Призрак покойного мистера Джэмса Барбера (старая орфография)
Шрифт:
— Ты говоришь: «счастіе»; нтъ! вовсе не правда! Подобнаго ничего не существуетъ. Жизнь не есть игра случая; это не шахматная игра. Если ты теряешь, то пеняй на самаго себя…
Эти слова были сказаны молодымъ лейтенантомъ британскаго флота мичману среднихъ лтъ, а вдобавокъ его старшему брату.
— Не скажешь ли ты, что счастіе вовсе не участвовало при производств въ лейтенанты джентльмена Боббина и при моей послдней неудач? возразилъ мичманъ.
— Боббинъ хотя и денди, но онъ хорошій морякъ, а…. лейтенантъ взглянулъ въ сторону и замолчалъ.
— А я нехорошій, конечно ты прибавилъ бы, еслибъ только было у тебя побольше смлости. Но я теб скажу, что
— На практик, можетъ быть, не спорю, потому что ты десятью годами раньше его въ служб. Я не говорю о практик, но о теоріи, которая также въ своемъ род дло важное, и въ которой отказался отъ экзамена, продолжалъ молодой офицеръ довольно серьёзно и съ видомъ печальнаго упрека. — Ты никогда не изучалъ теоріи.
— Однако, послушай, мастэръ Фердинандъ, сказалъ пожилой мичманъ, начиная обнаруживать свое неудовольствіе: — мн кажется, что такой разговоръ вовсе не кстати между братьями посл пятилтней разлуки.
Молодой лейтенантъ взялъ за руку брата и просилъ его не принимать горячо къ сердцу словъ, сказанныхъ съ добрымъ намреніемъ.
— Ну, хорошо, хорошо, отвчалъ мичманъ съ принужденнымъ смхомъ. — Другой разъ будь поосторожне, тмъ боле, что самъ никогда не былъ лучше того, кому длаешь упреки.
— Я признаюсь въ этомъ съ сожалніемъ; но меня исправила несчастная кончина бднаго Барбера.
— Чья? спросилъ старшій братъ, откидываясь назадъ и отталкивая отъ себя стаканъ. — Ужь не Веселаго ли Джэмми, какъ мы звали его, — моего однокашника на бриг «Роллакъ»?
— Именно его.
— Какъ! неужели онъ умеръ?
— Умеръ.
— Да это былъ нашъ задушевный пріятель. Безъ Веселаго Джэмми никогда не совершались береговыя наши путешествія во время якорныхъ стоянокъ. Онъ понималъ жизнь отъ носы до кормы, отъ топика и до киля. Онъ зналъ всхъ и каждаго, начиная съ перваго лорда до послдняго человка въ мір. Я самъ видлъ, какъ съ нимъ поздоровался дюкъ, а спустя минуту его поддлъ какой-то странствующій актеръ и по пріятельски угостилъ въ таверн. Однажды онъ взялъ меня на балъ къ герцогин Доррингтонъ, гд вс его знали и онъ зналъ всхъ, а оттуда отправился въ Сидровые Погреба, гд одинаково былъ на дружеской ног со всми странными людьми. Онъ, былъ «братъ», «членъ», «благородный грандъ» и «президентъ» всхъ-возможныхъ обществъ. Зналъ все, что длалось въ клубахъ и что говорилось въ фэшіонебельномъ свт. Зналъ, что давалъ лучшіе обды, и всегда былъ приглашаемъ на лучшіе балы. Былъ чудесный знатокъ шампанскаго, и на скачкахъ каждый старался держать за него пари. Умлъ роспвать модные романсы: и былъ четвертымъ изъ тхъ, кто могъ танцовать польку при первомъ, ея появленіи. Портеръ, валлійскіе кролики, буртонскій эль были также коротко ему знакомы, какъ и римскій пуншъ, французская кухня и итальянскіе пвцы. На мор онъ всегда былъ что называется душою общества: устроивалъ театры, разсказывалъ анекдоты и плъ комическія псни, которые смшили даже коммиссара.
— Обширность и разнообразіе свдній, оказалъ лейтенантъ Фидъ: — совершенно испортили всю его карьеру. — Въ послднее время, какъ теб извстно, онъ былъ отставленъ отъ службы за невоздержность и неспособность.
— Когда ты видлъ его въ послдній разъ?
