Очерки пером и карандашом из кругосветного плавания в 1857, 1858, 1859, 1860 годах.
Шрифт:
Уругвай, протекая сначала малоизвестными странами Бразилии, покрытыми девственным лесом, составляет границу Бразилии и Аргентинской конфедерации, a равно границу последней и Уругвайской республики; он принимает в себя богатые водой притоки, орошающие роскошную местность, на которой 80 миллионов жителей могли бы вести счастливую жизнь, но которая до сих пор остается пустынною.
Уругвай почти по всему протяжению своему судоходен. Лучше исследован он в своем низовье. По Соливану, до 31° южной широты фарватер его углубляется от 3½ до 14 сажен; следовательно, суда, сидящие от 14 до 18 футов, могут достигать устья Рио-Негро и Галегалху.
Парана образуется соединением большой реки Рио-Гранде о Паранатибо. Первая берет начало в бразильской провинции Минас-Гераяс, не далее 20 миль от Атлантического океана и, пройдя 150 миль во всю длину роскошной провинции, соединяется с Паранахиба, на границе Монтогроссо. Отсюда величественная река получает название Параны, удерживая его до впадения в Ла-Плату. Пройдя более 180 миль совершенно неизвестными областями Бразилии, она образует, далее, с одной стороны, границу между Парагаем и Аргентинскою республикою; потом, приняв в себя еще большую реку Парагай, Парана направляется к югу, принадлежа здесь нераздельно, на протяжении 130 миль, Аргентинским Штатам. Эта часть её известна более других; и здесь, где она составляет главную жилу внутреннего движения, мало изменились она в продолжение трех сот лет со времени завоевания. Несомненно, что Парана судоходна; известно, однако, что плавание по ней прерывается семью водопадами, которые низвергаются со скалы на скалу на протяжении 25 миль. О фарватере её низовья, очень важном в настоящее время, известно только с тех пор, как английские и Французские пароходы стали подниматься по Паране и Парагаю до Асумпсиона. Суда, сидящие 8 и 10 футов, совершают переход от Буэнос-Айреса в восемь дней и в пять возвращаются назад.
Источники Парагая находятся в богатом бриллиантовыми минами бразильской провинции, Монтогроссо. Еще Феликс Асара (в 1792) называл эту реку «лучшею в мире» и говорил, что по ней можно достигнуть центра португальских миль. В новейшее время все единодушно восхищаются этою великолепною рекою, которая, при одинаковой глубине, спокойно и тихо катит волны свои в берегах, покрытых роскошным лесом.
Страны, орошаемые этими реками, не считая принадлежащих Бразилии, занимают пространство в 1 /200,000 англ. квадр. миль, составляя Аргентинскую конфедерацию и республики: Буэнос-Айрес, Парагай и Урагай, история которых идет почти нераздельно; отчего и называют их часто одним именем штатов Ла-Платы. На этом пространстве живут едва 2,000,000 жителей, приходясь по два человека на квадратную милю; притом большинство их сосредоточено в городах: в Буэнос-Айресе 180,000 жителей, в Монтевидео 30,000, в Тукумане 10,000 и проч.
Огромнейшие земли заселены здесь бедно, частью совсем не заселены. Местечки, приходы и мызы лежат друг от друга на расстоянии 4–8 дней пути; при совершенном бездорожье и при таких условиях, конечно, трудно развиться земледелию и цивилизации. Жизнь разбросанных на громадном пространстве европейских семейств мало разнится от жизни краснокожих индейцев. Без средств к удовлетворению нравственных потребностей, физически они наделены с избытком богатством этих диких стран; им благоприятствует разнообразный климат, — холодный у Кордельеров и теплый, даже жаркий, в пампах, — и эти легко-достающиеся средства жизни составляют главную причину малого нравственного развития. Только нужда и труд жителей воспитывают и поддерживают сильную, самостоятельную и здоровую жизнь, как в индивидууме, так и в массе народонаселения.
