Очерки Лондона

Диккенс Чарльз

Магазины и лавки почти вс уже открыты, и прикашики другъ передъ другомъ стараются выказать свое усердіе, очищая и украшая окна на предстоящій день. Пекарни въ город наполнены множествомъ слугъ и дтей, которые съ нетерпніемъ ожидаютъ, когда появится первый выпускъ булокъ. Въ предмстіяхъ города эта операція уже совершилась давнымъ-давно, потому что народонаселеніе Сомерстоуна, Камдентоуна, Эйлингтона и Пентонвила состоятъ по бо льшей части изъ конторскихъ прикащиковъ и писцовъ, которые съ наступленіемъ ранняго утра цлыми толпами спшатъ въ Сити или направляютъ свой путь къ судебнымъ мстамъ. Пожилые мужчины, жалованье которыхъ, увы! не увеличивается пропорціонально приращенію семейства, довольно быстро совершаютъ свой путь, по видимому, не имя передъ собой никакой другой цли, кром счетной конторы. Они знаютъ по взгляду почти всхъ, кто встрчается имъ, или кого они перегоняютъ, потому что т же самыя лица попадаются имъ почти ежедневно въ теченіе двадцати лтъ, хотя эти встрчи отличаются совершеннымъ безмолвіемъ съ той и другой стороны.

Если имъ и случится свести личное, или, лучше сказать, мимоходное знакомство, то оно выряжается при встрч быстрымъ приподнятіемъ шляпы, безъ всякаго привта. Они не считаютъ себя вправ остановиться на секунду и обмняться пожатіемъ руки или взять подъ руку добраго пріятеля, потому что это удовольствіе не включено въ ихъ жалованье. Мелкіе писцы, юные сподвижники на поприщ торговой бухгалтеріи, которые обратились въ мужей не побывавъ юношами, торопятся къ своимъ мстамъ попарно, въ огромныхъ шляпахъ, въ первый разъ надтыхъ и тщательно вычищенныхъ фракахъ и въ блыхъ панталонахъ, или, лучше сказать, въ панталонахъ, которые были блы въ прошлое воскресенье, но съ того времени уже порядочно покрылись пылью и черными пятнами. Кто не согласится, что нужно имть твердую силу воли для избжанія употребить часть обреченныхъ дневному пропитанію денегъ на покупку черствыхъ тортовъ, соблазнительно разложенныхъ на желзныхъ листахъ у дверей пирожной давки? Но сознаніе собственнаго достоинства, семь шиллинговъ жалованья въ недлю и блестящая перспектива на полученіе въ непродолжительномъ времени восьмого шиллинга являются на помощь нашимъ друзьямъ, и вслдствіе этого они еще боле набекрениваютъ свои шляпы и заглядываютъ подъ шляпки молоденькихъ швеекъ и модистокъ. Бдныя двушки! мы не знаемъ, существуетъ ли въ Лондон, кром ихъ, другой классъ общества, который такъ тяжело трудится, и который получаетъ за свои труды такую ничтожную плату!

Пробило одинадцать часовъ, и новый классъ народа наполняетъ улицы. Товары въ окнахъ магазиновъ разставлены весьма заманчиво. Магазинщики и прикащики, въ блыхъ галстукахъ и щегольскихъ фракахъ, не даютъ вамъ ни малйшаго повода сдлать заключеніе, что они занимались утромъ уборкою лавки; вы непремнно подумаете, глядя на нихъ, что они ни за что не примутъ на себя столь низкаго занятія, даже если бы отъ того зависла ихъ жизнь. Телги съ Ковентъ-Гарденскаго рынка исчезли. Огородники возвратились домой съ пустыми вагонами. Писцы засли за свои дла; кабріолеты, кэбы, омнибусы и верховыя лошади развозятъ по служебнымъ мстамъ людей боле достаточныхъ. По улицамъ толпятся люди богатые и бдные, праздные и трудолюбивые, въ щегольскихъ костюмахъ и въ лохмотьяхъ. Мы слдимъ за ними и незамтно вступаемъ въ зной, шумъ и дятельность полудня.

II. ЛОНДОНСКІЯ УЛИЦЫ НОЧЬЮ

Если вы хотите видть улицы Лондона въ полномъ великолпіи, то надобно взглянуть на нихъ въ темную, пасмурную ночь, когда воздухъ бываетъ пропитанъ влагой, которая, незамтно спускаясь на мостовую, покрываетъ не жидкою скользкою грязью, или когда тяжелая неподвижная мгла, обнимая каждый предметъ, длаетъ свтъ газовыхъ фонарей гораздо ярче и блестящее освщеніе магазиновъ гораздо ослпительне. Счастливъ тотъ, кому судьба не предназначала находиться на улиц въ подобную ночь! онъ по возможности старается пріютить себя въ своемъ уголку, и прохожіе на улицахъ имютъ полное право позавидовать тмъ счастливцамъ, которые беззаботно сидятъ подл яркихъ каминовъ.

