Очищение

Ковингтон Харольд А.

— Не то, чтобы мы раньше никогда не занимались бизнесом с гонифами [61] , — промямлил Уолтер Векслер из «Уорлд Артистс», устало пожав плечами. — Чёрт побери, иногда мы даже предусматриваем в бюджете такие выплаты. Мы платим профсоюзным боссам. Платим диктаторам третьего мира, чтобы снимать кино в их странах, и всяким иностранным чиновникам, чтобы наши фильмы показывались в кинотеатрах и по ТВ. Хотим снимать в Нью-Йорке — отстёгиваем мафии ферштункт [62] . Хотим снимать в восточном Лос-Анджелесе — платим мексиканским бандитам, хотим снимать в Уатс — платим шварцерс [63] .

61

Гониф —

жулик на идиш — Прим. перев.

62

Ферштункт — отступное на идиш — Прим. перев.

63

чёрным, «черножопым» т. е. неграм — на идиш — Прим. перев.

— Вопрос не в плате ссаным мелким гангстерам-гоям, чтобы мы могли работать, — взорвался Фейнстайн. — Но эти — грёбаные нацисты! Что тебе непонятно в слове «нацисты», Арни?

— Арни, тут имеются и некоторые практические возражения, — заговорил Дэвид Данцигер, старший юрисконсульт киностудии «Парадайм».

Данцигер был «метросексуалом», то есть гордился своей безупречной внешностью, фигурой, отшлифованной гандболом, безукоризненными искусственными зубами и дорогими, сделанными со вкусом костюмами; он походил на кинозвезду больше, чем многие из актеров «Парадайм».

— Моше прав. Они — не уголовники, а одержимые антисемиты, преследующие свою цель. Им нужны не наши деньги, а наша кровь. Вы же знаете, что для нашего народа исторически самым опасным временем было, когда мы больше не могли предложить гоям достаточно золота или удовольствий, чтобы подкупить их, и тогда мы вынуждены были начинать искать пути отхода.

— Мы не уйдём из Голливуда, — бросил Сэм Глейзер из студии «ТриВижн». — Ни за что. Ни в коем случае. Голливуд — это не какое-нибудь захолустное штетл [64] в Польше, которое мы могли бросить после налёта казаков. Голливуд — наш, и к дьяволу души этих свиноедов! Мы создали Голливуд, превратили его в самое золотое место во всей этой гольдене медине [65] , и мы намерены удержать город навсегда!

64

«Местечко» на идиш — Прим. перев.

65

США — «золотая страна» на идиш — Прим. перев.

— Да я согласен, мы не можем позволить себе покинуть Голливуд, я говорю, что дело не только в деньгах. Никто и не предлагает этого, — уточнил Данцигер. — Я просто обратил ваше внимание, что мы не можем подкупить Добрармию, как обычно подкупаем гоев, деньгами, сексом или иллюзией власти.

Второе возражение — это вопрос, как мы вступим с ними в переговоры? Как мы найдём нашу группу дружелюбных убийц — фашистов и вежливо попросим их перестать? Я понятия не имею.

— И какую сделку, по-твоему, мы могли заключить с этими людоедами, Арни? — снова вмешался Фейнстайн. — Если они не захотят взять наши деньги, что мы могли бы предложить им, чтобы они остановились?

— По-моему, я догадываюсь, — сказал Блостайн. — Я спросил себя, а что вдруг привело к этой кровавой бане? И думаю, что понял. По-моему, в Добрармии как-то пронюхали о двух наших проектах — «Родине» и «Большом Белом Севере». Они узнали, и вот — их ответ.

Оба этих фильма теперь заморожены на неопределённое время. Это пришлось сделать,

потому что половина ключевых фигур, связанных с подготовкой запуска фильма в производство, мертва или прячется. Полагаю, если мы сделаем некое публичное заявление, что мы всё поняли, и косвенно пообещаем не делать никаких кино или телешоу против Добрармии, они в свою очередь смогут это оценить и прекратят нас убивать.

— Другими словами: терроризм работает, — горько заметил Глейзер. — Чудесно! Отличное послание! Вот так способ отстаивать принципы, Арни!

— Если при отстаивании принципов моя студия теряет миллиард долларов в месяц и десятки жизней наших первоклассных талантов, лучших управленцев и постановщиков, принципы могут идти в задницу Римского папы, — отрезал Блостайн. — Если из-за принципа я не могу попасть домой без бронированного авто и кучи телохранителей, а после тяжёлой работы нельзя посидеть у моего бассейна, где мне славно отсосёт какая-нибудь шикса за пару появлений в комедийном телесериале, я называю этот принцип — шминцип.

Фейнстайн, наконец, поймал свою сигару и снова впился взглядом в Блостайна.

— Так ты думаешь, что если мы публично унизимся перед этими мерзавцами — убийцами Сидни Глика, Лу Волтца и Арти Бернстайна, мы публично заявим, что будем хорошими жидками и слова плохого не скажем про этих запятнанных кровью психопатов, которые осквернили кровью богоизбранного народа самый невиданный и светлый из всех наших земных храмов. И говоришь, что если мы проделаем этот фокус, они, задрав штаны, убегут назад в северные леса и оставят нас в покое? С чего ты взял, что Добрармия просто не посмеётся над нами и не продолжит убивать нас?

— Я не знаю, — признал Блостайн. — Всё, что я хотел сказать, означает, что наш бизнес должен работать, а мы не можем руководить им из тира, где все мы — движущиеся мишени. Думаю, стоит попытаться.

— Если бы только мы смогли переговорить с ними, сесть за один стол, как бы это ни было невыносимо, — размышлял вслух Векслер. — Мы предложили пять миллионов долларов за головы этих свиней, живых, и десять миллионов — за мёртвых, но от этого, похоже, мало проку. Может, мы подходим к делу не с того конца.

Предположим, что мы им предложим по пять миллионов каждому. Я просто не могу поверить, что от таких денег не вскружится голова даже у самого бешеного антисемита. Я хочу сказать, что, судя по тому, что я читал, это парни с плохими зубами и с татуировками, выросшие на грязных стоянках жилых автоприцепов и работающие подсобниками на бензоколонках и продавцами гамбургеров, или работали раньше, пока всю эту работу не захватили мексиканцы. Надо пошуршать пачкой сотен долларов около их ушей, что для этих подонков будет как глас божий.

— Думаю, что даже если мы сможем подкупить эту группу, что они прислали сюда за Оскарами, их боссы в Сиэтле или Портленде просто пришлют других, — сказал Данцигер. — В любом случае у нас нет способа связаться с ними, так что во всей этой затее мало толку.

— Ведь кто-то же здесь знает, кто эти говноеды, и где они, — злобно протянул Рафи Эйтам из «МГМ».

— Согласен, — кивнул Данцигер. — По-моему, нам, пожалуй, имеет смысл подойти к этой проблеме с другой стороны. Начать с интересного вопроса, как они вообще узнали, что мы планировали снять два фильма о Северо-Западе? Кажется, у ФБР и полиции общее мнение, что эти стрелки не из нашего города. Они точно установили снайпера Локхарта, потому что тот оставил свою визитную карточку, а также одного из лучших террористов Добрармии, который пустил газ в аппаратную службы безопасности в «Кодаке», мужчину, известного как «Принц Жезлов». Они также просмотрели видеозаписи с камер слежения за несколько недель до церемонии и уверены, что террористы, как ни странно, заблаговременно были на экскурсиях по «Кодаку», просто как обычные туристы.