Очерки Лондона
Шрифт:
1. ЛОНДОНСКІЯ УЛИЦЫ УТРОМЪ
Видъ, представляемый улицами Лондона въ лтнюю пору; за часъ до восхожденія солнца, покажется весьма поразительнымъ даже и для тхъ, которые, благодаря или жалкому стремленію за удовольствіями, или необходимости снискать себ трудами дневное пропитаніе, уже давно знакомы съ этой сценой. Холодъ и пустота среди безмолвныхъ улицъ, на которыхъ мы во всякое другое время дня привыкли видть дятельныя и шумныя толпы народа, среди на-глухо закрытыхъ зданій, въ которыхъ днемъ совершаются различныя хлопоты и кипитъ жизнь, производятъ сильное впечатлніе.
Съ наступленіемъ утра улицы замтно пустютъ. Начиная отъ полночнаго труженика до разгульнаго весельчака, вс и все исчезаетъ на нихъ. Вотъ уже послдній гуляка, который спшитъ возвратиться домой до разсвта, прошелъ по улиц нетвердыми шагами, напвая вакхическую псню протекшей ночи; вотъ уже и бездомный бродяга, котораго нищета и полиція оставили на улицахъ, свернулся
Иногда только покажется на перекрестк полицейскій стражъ, который безмолвно устремляетъ внимательный взглядъ на отдаленный конецъ безлюднаго проспекта; или изрдка, крадучись пробжитъ черезъ улицу блудная кошка и съ хитрою осторожностью спустится въ нижніе апартаменты своего жилья. Сначала она вскочитъ на дождевую кадку, потомъ спрыгнетъ на мусорную яму и наконецъ уже тихонько прокрадется къ лстниц, какъ будто вся репутація ея зависитъ отъ того, чтобы ея ночныя похожденія не обратили на себя вниманія соннаго народонаселенія. Мстами вы видите полуоткрытыя окна въ верхнихъ этажахъ, обличающія душный воздухъ въ комнат или безпокойный сонъ; а иногда увидите тусклый огонекъ ночной лампады, врной предвстницы мучительной безсонницы или тяжелаго недуга. Не будь этихъ немногихъ исключеній, и вы не замтили бы на улицахъ ни малйшихъ признаковъ жизни, не ршились бы подумать, что въ домахъ обитаютъ живыя созданія….
Но вотъ проходитъ часъ времени. Церковные шпицы и кровли высокихъ зданій мало по малу озаряются блдно-розовымъ свтомъ восходящаго солнца, и на улицахъ мало по малу обнаруживается движеніе и раздается шумъ. Въ отдаленныхъ концахъ ихъ появляются рыночныя телги: сонный вагонщикъ нетерпливо понукаетъ своихъ усталыхъ лошадей или тщетно старается разбудить мальчика, который, безпечно развалившись на корзинахъ съ фруктами, погруженный въ упоительное самозабвеніе, забываетъ чудеса столицы, давно возбуждавшія его любопытство.
Грубыя, немытыя, съ заспанными глазами, созданія страннаго вида, что-то среднее между дворникомъ и конюхомъ, начинаютъ вынимать ставни изъ оконъ раннихъ гостинницъ, и на извстныхъ мстахъ показываются небольшіе деревянные столы, съ обыкновенными приготовленіями для уличнаго завтрака. Множество мужчинъ и женщинъ (преимущественно послднихъ), съ тяжелыми корзинами фруктовъ на голов, тихо пробираются къ Ковентъ-Гарденскому рывку, но той сторон Пикадилли, которая усажена деревьями, и, слдуя другъ за другомъ въ близкомъ разстояніи, образуютъ, отъ самого начала Пикадилли до поворота къ мосту Найтъ, длинную, безпрерывно измняющуюся линію.
Иногда вы увидите каменьщика, который, съ обдомъ въ носовомъ платк, отправляется на дневную работу, а иногда встртите нсколько ребятишекъ, которые тайкомъ отъ своихъ родителей весело бгутъ по мостовой купаться. Ихъ шумная радость производитъ сильный контрастъ съ угрюмымъ выраженіемъ маленькаго трубочиста, который, простучавъ въ скобу и прозвонивъ въ колокольчикъ до боли въ рукахъ, терпливо сидитъ у порога и ждетъ, когда изволитъ проснуться горничная или кухарка соннаго дома.