Въ лучшихъ улицахъ города вы видите, что занав 123;си столовыхъ плотно задернуты, огни водъ очагами пылаютъ ярко, и вкусный, аппетитный запахъ обда пріятно поражаетъ обоняніе голоднаго пшехода, въ то время, какъ онъ, утомленный, тихо проходитъ мимо желзныхъ ршотокъ, прикрывающихъ подвальные этажи. Въ предмстіяхъ города, по узенькой улиц, пробирается мальчикъ-разнощикъ сдобныхъ лепешекъ, и пробирается гораздо тише, чмъ ему хочется, потому что едва мистриссъ Маклинъ, изъ No 4, открыла дверь и самымъ громкимъ голосомъ прокричала: "лепешки!", какъ въ ту же минуту изъ окна No 5 высовывается голова мистриссъ Вокаръ и повторяетъ тотъ же самый призывъ. И едва только слова мистриссъ Вокаръ слетли съ ея устъ, какъ мистриссъ Пепло, изъ противоположнаго дома, спускаетъ съ рукъ своего сына, который летитъ по улиц съ такой быстротой, какую могли внушить одн только "сдобныя лепешки", хватаетъ разнощика и насильно влечетъ его къ своему дому. Между тмъ мистриссъ Маклинъ и мистриссъ Вокаръ, чтобъ избавить бднаго разнощика отъ лишнихъ хлопотъ, и чтобъ сказать своей сосдк пару дружескихъ словъ, перебгаютъ черезъ улицу и покупаютъ лепешки у дверей мистриссъ Пепло. Изъ добровольнаго признанія мистриссъ Вокаръ мы узнаемъ, что "чайникъ ея кипитъ, и что на стол уже давно разставлены чашки", а такъ какъ погода на двор чрезвычайно непріятная, то она ршилась выпить чашку вкуснаго горячаго чаю. Съ этимъ заключеніемъ, по какому-то весьма непостижимому стеченію обстоятельствъ, соглашаются и прочія лэди.

Посл непродолжительнаго разговора о суровости погоды и о достоинствахъ горячаго чаю, о всеобщей склонности дтей къ шалостямъ и объ исключеніи изъ этого правила скромнаго поведенія мастера Пенло, мистриссъ Вокаръ примчаетъ въ отдаленномъ конц улицы своего супруга. А такъ какъ бдняжка супругъ ея, посл тяжелой работы въ докахъ, захочетъ выпить чашку горячаго чаю, то она быстро бросается къ дому. Мистриссъ Маклинъ слдуетъ примру мистриссъ Вокаръ, и, обмнявшись на прощанье еще нсколькими

словами, об он скрываются за двери, которыя остаются посл этого закрытыми до слдующаго утра и открываются разв только для "разнощика нива", который является съ лоткомъ, освщеннымъ тусклымъ фонаремъ, и, передавая мистриссъ Вокаръ кружку нива и нумеръ старой газеты, сообщаетъ ей, что "онъ не помнитъ такой холодной ночи, исключая разв той, когда на сосднемъ пол замерзъ человкъ."

Поговоривъ на перекрестк съ полицейскимъ стражемъ касательво весьма вроятной перемны въ погод и наступленія жестокаго мороза, вечерній разнощикъ пива возвращается къ хозяину и въ теченіе остального вечера прилежно занимается помшиваньемъ каменнаго огня, а между дломъ вмшивается въ интересный разговоръ особъ, которыя собрались вокругъ камина.

Улицы, сосднія съ Маршгэтомъ и театромъ Викторіи, представляютъ въ подобную ночь непривлекательный видъ. Топкая грязь нисколько не уменьшается въ нихъ отъ безпрестаннаго движенія народа, который толпами снуетъ около этого мста. Даже маленькій оловянный сосудъ, посвященный печеному картофелю и окруженный пестрыми фонарями, потерялъ свою привлекательность; а что касается до прилавка съ пирогами изъ почекъ, то его привлекательность совсмъ исчезла. Свча въ прозрачномъ фонар — домашняго приготовленія изъ пропитанной масломъ бумаги — разъ пятьдесятъ уже потухала, такъ что пирожникъ, утомленный, бгая взадъ и впередъ къ ближайшему винному погребу за огнемъ, съ отчаяніемъ отказался отъ своей иллюминаціи, и единственными признаками его мстопребыванія служатъ блестящія искры, которыя каждый разъ, какъ только пирожникъ открывалъ свою портабельную печь, далеко разносятся по улиц.

