Очертя голову
Шрифт:
«Им меня не поймать. Я управляю машиной, а не она мной».
Я резко крутанул руль, чтобы не столкнуться с очередным гонщиком, которому позарез понадобилось превратить мою машину в гору металлолома. Я хорошо водил. Безопасно. Разве не в этом цель курсов вождения? Я выберусь отсюда, и никто больше меня не подрежет.
«Доберись до следующего аттракциона, — сказала Кассандра. — Выживи здесь и найди дорогу дальше». Да, непременно. Но сначала Квин.
Я нашел его на оживленном перекрестке. Брат сидел за рулем синего «Ford Hi-Boy», монстра с решеткой-гримасой — прямо под стать водителю. С визгом колес и похожими на клич ковбоя воплями брат унесся прочь, так и не заметив меня.
— Квин! — Но тот уже исчез.
Я не замечал приближающейся машины, пока мы не столкнулись. У старых автомобилей не имелось ни зон деформации, ни даже ремней безопасности. В меня въехали справа, но основной удар приняла на себя задняя часть машины. Раздался тошнотворный треск, и я врезался плечом в боковое окошко. Машина закрутилась. Наконец затормозив, я оказался лицом к лицу с другим автомобилем. Тому повезло меньше: его зашвырнуло на лавку у автобусной остановки. За рулем сидела девочка примерно на год моложе меня — возможно, ей еще не полагалось водить машину.
— Ну, доберусь я до тебя, чертов вонючий… — У нее только что пена изо рта не шла, как будто она изливала на меня многолетние запасы ярости. Девчонка рассадила себе лоб, но, похоже, даже не заметила. Она попыталась съехать со скамейки, но не преуспела.
— Ты труп! — вопила она. — Ты у меня еще попляшешь!
Водительский раж пожирал девочку, как грибок, и все же она наслаждалась им. Ну да, все верно, это парк аттракционов. Похоже, развлечение можно сделать даже из ярости. Это осознание помогло мне удержаться на краю. Интересно, Мэгги и Расс поддались гонке? Присоединились к общему хаосу? Найду ли я их?
Сквозь отдаленный визг тормозов послышался шум мотора — низкий, густой гул, почти рычание. Вдали показалась помидорно-оранжевая машина с белыми ободками на шинах и тонированными стеклами. Она выделялась на общем фоне: длиннее, элегантнее, да еще и отсвечивала тем же оттенком, что и здешнее небо. Подрезавшей меня девочке хватило одного взгляда на нее, чтобы бросить своего железного коня и убежать прочь.
Оранжевый автомобиль медленно набирал скорость, и его колеса, казалось, почти не касались земли. Невесомый и изящный, он катился прямо к моей «вольво». Окно со стороны водителя опустилось, и показалось черное дуло.
Я рывком завел машину и надавил на газ. Мотор не хотел заводиться, но я все же выжал сцепление и рванул с места. Скорости не хватало. Оранжевое авто поравнялось со мной, и я увидел в окне огромный старинный пистолет. Он издавал те же звуки, что и в кино: «Тра-та-та!». Я пригнулся, как раз когда выстрел пробил дверцу машины и стекло брызнуло во все стороны. Я едва избежал пули.
«Всего этого на самом деле нет. Стреляют не по-настоящему».
Тут я снова задумался, что будет, если меня здесь убьют.
Ответ пришел от груды металла на соседней улице. Парень, с которым мы столкнулись в самом начале, уже успел разбить свою яблочно-зеленую машинку. Она перевернулась и загорелась. Внутри никого не было, но рядом красовался рекламный щит «Кока-колы»: нарисованный подросток держит в руках стеклянную бутылку газировки. Со щита на меня глядело лицо незадачливого водителя, и, хотя рот на рекламе улыбался, его полный ужаса взгляд застыл над слоганом: «Кола — освежись!». Если бы глаза могли кричать, кровь застыла бы в жилах.
Узкие улочки пестрели рекламными щитами с застывшими, глядящими в никуда лицами. Все, что осталось от ездоков, не переживших очередного столкновения.
Оранжевая машина сделала круг и поехала обратно ко мне, как будто скользя над землей. Время, казалось, замедлилось, и я понял, что, если сейчас же не пошевелюсь, непременно окажусь на рекламе зубной пасты и буду там улыбаться, стиснув зубы, и пучить глаза. Я попытался открыть дверь и выбраться наружу, но только отломал ручку. Оглядевшись в поисках выхода, я понял: уже слишком поздно. Оранжевый автомобиль скользил мимо. Я собирался снова упасть на пол, когда меня настиг внезапный приступ дежавю. На мгновение я исчез и оказался где-то еще.
Мне семь. Воздух пахнет жвачкой. За окном проносятся виды. И вдруг — новенькая, блестящая оранжевая гоночная машина. Лицо водителя в тени. А вот глаза видно хорошо — синие, как лед в айсберге или газ на плите. Секунду я смотрю на них через окно автобуса. Потом машина разгоняется, оказывается впереди, подрезает нас. Водитель автобуса резко дергает руль, теряет управление и…
И я снова оказался в пародии на Чикаго прошлого века. Видение исчезло. Я не знаю, откуда оно пришло и что значило, но ему удалось открыть дверцу в глубине моего сознания. Эта дверь могла распахнуться в любой момент и, что бы за ней ни было, мне не очень нравилось, что она открылась.
Оранжевая машина исчезла. Я вылез в разбитое окно и юркнул в переулок, настолько узкий, что пришлось идти боком. Он вел на другую улицу, и впереди вдруг оказалась маленькая таверна с красной неоновой вывеской — волна на спирали. Символ парка. Рисунок на моей руке засветился. Я медленно подошел к таверне и толкнул дверь.
Звякнул колокольчик, и, стоило двери закрыться у меня за спиной, грозный шум города отдалился и стал похож на гром: достаточно далеко, чтобы чувствовать себя в безопасности, и все же достаточно близко, чтобы держать ухо востро.
Пахло разлитым пивом и полированной древесиной. Внутри был только бармен, протиравший тряпкой стойку.
— Привет, Блейк, — произнес он, широко улыбаясь. — Тяжелая ночка выдалась?
— Откуда вы знаете мое имя?
Все с той же улыбкой бармен ответил:
— Я знаю всех своих клиентов.
Я осматривался вокруг, заглядывал под столы, за барную стойку, но не видел турникета.
— Ищете что-нибудь, сэр?
Мне показалось странным, что человек средних лет так ко мне обращается. Не чувствовал я как-то себя сэром.