Ковентъ-Гарденскіи рынокъ, съ переулками, ведущими къ нему, унизанъ телгами всхъ родовъ, величинъ и описаній, начиная отъ огромнйшаго грузового вагона съ четверкой рослыхъ, здоровыхъ лошадей до дребезжащей таратайки яблочника съ чахоточнымъ осломъ. Мостовая уже усыпана завялыми капустными листьями, охапками сва и все-возможнымъ соромъ, составляющимъ неотъемлемую принадлежность фруктоваго и зеленного рынка. Мужчины кричатъ, телги переходятъ съ мста на мсто, лошади ржатъ, ребятишки дерутся, торговки болтаютъ, пирожницы превозвосятъ до небесъ свои произведенія, ослы пронзительно визжатъ. Вс эти голоса и сотни другихъ сливаются въ одинъ нестройный гулъ, довольно непріятный для слуха лондонскаго жителя, но еще боле непріятный для тхъ провинціяльныхъ жителей, которые въ первый разъ явились въ Лондовъ и поселились въ гостинниц, ближайшей къ Ковентъ-Гардену.
Проходитъ еще часъ, и день вполн начался. Служанка, и вмст съ тмъ исполнительница всхъ возможныхъ домашнихъ работъ, не обращаетъ ни малйшаго вниманія, конечно, по поводу крпкаго сна, на звонки своей госпожи, которые продолжались по крайней мр съ полчаса. Она получаетъ наконецъ приказаніе вставать чрезъ господина, котораго госпожа нарочно посылаетъ самого для этой цли, и который, выступивъ въ постельномъ костюм на площадку лстницы, повелительнымъ голосомъ восклицаетъ, что уже половина седьмого часа, и что пора подумать о хозяйств. При этомъ служанка внезапно вскакиваетъ, выражаетъ изумленіе, съ недовольнымъ видомъ спускается въ нижніе апартаменты и такъ лниво выбиваетъ огонь, какъ будто думаетъ, что онъ самъ собою воспламенится. Сдлавъ первый приступъ къ дневнымъ занятіямъ, служанка отворяетъ уличную дверь, чтобы принять молоко, какъ вдругъ, по самому невроятному стеченію обстоятельствъ, оно открываетъ, что сосдняя служанка также вышла принять молоко, и что молодой прикащикъ мистера Тодда, по той же самой необыкновенной причин, вышелъ открыть ставни своего дома. Неизбжнымъ слдствіемъ подобнаго открытія бываетъ то, что служанка, съ кувшиномъ молока въ рук, подходитъ къ ближайшему сосp3; днему дому, собственно затмъ, чтобъ поздороваться съ Бэтси Кларкъ, и что молодой прикащикъ мистера Тодда переходитъ черезъ улицу, затмъ только, чтобы поздравить обихъ сосдокъ "съ добрымъ утромъ". А такъ какъ помянутый молодой прикащикъ мужчина прекрасной наружности и такой же любезный кавалеръ, какъ и самъ булочникъ, мистеръ Тоддъ, то между сосдями быстро завязывается самый интересный разговоръ, и, вроятно, продолженіе его было бы въ тысячу разъ интересне, если бы госпожа Бетси Кларкъ, которая слдитъ за каждымъ движеніемъ своей служанки, не постучала весьма сердито въ окно своей спальни. При этомъ сигнал молодой прикащикъ, стараясь сохранить приличное хладнокровіе, начинаетъ что-то насвистывать и возвращается къ своему дому удвоеннымъ шагомъ, а сосдки-служанки бгутъ по мстамъ и, затворивъ за собой дверь, съ изумительной тишиной, черезъ минуту высовываются изъ окна гостиной. Другой пожалуй вздумаетъ, что он смотрятъ на почтовую карету, которая въ эту минуту прозжаетъ мимо оконъ: о, нтъ! тотъ ошибется, кто подумаетъ это. Он высунулись изъ оконъ для того, чтобы еще разъ взглянуть на молодого прикащика, который въ свою очередь большой охотникъ любоваться почтовыми каретами, а еще боле добрыми сосдками, и на этомъ основаніи бросаетъ бглый взглядъ на карету и самый продолжительный на Бетси Кларкъ и ея подругу.
