Эпизод из жизни мистера Ваткинса Тотля (старая орфография)

Мистеру Ваткинсу Тотлю было около пятидесяти лтъ, и при весьма невысокомъ рост онъ имлъ плотное тлосложеніе, блое лицо и розовыя щоки. Наружность его чрезвычайно походила на виньетку ричардсоновыхъ романовъ; обращеніе его отличалось безукоризненною благопристойностью, а движенія — кочерговатостью, которой наврное позавидовалъ бы самъ сэръ Чарльзъ Грандисонъ. Жилъ онъ при помощи годового дохода, который въ размр своемъ какъ нельзя врне былъ пропорціоналенъ своему владтелю, то есть онъ былъ очень, очень малъ. Мистеръ Тотль, получая этотъ доходъ въ періодическія сроки, а именно въ каждый понедльникъ, тратилъ его аккуратно въ теченіе недли, а это обстоятельство уподобляло Ваткинса

Мистеръ Ваткинсъ Тотль много лтъ уже прожилъ въ покойномъ состояніи одиночества, какъ говорятъ холостяки, или въ жалкомъ состояніи одиночества, какъ думаютъ старыя двы; но мысль о супружеской жизни все еще не переставала посщать его. Среди глубокихъ размышленій объ этой тем; игривая мечта мистера Тотля превращала маленькую комнатку его, въ улиц Сесиль, въ прекрасный уютный домикъ, расположенный въ предместьяхъ Лондона; полъ центнера каменнаго угля, хранившагося подъ кухонной лстницей, внезапно увеличивались до трехъ тоновъ самаго лучшаго валсэндскаго; маленькая французская кушетка получала предназначеніе служить вмсто кровати, а на пустомъ стул противъ камина воображеніе рисовало прелестную молодую лэди съ весьма незначительною собственною своею независимостью и весьма значительною зависимостью отъ духовнаго завщанія ея родителя.

— Кто тамъ? спросилъ мистеръ Ваткинсъ Тотль, въ то время, какъ легкій стукъ въ дверь его комнаты нарушилъ эти размышленія, въ которыя Ваткинсъ погруженъ былъ въ одинъ прекрасный вечеръ.

— Тотль, мой другъ, здоровъ ли ты? сказалъ довольно грубымъ голосомъ коротенькій, пожилыхъ лтъ джентльменъ, врываясь въ комнату и отвчая на свой вопросъ другимъ вопросомъ, — и уже посл того началось пожатіе рукъ, съ соблюденіемъ величайшей торжественности.

— Вдь я говорилъ, что когда нибудь вечеркомъ непремнно зайду къ теб, сказалъ коротенькій джентльменъ, вручая Тотлю свою шляпу.

— Очень радъ васъ видть, сказалъ мистеръ Ваткинсъ Тотль, отъ души желая, чтобы гость провалился на дно Темзы, вмсто того, чтобъ ввалиться въ его комнату.

Недля была на исход и Ваткинсъ чувствовалъ себя въ стсненныхъ обстоятельствахъ.

— Какъ здоровье мистриссъ Габріэль Парсонсъ? спросилъ Тотль.

— Слава Богу, здорова, благодарю, отвчалъ мистеръ Габріэль Парсонсъ: это ими принадлежало коротенькому джентльмену.

Вслдъ за тмъ наступило молчаніе; коротенькіе джентльменъ глядлъ на лвую заслонку камина; на лиц Ваткинса отражалась безсмысленность.

— Да, да, слава Богу, здорова, повторилъ джентльменъ, спустя пять минутъ, проведенныхъ въ совершенномъ безмолвіи: — какъ нельзя лучше здорова! и началъ тереть ладони свои съ такой быстротой и силой, какъ будто посредствомъ тренія ихъ намренъ былъ достать огонь.

— Чмъ прикажете угощать васъ? спросилъ Тотль, съ отчаянной смтливостью человка, который зналъ, что если гость не уходитъ, то нужно же чмъ нибудь угостить его.

— Право не знаю! Нтъ ли у тебя виски?

— На прошедшей недл, отвчалъ Тотль весьма медленно, стараясь выиграть время: — у меня была славная и чрезвычайно крпкая виски; но теперь вышла вся… а потому крпость ея….

— Вотъ ужь это не доказательство, или, говоря другими словами, этимъ невозможно доказать, сказалъ коротенькій джентльменъ и вмст съ тмъ захохоталъ, по видимому, весьма довольный, что виски была выпита.