Особые условия местности и всей окружающей среды образовали здесь оригинальные своеобычные учреждения, эстанции, и развили местный тип гаучо. Эстанции и гаучо составляют характеристические особенности страны. Эстанциями называли сначала испанцы, a после южноамериканцы, заселенные ноля с фермою; занимавшие 3 или 4 мили; на этих фермах пасется огромное множество скота, — лошадей, быков, овец, лам и альпак; нередко попадаются эстанции, имеющие более 30,000 голов различного скота. В большом доме, среди фермы, живет владетель, окруженный многочисленными рабочими, с их женами. Дело рабочих ходить за скотиной, загонять стада, бить быков и лошадей; их-то и называют гаучо. Если недоставало места на мызе, гаучи строили в некотором отдалении деревянные домики, крытые соломой и называемые ранчо. Над ними, для ведения работ, назначался главный управляющий. Первоначально гаучами называли людей подозрительных, которые избегали обитаемых мест и удалялись в степи; позднее название это распространилось на всех деревенских жителей. Теперь они составляют собственно класс поселян, лишены всякой цивилизации и постоянно враждуют с жителями городов. Своею многочисленностью и влиянием, они постоянно давали штатам Ла-Платы свой оригинальный характер, и в их столкновениях с городским сословием заключается вся разгадка беспрестанных междоусобий страны. Сколько раз они один, и надолго, решали судьбу этих государств! Они же были главною поддержкою двадцатилетнего диктаторства дон Хуана Мануэля де-Росаса.
В 1810 году большая часть испанских колоний в Южной Америке отделилась от своей метрополии. Аргентинская же конфедерация объявила себя окончательно независимою в июне 1816 года, на конгрессе в Сан-Мигеле-Тукуманском, и уложение, объявленное 30 апреля 1819 года, написано было по образцу Северо-Американских Штатов. He соответствуя здешним условиям, оно повело к величайшим затруднениям: всякий хотел властвовать, никто не хотел повиноваться. В кровавой, дикой путанице начали наконец выясняться две враждебные друг другу партии — федералистов и унионистов, и все личности, на которых вертятся история Аргентинской республики, принадлежали или к первой, или ко второй из этих партий. Ривадавиа, Пас, Лаваль, Варелла и Уркиса были унионисты; Лопес, Аирога и Росас — федералисты. Грустный опыт первых годов независимости (1816–1826) должен был убедить всех благомыслящих людей в невозможности конфедеративного правления, при противодействующей ему стремлении каждой провинции к самостоятельности. Ривадавиа, Родригес и многие другие съехались на совещание и решила, чтобы правление было федеративное. Провинции Буэнос-Айрес, Кориентес, Энтре-Риос и Санта-фе образовали на этом основании так называемый «четверной союз»; Буэнос-Айресу предоставлено было ведение иностранных дел; принятые же им обязательства он должен представлять на решение конгресса. Первым президентом был избран, в 1826 году, Ривадавиа; но снова собранный конгресс, недовольный стремлениями президента более гарантировать положение главы государства, принудил Ривадавию удалиться. Один из аргентинских писателей, Индарте, говорит о первом президенте: «истинный друг отечества, он сделал много улучшений и положил такие прочные основания для дальнейших улучшений, что все его преемники невольно возвращались к ним; этих оснований не могла уничтожить двадцатилетняя резня: так сильны разумность и честность в сравнении с грубою властью». По удалении Ривадавии наступила страшная анархия, известная под именем акефалии (безголовья), так что иностранные державы, в некоторых случаях, не знали к кому обратиться. Подобное положение дел, конечно, не могло быть продолжительно. Собирались новые конгрессы (в 29, 30 и 31 годах), где были представители от провинций Буэнос-Айреса, Кориентес, Энтре-Риос, Сантафе, Кордовы и Сан-Хуана, заставлявшие молчать остальные провинции; принято было существующее поныне государственное уложение Аргентинской конфедерации: совершенная независимость отдельных провинций извне; каждая провинция имеет свое отдельное управление, губернатора и своих представителей; ведение внешних сношений и войны предоставлено губернатору Буэнос-Айреса; он же главнокомандующий; против всякой внешней силы, провинции находятся в оборонительном и наступательном союзе; свобода внутренней торговли и судоходства во всех странах конфедерации. Для решения спорных вопросов — о плавании по рекам, о внешней торговле, о погашении государственного долга — должен быть созван новый конгресс; но конгресс этот не состоялся.