Между тмъ почтовая карета мчится своимъ чередомъ къ контор дилижансовъ, пассажиры, вызжающіе изъ Лондона въ раннемъ дилижанс, съ величайшимъ изумленіемъ смотрятъ на пассажировъ възжающихъ. Вытянутыя лица послднихъ принимаютъ плачевный видъ и покрываются какимъ-то жолто-синеватымъ цвтомъ. По всему видно, что они находятся подъ вліяніемъ того страннаго ощущенія, которое рождается во время отъзда, — ощущенія, производящаго то, что событія вчерашняго утра кажутся какъ бы случившимся по крайней мр мсяцевъ шесть тому назадъ. Въ контор дилижансовъ замтна необыкновенная дятельность. Дилижансы, готовые отправиться въ дорогу, окружены неизбжной толпой евреевъ и другихъ промышленныхъ людей, которые постоянно пребываютъ въ полномъ убжденіи, Богъ знаетъ только почему, что ни одинъ пассажиръ не сядетъ въ дилижансъ не купивъ полъ-дюжины грошовыхъ апельсиновъ, или перочиннаго ножика, памятной книжки, прошлогодняго календаря, мднаго рейсфедера, кусочка грцкой губы или наконецъ собранія оборванныхъ каррикатуръ.
Проходитъ еще полчаса, и уже солнце весело бросаетъ свои яркіе лучи на улицы, въ половину еще пустыя, и свтитъ съ достаточнымъ блескомъ для того, чтобы разогнать утреннюю лнь прикащика, который, выметая лавку и вспрсыкивая мостовую, поминутно оставляетъ свою работу, чтобы сообщить другому прикащику (точно также лниво занимающемуся подобной же работой), что сегодня будетъ очень жарко. Иногда онъ облокотится одной рукой на метлу, а другой отнитъ себ глаза и пристально начнетъ смотрть на «Чудо», или "Молнію", или «Нимрода», или на какой нибудь другой дорожный экипажъ, и смотритъ до тхъ поръ, пока дилижансъ не скроется, въ пыльномъ туман, на отдаленномъ конц улицы. Тогда онъ совершенно оставляетъ свое занятіе и съ унылымъ духомъ возвращается въ лавку. У него возродилась зависть къ пассажирамъ, которые умчались изъ душнаго Лондона; онъ вспомнилъ о своей далекой и милой родин, о красномъ кирпичномъ домик, въ который онъ ходилъ учиться. Жалкія порціи молока, разведеннаго водой, толстые куски хлба, чуть-чуть намазанные масломъ, уничтожаются передъ сладкими воспоминаніями о зеленыхъ поляхъ, на которыхъ онъ рзвился съ другами ребятишками, о широкомъ пруд, который постоянно покрывался яркою зеленью, и за который его выскли, потому что онъ осмлился упасть въ него, и наконецъ о тысяч другихъ предметовъ, тсно связанныхъ съ счастливымъ школьнымъ временемъ.
Но вотъ на улицахъ начинаютъ показываться кэбы. Одни шагъ за шагомъ тянутся по мостовой, другіе быстро несутся къ конторамъ дилижансовъ или къ пароходамъ, что легко можно замтить по чемоданамъ и узламъ, чрезвычайно уютно размщеннымъ на извощичьихъ козлахъ. Извощики кэбовъ и колясокъ, поставленныхъ у биржъ, дятельно занимаются полировкою орнаментныхъ частей своихъ закоптлыхъ возницъ. Первые изъ нихъ не могутъ надивиться, какимъ образомъ благомыслящіе люди ршаются предпочитать "огромнйшіе, чудовищные омнибусы прекраснйшему кэбу съ чуднымъ рысакомъ", а послдніе никакимъ образомъ не могутъ объяснить себ опрометчивость людей, которые рискуютъ головой, "нанимая эти дряхлые, никуда негодные кабы, въ то время, какъ имъ, по видимому, ничто бы не мшало взять легонькую коляску, съ парой отличныхъ лошадей, которыхъ никто еще не обгонялъ."