— Въ-живыхъ? спросилъ Фердинандъ Фидъ, мняясь въ лиц.
— Безъ сомннія! Ужь не хочешь ли ты уврить, что видлъ его призракъ?
Лейтенантъ молчалъ; а мичманъ вкусилъ длинный глотокъ своей любимой микстуры изъ равныхъ частей воды и рому и намекнулъ своему младшему брату, чтобъ тотъ разсказалъ призракъ матросамъ, потому что онъ ршительно не намренъ былъ ни слушать
— Пускай смются надъ моимъ заблужденіемъ, если только можно назвать это заблужденіемъ, сказалъ младшій Фидъ: — но чрезъ него я очень много выигралъ по служб; и если только привиднія показываются, то я видлъ привидніе Джэмса Барбера. Теб извстно, что я, точно также, какъ ты и Барберъ, едва ли не погибъ отъ пристрастія къ удовольствію и невоздержной жизни, какъ вдругъ Барберъ, или пожалуй считай его за кого хочешь, явился мн на помощь.
— Дай послушать, что за чудеса: я вижу, что сегодня у меня есть расположеніе къ привидніямъ.
— Это было въ 18.. году, когда я возвратися въ отечество на «Стрл», съ депешами отъ береговъ Африки; ты стоялъ тогда въ Таг на корабл «Бобстэй». Стоянка наша, какъ теб извстно, была самая голодная; каждый, кто только бывалъ у невольничьихъ береговъ, непремнно возвращается въ отечество съ ршимостью «сняться съ дрейфа» при первой возможности. Моя ршимость была непреклонная. По прибытіи въ портъ, я тотчасъ же отправился отыскивать веселаго Джэмми………
— Что весьма легко было сдлать, еслибъ только ты зналъ, гд нужно искать его.
— Я зналъ и отправился къ нему наврняка. Надобно сказать, что около того времени: вс его аристократическіе друзья крайне наскучили ему. Свтскость потеряла для него пріятную прелесть свою, и я нашелъ его присутствующимъ въ гостинниц «Гюйсъ». Онъ принялъ меня въ разверстыя объятія, и мы отправились въ «береговыя путешествія». Безъ содроганія я не могу вспомнить о томъ, какъ провели мы цлую недлю. Мы бросались съ бала въ трактиръ, изъ театра на ужинъ, изъ клуба въ погребъ. У насъ недоставало времени ходить пшкомъ, поэтому мы разъзжали въ кэбахъ. На четвертую ночь, когда я началъ чувствовать, что силы покидаютъ меня, когда тже самые романсы, тже кадрили, таже плохая виски, тотъ же удушливый табачный дымъ и по утрамъ тже мучительныя наказанія надоли мн, - я замтилъ Джэмми, что надобно приписать особенному чуду, если онъ уметъ переносить все это въ теченіе нсколькихъ лтъ. Вроятно, ты почелъ бы наказаніемъ, прибавилъ я:- еслибъ былъ обязанъ проводить годъ за годомъ въ этомъ тяжкомъ положеніи.
— Что же онъ сказалъ на это? спросилъ Филинъ.
— Я никакъ не полагалъ, чтобы слова мои такъ сильно огорчили его. Онъ бросилъ на меня свирпый взглядъ и отвчалъ: «я и то обязанъ!»
— Какже это онъ объяснилъ теб?
— Онъ до такой степени свыкся съ невоздержностью и до такой степени разстроилъ свое здоровье, что привычка обратилась для него въ другую натуру. Сильное ощущеніе служило для него главнымъ условіемъ жизни, такъ что отъ не смлъ быть совершенно трезвымъ, подъ опасеніемъ свалиться съ ногъ, какъ пушечное ядро въ воду.
Мичманъ держалъ въ рук стаканъ, но не ршался пить его.
— Хорошо, сказалъ онъ; — что же дальше?
— Путешествія наши продолжались еще два вечера. Я не выдержалъ; да мн кажется, что и самый чугунъ не выдержалъ бы этого. Я слегъ въ постель; горячка сильно развилась во мн.
Фердинандъ былъ взволнованъ и выпилъ больной глотокъ лимонада
— Знаю, знаю: ни къ чему распространяться! отвчалъ старшій братъ, поднося къ губамъ стаканъ грогу. — Ты очень былъ нехорошъ; я слышалъ это отъ Сетона, который выбрилъ теб голову.