано, Дмитрий Александрович. А что делал его сиятельство?
— Я коротко расскажу одну историю, весь смысл которой читатель должен понять сам: это тема для сложного психологического романа. Такой материал смог бы по-настоящему оценить и рассказать только Достоевский. Готовясь к войне с Советским Союзом, гитлеровцы немало внимания, усилий и денег потратили на получение информации о положении в нашей стране. В Германии было организовано несколько центров, откуда и начала развертываться разведывательная работа. Один из таких центров внешне был замаскирован в управлении германского треста химической промышленности. Поток добытых сведений обрабатывался в очень засекреченном помещении, а готовый материал укладывался в сейфы. В качестве технического работника, хранителя и зоркого надсмотрщика к центру была приставлена немолодая женщина, в детстве тяжело изувеченная в автомобильной катастрофе, лишенная семейной жизни и крайне озлобленная. Весь естественный пыл души она обратила на фанатическое служение фюреру и Третьей империи. Конечно, являлась старым членом гитлеровской партии и ярой эсэсовкой. Это был бешеный пес, рычавший с цепи на каждого приближающегося к заветной железной двери. Приручение этого опасного животного и было поручено мне.
Клясться в любви и падать на колени тут было бессмысленно — отталкивающая наружность не позволяла ей верить в подобную грубую ложь. И я начал издалека. При первом же веселом разговоре легкомысленный граф признался, что точно не знает, кто такой герр Адольф Гитлер — кажется, адмирал или профессор что ли… Пес ужаснулся. Его заинтересовало — на какой же почве может расти такое чудовищное богохульное невежество? Выяснилось: на почве богатства, лени, легких успехов у женщин. Пес смекнул, что граф от природы далеко не дурак и если его обработать, то он может стать полезной для Германии пешкой.
Пса охватило желание сделать из легкомысленного балбеса настоящего человека. И пес принялся за дело. Сначала возникла привычка. Потом — привязанность. Наконец, любовь. Но какая! Кровожадные псы умеют любить, это я увидел сам… А все должно было закончиться естественным финалом — браком. Нужно было только до венчания для упорядочения денежных средств графа помочь ему кое-каким советом по части химической промышленности, в которую граф по своему легкомыслию вложил деньги. И еще помочь спекульнуть на бирже… И еще…
Словом, через три года я сдал прирученного пса нашему торговцу фальшивыми драгоценностями. Потом граф уехал в свой замок для подготовки к свадьбе и вдруг — о, ужас! — был случайно убит на охоте: опечаленный синьор де Винчи показал невесте газеты с извещением в траурных рамках. Что с ней сделалось… Несчастную еле спасли… Да, псы умеют любить! А разведчики умеют требовать работы от тех, с кем они связаны! Словом, все пошло нормально, только неутешная невеста-вдова навсегда оделась в траурные платья.
— И все? — разочарованно протянул я.
— Нет. Главное в этой истории — конец! Работа потребовала моего приезда в Берлин. Озираясь по сторонам, я направился в большое кафе на Курфюрстендамме, где было назначено свидание, и уже взялся было за створку вращающейся прозрачной двери, как вдруг увидел, что за эту же створку с другой стороны взялась моя невеста-вдова. Мы замерли по обеим сторонам двери, не имея сил оторвать глаза от наших побледневших лиц. «Простите!» — вдруг раздалось сзади меня — это группа эсэсовских офицеров подошла к вертушке и вежливо отстранила меня.
В это мгновение моя невеста-вдова вдруг дико закричала, повалилась на пол и забилась в истерических рыданиях. Офицеры поскорей вбежали в кафе и наклонились к упавшей. Я получил те несколько минут, которые разведчику нужны, чтобы исчезнуть, остаться в живых и позднее давать интервью журналистам.
— Какая ужасная жизнь! — воскликнул я.
— Да. Но в моей груди пылал огонь: я знал, для чего приносятся такие жертвы. Я вернулся домой в Москву для научной работы. Но меня не отпустили — война уже стояла у порога, отдыхать было некогда.