Продавцы рыбы, устрицъ и фруктовъ томятся въ своихъ конурахъ, тщетно стараясь привлечь покупателей. Оборванные ребятишки, которые, несмотря ни на какую погоду, привыкли проводить свободное время на улицахъ, скорчившись, стоятъ небольшими группами подъ дверными навсами или подъ парусиннымъ зонтомъ у окна сырной лавки, гд яркіе рожки газоваго свта озаряютъ огромные круги краснаго и блдно-жолтаго сыру, копченыхъ окороковъ, языковъ и различнаго рода и величины темныхъ колбасъ. Здсь ребятишки забавляются повтореніемъ театральныхъ сценъ, которыхъ они были свидтелями, выраженіемъ восторга при воспоминаніи страшной канонады, которая каждый вечеръ безъ всякихъ измненій повторяется на театр Викторіи, и наконецъ краснорчивыми похвалами въ честь неподражаемаго Билля Томнсова, за его акробатическіе подвиги и непостижимыя тлодвиженія въ національномъ морскомъ танц.

Вотъ уже одинадцать часовъ. Холодный мелкій дождь, который такъ долго все еще накрапывалъ, начинаетъ теперь падать крупными каплями. Печеный картофель оставилъ улицу до слдующаго утра; пирожникъ съ своей подвижной кладовой отправился къ дому; сырная лавка закрыла свои ставни, и ребятишки исчезли. Безпрерывный стукъ деревянныхъ башмаковъ по скользкой мостовой, шорохъ зонтиковъ и глухое завываніе втра свидтельствуютъ о безпощадной погод, и полицейскій стражъ, въ лакированномъ плащ, плотно застегнутомъ вокругъ его особы, бдный, никакъ не можетъ поздравить себя съ блестящей перспективой, особливо въ то время, когда онъ хочетъ отвернуться отъ сильнаго порыва втра и дождя и скрыться за угломъ, гд эти дв стихіи нападаютъ на него еще свирпе.

Мелочная лавочка, съ разбитымъ звонкомъ на дверяхъ, который уныло дребезжитъ при каждомъ требованіи какихъ нибудь подъ-унца чаю и четверти фунта сахару, запирается на ночь. Толпы народа, которыя сновали взадъ и впередъ въ теченіе цлаго дня, быстро начинаютъ рдть, Шумъ, крики и брань, вылетающіе изъ трактировъ и винныхъ погребковъ, составляютъ почти единственный гулъ, нарушающій грустное безмолвіе ночи.

Правда, среди этого безмолвія раздается другой, раздирающій звукъ; но онъ замолкъ почти при самомъ начал. Несчастная женщина, съ ребенкомъ на рукахъ, бережно завернутымъ въ оборванную шаль, длала попытку пропть какую-то народную балладу, въ надежд вынудить нсколько пенсовъ отъ сострадательныхъ прохожихъ. Но этотъ подвигъ — это жалкое усиліе жалкой нищеты — былъ встрченъ безчеловчнымъ смхомъ. Слезы градомъ покатились по блдному, изнуренному лицу матери. Ребенокъ озябъ, голоденъ; его тихіе, полу-подавленные стоны еще боле усиливаютъ мучительную тоску матери, и она съ воплемъ опускается на мокрое, холодное крыльцо ближайшаго дома. О, какъ мало найдется такихъ людей, которые, проходя мимо подобнаго созданія, представляютъ себ пытку сердца и паденіе духа, производимыя въ несчастной даже однимъ только усиліемъ пропть что нибудь! Болзнь, лишенія и голодъ грустно отзываются въ каждомъ слов знакомой псенки, которая часто оживляла часы вашего досужнаго веселья. Зачмъ же вы сметесь надъ этимъ пніемъ? Неужели вы не слышите, что въ трепетномъ голос пвицы высказывается ужасная повсть нищеты? Неужели вы не подумали, что, не давъ докончить этой раздирающей душу псни, несчастная мать отвернется отъ вашего пренебреженія для того только, чтобъ умереть отъ холода и голода, и умереть съ невиннымъ младенцемъ на рукахъ?

Часъ ночи. Но грязнымъ улицамъ возвращаются партіи изъ различныхъ театровъ. Кэбы, коляски и омнибусы шумно катятся по мостовой. Лодочники, съ тусклыми, грязными фонарями въ рукахъ и огромными мдными бляхами на груди, возвращаются къ своимъ пловучимъ жилищамъ или на покой, или наслаждаться удовольствіемъ за кружкой крпкаго пива и трубкой табаку. Покровители партера стремятся къ домамъ, гд во всякое время могутъ найти для себя подкрпленіе. Котлеты, почки, кролики, устрицы, портеръ и сигары подаются среди облаковъ табачнаго дыму, бготни, стукотни ножами и клокотанья бутылочной жидкости и множества другихъ подобныхъ звуковъ.