Очерки пером и карандашом из кругосветного плавания в 1857, 1858, 1859, 1860 годах.
Шрифт:
Когда клипер вытянулся из дока в реку, я, как больной, поместился на китайской лодке, на которую сгрузили паруса и другие вещи, мешавшие работам на судне. Лодка была длинная, с круглым навесом; наверху род палубы, в кормовой части которой стояло несколько горшков с зеленью и цветами. Под этою оранжереей жили хозяева, целое семейство. Лодка была очень вместительна и чисто содержалась: везде выполированное дерево, тростниковые плетенки и бамбуковые перекладины. Если шел дождь, то мгновенно закрывались все окна тростниковыми покрышками; у меня была постоянная тень и сквозной воздух. В известные часы дня приходила хозяйка, или её сын в ту часть, где я жил и где в угольном шкафчике помещались домашние пенаты: кукла из сермяги, обклеенная снаружи фольгой и бумагой, бумага для чин-чина и еще какие-то принадлежности; хозяйка зажигала бумагу и, потом, помахав ею в различных направлениях, бросала на воду, ставила маленькие свечки во все углы, куда только можно было ткнуть их, и уходила. Все это делалось без всякой мысли, без всякого религиозного чувства. Китайцы суеверны, и наклонность к религиозным церемониям, как у всех буддистов, развита в них сильно. Нет дома в южных провинциях, в котором бы не было домашней часовни, помещаемой обыкновенно в конце столовой. Обряд исполнен, и китаец спокоен. Во время богослужения в храмах смеются и глазеют по сторонам. Зачем молиться? на это есть бонзы, которые действительно не развлекаются общим шумом и с торжественностью повторяют свои молитвы, держа в скрещенных на груди руках четки, звоня в колокол и по временам ударяя в гонг, чтобы привлечь внимание Будды к молитве. На юге буддизм распространен более учения Конфуция и секты Тау, или Разума. Кроме того, в Китае есть мусульмане и евреи.
Кроме домашних суеверных обрядов, в Китае в большом ходу приношение общественных жертв и другие торжественные церемонии и процессии, которые тянутся иногда на несколько миль. Идолов убирают в дорогие одежды, несут их на великолепных носилках; поклонники тысячами следуют за ними и забегают вперед, разодетые в праздничные платья. Страшное количество известной бумаги, с серебряною пластинкой, сжигается под конец, как жертва. He распространяюсь об этих церемониях, потому что говорю о них только по слухам; мне не удалось видеть ни одной.
Во время моей болезни приехал к нам доктор Рамзей с парохода Assistance; он уже четыре года в Китае и скоро возвращается в Англию. Он молод, и лицо его очень располагает в его пользу. Это один из тех людей, которые, кажется, не совсем высказываются и заставляют предполагать гораздо больше того, что хотят высказать и выказать. Есть какие-то затаенные достоинства, скрывающиеся в этих приятных и умных чертах; таких людей можно любить, и привязываешься к ним все больше, по мере того как узнаешь их. Довериться им всегда можно; я заметил, что чаще всего эти физиономии встречаются между англичанами. Давид Копперфильд должен был иметь именно такое лицо. Мистер Рамзей кончил курс в Эдинбургском университете, слушал Саима и Симсона и из университета отправился в Китай. Во время войны он был на корвете Горнет (Hornet), знакомом нашим де-кастрийским морякам. По моем выздоровлении, я сейчас же отправился на Assistance. Доктор водил меня по пароходу, который немного меньше Гималая виденного нами на мысе Доброй Надежды. Вся жилая палуба отдана под больным. Какая чистота и какой простор! Есть даже отделение для акушерских случаев. В то время, как мы сидели на пароходе, начал дуть норд-вест. Опытные английские офицеры обратили наше внимание на этот ветер. Это было в конце августа; все время господствовал зюйд-ост — муссон; норд-вест обещал тайфун, который бывает здесь преимущественно во время переменных муссонов: редко один муссон уступает место другому без борьбы; борьба эта начинается с июля и продолжается до декабря. Уже лет шестьдесят делают постоянные наблюдения над тифонами в здешних морях; всякое судно, попавшее в тифон и вышедшее благополучно, опрашивается, и от него отбирают все сведения, относящиеся к бывшему случаю. Есть целая система, научающая средствам избегнуть этого страшного врага. Судно, надеющееся на себя и имеющее перед собою свободное место, должно немедленно уходить на фордевинд или бакштаг, определив заранее направление урагана и свое от него расстояние: a это делается следующим образом: ложатся в дрейф, — в северном полушарии на правый, a в южной на левый галс. Если стать спиной к ветру и протянуть руку перпендикулярно к линии, означающей направление ветра, то левая рука укажет место урагана в северном, a правая — в южном полушарии. Свое от него расстояние определяют увеличивающейся или уменьшающейся силою ветра, быстро падающим барометром и другими признаками. Ураган имеет два движения: свое — вращательное около центра, и движение общее, поступательное. Последнее движение совершается по параболической линии. Скорость вихря равняется от 80 до 90 миль в час, тогда как скорость самого сильного шторма не превышает 20 миль. Но в урагане сила ветра не так страшна, как ужасно волнение, воздымаемое беспрестанно изменяющимся ветром, обходящим иногда все румбы компаса. Волны от противоположно направленной силы взлетают друг на друга и вырастают в колоссальные пирамиды, при чем иногда образуются водовороты. Судно, заливаемое с различных сторон, теряет рангоут, бросает орудия за борт и терпеливо выжидает своей участи. Верным признаком приближения тайфуна служит барометр, который постепенно падает, иногда до 28,00; как скоро он начнет подниматься. значит ураган удаляется.