Мистеръ Тотль улыбнулся; но въ этой улыбк отражалось отчаяніе. Когда смхъ мистера Парсонса прекратился, мистеръ Тотль довольно деликатно сдлалъ предложеніе, чтобы за отсутствіемъ виски обратиться въ обыкновенному грогу, и, прилагая слово къ длу, немедленно зажогъ сальную свчу, досталъ огромный ключъ, принадлежавшій къ уличнымъ дверямъ и при экстренныхъ случаяхъ исполнявшій обязанность ключа отъ винныхъ погребовъ, созданныхъ воображеніемъ, вышелъ изъ комнаты и попросилъ хозяйку наполнить стаканы и дополнить ими недльный счетъ. Просьба Тотля увнчалась полнымъ успхомъ: требуемое было подано съ приличной поспшностью не изъ «глубокихъ до безпредльности»; но изъ ближайшихъ сосднихъ погребовъ. Коротенькіе джентльмены составили себ по грогу и съ полнымъ комфортомъ расположились передъ каминомъ.

— Тотль, сказалъ мистеръ Габріэль Парсенсъ: — ты вдь знаешь меня: я человкъ откровенный, говорю что думаю, и что думаю, то и говорю, терпть не могу церемоній и ненавижу скрытность и всякое притворство. Нельзя назвать хорошимъ то домино, которое скрываетъ одну только наружность, а не производитъ того чтобы и дурное казалось хорошимъ; да тоже и то домино нехорошо, изъ подъ котораго блыя бумажные чулки кажутся шолковыми. — Послушай, вотъ что я хочу сказать теб.

При этомъ мистеръ Парсенсъ остановился и сдлалъ весьма длинный глотокъ. Въ свою очередь и мистеръ Тотль прихлебнулъ изъ стакана, помшалъ огонь въ камин и принялъ видъ глубочайшаго вниманія.

— Впрочемъ, къ чему тутъ долго разсуждать! снова началъ коротенькій джентльменъ. — Ты вдь хочешь жениться… не такъ ли?

— Почему же! отвчалъ мистеръ Тотль, недовольный предметомъ разговора. — Почему же…. конечно…. по крайней мр мн кажется, что я отъ этого непрочь.

— Такъ что же, ты хочешь? сказалъ коротенькій джентльменъ. — Говори коротко и ясно; иначе сейчасъ же и длу конецъ. Ты хочешь имть деньги?

— Мн кажется, вамъ уже извстно это.

— Ты любишь прекрасный полъ?

— Люблю.

— Слдовательно, ты хочешь и жениться.

— Конечно.

— Такъ я теб скажу, что ты и женишься.

— Вотъ теб и конецъ!

Сказавъ это, мастеръ Габріэль Парсонсъ понюхалъ табаку и сдлалъ другой грогъ.

— Но, ради Бога, прошу васъ, говорите ясне, сказалъ Тотль. — Согласитесь сами, что нельзя же оставлять меня въ недоумніи, если предлагается партія сколько нибудь интересна.

— Послушай, отвчалъ мистеръ Габріэль Парсонсъ, боле и боле разгорячаясь какъ предметомъ этого разговора, какъ и грогомъ: — я лично знаю лэди, она теперь остановилась у моей жены, и — ужь позволь сказать — вы съ ней будете пара превосходная. Воспитана отлично, говоритъ по французски, играетъ на фортепьяно, знаетъ изъ натуральной исторіи все, что касается до цвтовъ и раковинъ, и многое тому подобное; кром того она иметъ пятьсотъ фунтовъ въ годъ, съ неограниченной властью располагать ими: они оставлены ей по духовному завщанію.

— Такъ что же! пожалуй я присватаюсь къ ней, отвчалъ мистеръ Тотль. — Вроятно, она уже немолода?

— Не очень; какъ разъ теб подъ пару…. Кажется, я уже сказалъ объ этомъ.

— А какого цвта волосы у этой лэди? спросилъ мистеръ Ваткинсъ Тотль.

— Вотъ ужь право не припомню, отвчалъ Габріэль съ величайшимъ хладнокровіемъ. — Впрочемъ, кажется, что у ней накладка; я съ перваго раза замтилъ это.

— Что за накладка? воскликнулъ Тотль.

— Будто ты не знаешь? это просто небольшая вещица съ локонами, сказалъ Парсонсъ и въ поясненіе словъ своимъ провелъ по лбу кривую линію. — Я знаю, что накладка черная, но не могу утвердительно сказать, какого цвта волосы ея; чтобъ узнать это, непремнно нужно пристальне замтить; во всякомъ случа, мн кажется, что они свтле накладки, такъ, что-то въ род дымчатаго цвта.