1-го декабря 1829 года Лаваль, стоявший во главе войска, идет против губернатора Буэнос-Айреса, Доррего, разбивает его при Наварро, берет в плен и расстреливает. Защищавший Доррего, Росас, побеждает в свою очередь Лаваля, заставляет его удалиться в Монтевидео и сам становится губернатором и главнокомандующим в Буэнос-Айресе (1830). Так выступил на политическое поприще дон-Хуан Мануэль де-Росас, человек чудовищный, но владевший железною, непреклонною волею, стремившийся без оглядки к своей цели и какой-то притягательною силою приковавший к себе народ. Из губернатора, с законною, но очень ограниченною властью, он становится неограниченным деспотом Аргентинской республики; его воля является законом для всех провинций. Этот новый губернатор, вокруг которого группировалась в продолжение многих лет история Ла-Платы, который вызвал на бой сильнейшие европейские государства и выдержал его с честью, родился в 1793 году в Буэнос-Айресе, в почтенном семействе, переселившемся сюда из Астурии. Его прадед был губернатором в Чили; дед его был убит в войне с индейцами: зашитый в коже, он был брошен в море. В молодости Росас долго жил между гаучами, на эстанциях своих родственников; принимал участие в их работах, играх и разных увеселениях. Гаучи смотрели на юношу, как на своего, и с гордостью поддерживали потом домогательства своего бывшего товарища. Власть Росаса основывалась на гаучах, и он никогда не забывал их интересов. Он более всего обращал внимание на земледелие; образование, вместе со всяким свободным движением, преследовалось деспотом, как самое опасное враждебное начало и в религиозном, и в политическом смысле.
По истечении законного срока, Росас сложил с себя должность, в первый и последний раз поступив в смысле конституции. Его преемники, Биамонт и Маса, были незначительные люди. В марте 1835 года Росас был снова выбран и уже с неограниченною властью, так как он иначе выбранным быть не соглашался. По истечении законного срока, каждый раз возобновлялась комедия отказа: Росас уверял, что его здоровье не выносит бремени правления, что он желал бы удалиться в частную жизнь; депутаты были в отчаянии, просили и прибавляли прав и почестей диктатору; даже один месяц в году назвали его именем. Наконец, Росас соглашался, и приносил свои наклонности в жертву любезному отечеству.
Между первым и вторым президентством своим, Росас оказал республике большие услуги. Жившие на южных границах Буэнос-Айреса и Чили индейцы производили частые набеги на север. Воинственное племя не раз проникало во внутренние земли и огнем и мечем уничтожало все; Росас, в союзе с чилийцами, решился усмирить варваров. Под его предводительством, двинулись гаучи к Магелланову проливу; били индейцев везде, где только они осмеливались сопротивляться, и освобождали тысячи пленных христиан; генерал Бурген, именем Аргентинской республики, занимал многие места малоизвестных нами Патагонии, которым, впрочем, долго еще надобно ждать цивилизованного населения. Росас должен был даже ограничивать притязания чилийцев, основавших колонию (в 1843 г.) в Магеллановом проливе [25] . Этими трудными походами Рогас стяжал себе уважение и славу, теч более, что к этому же времени относится борьба за национальную независимость, можно даже сказать, за самостоятельность Нового Света относительно Старого; и потому самые решительные и ожесточенные противники тирана должны были радоваться его успехам.
25
Ta самая, о которой я говорил выше.
В 1837 году, Росас, на основании давно забытого закона, потребовал, чтобы все иностранцы, жившие в Буэнос-Айресе, участвовали в национальной милиции; несколько французов были завербованы силою. Часто повторяемые протесты и жалобы французского агента оставались без ответа; наконец, парижский кабинет почувствовал себя обиженным и привял свои меры. 28-го марта 1838 года все порты Аргентинской республики объявлены были в блокаде; Французы соединились с врагами Росаса, унионистами, во главе которых стал, приехавшими из Монтевидео, генерал Лаваль: в нескольких стычках войскам диктатора нанесено было чувствительное поражение. В самом Монтевидео Франция домогалась низложить президента Мануэля Орибе и посадить на его место главу революционного движения, генерала фрукхуосо Рифера. Французам очень хотелось возводить и низлагать правителей в Южной Америке; они, по обыкновению, забыли, что этим страшно оскорбляли национальную гордость и, вместо союзников, наживали себе в народе врагов и сильно вредили своей выгодной торговле с этой страной. В 1840 г. «войско освободителей», под командою Лаваля двинулось к Буэнос-Айресу, внутри которого вспыхивали частные мятежи; началась осада, и, занимая шаг за шагом укрепленные места, унионисты уже близки были к окончательной победе. В это время прибыл из Франции в Монтевидео адмирал Мако (23-го сентября 1840) с приказанием все кончить и как можно скорее выпутать Францию из лаплатских дрязг и ссор. Бывший восточный вопрос и война вице-короля Египта с султаном поглотили тогда все внимание Людовика-Филиппа и его министров. Франция осталась тогда изолированною: договор 15-го июня 1840 года был заключен европейскими державами без её участия.