Слово тайфун — испорченное китайское та-фун — означает сильный ветер; китайцы без барометра узнают близость тайфуна по следующим признакам. Ветер, в ураганное время дующий от SW, переходит к N в NO, постепенно крепчая и налетая частыми в сильными порывами; небо становится мрачно; море с шумом катит свои волны на берег; рыбаки на всех парусах спешат укрыться в одну из бесчисленных бухт, которых, по счастью, природа произвела такое количество по всему берегу Китая, как бы в защиту против этого всесокрушающего врага.
Многие суда, стоящие в Вампу, почувствовав зловещий норд-вест, спустили стеньги; у нас был приготовлен третий якорь а вооружены печи. Целый день находили порывы, довольно сильные; прошла и ночь, шквалистая, но довольно покойная: урагана не было. Ho английские Офицеры были правы: ураган был севернее, в широте 30°, и к нам долетали только его отдаленные дуновения. Наш фрегат, Аскольд, шедший в это время из Нагасаки в Шанхай, испытал всю силу этого урагана. Время равноденствия также не прошло даром: страшный ураган пронесся в северных широтах Китайского моря. He знаю подробностей, но когда мы пришли опять в Гон-Конг, то там рассказывали, что пять судов погибло и до восемнадцати выброшено на берег. Немедленно два парохода снялись с гонконгского рейда, чтоб отыскивать следы страшного крушения.
Между тем как стихии совершали свои обычные волнения, люди тоже не оставались покойными. Все ожидали совершенного окончания войны с заключением трактата в Тиенице или Тянь-тзине: казалось, иначе и быть не могло; но в Китае выходит itte какая-то на выворот. В Печели народ и не воображал, что в Кантопе шла кровопролитная война. Почему же в Кантоне не воевать, когда в Печели заключен мир?.. Из Шанхая новости были неблагоприятны. Всем не нравилась невежливость императорских комиссаров, медливших своим прибытием, для встречи послов европейских держав. Видно было, что пекинский двор крепко держит руку кантонских инсургентов, поощряя их кровавое и настойчивое сопротивление. При таких отношениях средины быть не может: императору китайскому следует или продолжать войну, или отказаться от чувства спесивого превосходства, что было до сих пор отличительною чертой международных сношений Китая, тем более, что какие бы условия ни были выговорены при мирном трактате, — без войны кантонские инсургенты останутся в ослеплении, очень опасном при будущих сношениях с ними.
A в Пекине укрепляют вход в Пей-хо. Высшие комиссары, хотя их ждут со дня на день в Шанхай, говорят, до сих пор еще не назначены; a младшие уже имели аудиенцию у императора, как будто перед отправлением. Надеются, что шанхайские конференции откроются в половине сентября [14] ). Первые кантонские купцы были приглашены в Шанхай, для обсуживания подробностей нового тарифа, но и это распоряжение было отложено. Все это заставляет думать, что китайцы рассчитывают на наступающую осень и на невозможность в этом году нового прибытия соединенных флотов к реке Пей-хо.
14
Все это писано еще в 1858 году.
Дела в самом Кантоне крайне загадочны. Негоцианты ждут открытия торговли и находятся в сильном сомнении, — откроется ли она? Многие приехали из соседних провинций, к чайному времени, и хоппо (сборщик податей) приступил к исправлению своей должности. Совершенное спокойствие царствует в городе; мир был обнародован полномочным Хванги и губернатором Пекви; городские ворота отворены с большою церемониею (о чем известил нас капитан парохода Assistance); народ стал возвращаться к своим занятиям, блокада была снята, европейские власти объявили амнистию, — кажется, чего бы больше? Спрос на ввоз и вывоз с каждым днем увеличивается, a несмотря на это, торговля (ктается герметически закупоренною, и вместе с этим бродячие слухи и разине неправдоподобные рассказы мутят общественное расположение духа. Удалившимся китайцам позволено возвратиться в Гон-Конг и Макао, без всяких обязательств.
Здешние английские журналы недовольны выжидательною политикой лорда Эльджина. Остановка кантонской торговли должна была бы подвинуть «его милость» на что-нибудь более решительное; говорят, что совсем другой тои был у китайского правительства четырнадцать месяцев тому назад, когда адмирал Сеймор (тот самый, который потерял один глаз у Кронштадта) опирался в своих требованиях на войска её величества; утверждают, что если бы продолжать военные действия еще несколько месяцев, то скорее и вернее пришли бы к удовлетворительному результату, и что действия лорда Эльджина могут разрушить то, что было сделано Сеймором.
Последняя новость, пришедшая при нас в Гон-Конг, та, что Французы с испанцами заняли Турон (в Кохинхине) и французский адмирал Риго-де-Женульи объявил все кохинхинские порты в блокаде. На это всегда найдется достаточная причина, особенно если замешается миссионер. Миссионерство, в подобных случаях, такой плодотворный источник, что, взяв его за основание, всегда можно найти предлог и для войны, и для мира. Да и французам пора найти себе pied à terre в здешних морях. Около Китая и Японии, как будто около больных и богатых родственников, увиваются многие. Англия давно уже основалась здесь и действует, как дома; Америка заняла острова Лучу (Ликейские); Россия действительно у себя дома; Испания и Португалия тоже пустили в соседстве глубокие корни; оставалась одна Франция, опиравшаяся всегда на невещественные основания, на миссионерство, и т. п. Теперь верно ощутилась необходимость в вещественном; отыскались в архивах давние притязания на Кохинхину, и, кажется, притязания эти хотят поддерживать серьезно. Говорят о назначении в будущем году в здешние моря особенной эскадры, под командой г. Журьен-де-ла Гравьера.