Очищение
Шрифт:
Сейчас каждая фраза Алиде становилась своего рода обвинением. Когда она накрывала на стол, каждое ее слово и даже звон тарелок и стук ножей звучали издевкой. От каждого такого звука Зара вздрагивала. Надо было постоянно обдумывать, что сказать, вести себя как приличная девочка, которой можно доверять.
— Муж обучил меня языку.
— Муж?
— Да, он родом из Эстонии.
— Ого!
— Из Таллина.
— И теперь ты хочешь туда поехать? Чтобы он наверняка нашел тебя?
— Нет!
— Зачем же тогда?
— Мне необходимо уехать отсюда.
— Ты, конечно, можешь попасть в Россию. Через Валгу или Нарву.
— Туда мне ехать нельзя. Мне надо попасть в Таллин. И затем пересечь границу.
Дело
Алиде наклонила пузырек с сердечным лекарством, распространился запах чеснока, она налила ложечку вязкого лекарства на меду и отнесла пузырек обратно в холодильник. Надо будет приготовить еще такое же, может быть, более сильное, положить побольше чеснока, она так ослабла. Ножницы, которыми она нарезала перья лука в картошку, казались тяжеленными, зубы не справлялись с хлебом. У девицы недобрый взгляд. Алиде взяла соленый огурчик, отрезала кончик и, нарезая его на кусочки, стала засовывать их в рот. В горле помягчело, голос стал гибким, управляемым.
— Твой муж, видать, особенный человек.
— Да.
— Я что-то раньше не слышала о таком эстонце, который ездил бы искать жену во Владивостоке и обучал ее эстонскому. Мир на самом деле изменился!
— Паша — эстонский русский.
— Паша? Ну, наконец-то. Но я не слышала, чтобы русские из Эстонии ездили искать жену во Владивостоке и обучали ее эстонскому. Так, значит, было в твоем случае? Хотя обычно русские в Эстонии говорят по-русски и тогда их жены тоже обучаются русскому, они так и щелкают словами, будто такт отбивают. От каждого словечка лишь шелуха отскакивает, как от семечек.
— Паша — особый человек.
— Вот уж, действительно. И Зара просто счастливица. Почему же он взял жену из Владивостока?
— Он там работал.
— Работал?
— Да, работал.
— Тогда как обычно приезжают из России сюда, а не наоборот. Касается ли дело работы или чего-то другого.
— Он — особый человек.
— Настоящий принц. Так и слышится. Да еще повез тебя на каникулы в Канаду.
— На самом деле мы познакомились в Канаде. Я поехала туда работать официанткой, я уже рассказывала об этом, и там встретила его.
— А потом вы поженились, и он сказал, что тебе больше не придется работать официанткой.
— Что-то в этом духе.
— Ты уже можешь книгу написать на эту тему, этакая романтическая история.
— Нет.
— Путешествия, машины, гламур. Многие девушки хотели бы иметь такого мужчину.
1991, Владивосток
В ШКАФУ — ЧЕМОДАН БАБУШКИ, А В ЧЕМОДАНЕ — ЕЕ СТЕГАНКА
Зара спрятала полученные от Оксанки рекламные проспекты в шкаф, в особую сумку со своими вещами, так как не знала, какого мнения была бы мама об этом деле. Насчет бабушки можно не беспокоиться, она не перескажет матери, о чем говорила Оксанка. Но все же о визите подруги придется упомянуть, потому что женщины из их коммуналки все равно насплетничают. Они захотят узнать, какие гостинцы принесли и каждой надо будет поднести по глотку джина. Мама тоже, наверное, обрадуется гостинцам. Но будет ли она рада, узнав, что Заре найдется работа в Германии? Поможет ли, если Зара сумеет рассказать, сколько долларов она смогла бы посылать домой? Что, если долларов будет ужасно много? Завтра ей надо будет спросить у Оксанки, какую сумму можно осмелиться пообещать. Надо будет выяснить еще и другие подробности. Сможет ли она экономить так, чтобы накопить денег на пять лет вперед? Чтобы она могла пойти учиться и получить образование. Удастся ли ей экономить и при этом посылать деньги домой? А если она пробудет там недолго, скажем, всего полгода, сможет ли она и за это время достаточно сэкономить?
Зара засунула в сумку также и подаренные Оксанкой колготки. Если мама увидит,
— Что там у тебя такое?
Зара показала плоский пакет. Это был прозрачный пластиковый пакет, внутри которого находилось блестящее, цветное, вклеенное в картон фото длинноногой женщины с ослепительными зубами. В картоне было небольшое оконце, через которое виднелись колготки. Бабушка повертела пакет в руках. Зара хотела открыть его, чтобы показать колготки бабушке, но та отказалась. Зачем же смотреть понапрасну, еще могут порваться в ее грубых руках. И неизвестно, можно ли будет поднять петли на таких роскошных колготках.
— Спрячь их, — приказала бабушка и добавила, что шелковые чулки в ее молодые годы тоже были твердой валютой.
Зара обернулась к шкафу и решила запрятать колготки и брошюры в свою сумку, на самый низ. Она вытащила сумку из шкафа, поставила на пол и начала все из нее вытаскивать. В шкафу всегда лежали их упакованные дорожные сумки. Одна мамина, другая бабушкина и третья ее, Зары. На случай пожара. Бабушка сама упаковывала их и иногда проверяла по ночам, поднимая такой шум, что Зара просыпалась. По мере того как внучка росла, бабушка заменяла в ее сумке одежду на новую и убирала ту, которая на нее уже не лезла. В сумке также были все важные документы и куртка, в швы которой зашиты лекарства и деньги. Лекарства через определенные промежутки времени заменяли на более свежие. И еще иглы, мотки ниток, пуговицы и булавки. Вдобавок в бабушкиной сумке лежала потрепанная, от времени ставшая серой, стеганка. Наполняющая ее вата стала твердой и свалялась, тогда как идущая сверху вниз простежка сохранила целостность и напоминала частотой колючую проволоку, что являло странный контраст с этой старой вещью.
В детстве Зара думала, что бабушка не видит ничего другого, кроме светлевшего в окне неба, не замечает, что происходит вокруг, но когда однажды сумка случайно свалилась с полки и при ударе об пол раскрылись ее замки, бабушка мгновенно встрепенулась, как молодая девушка, и рот ее вдруг приоткрылся, словно крышка консервной банки. Стеганка, которую Зара раньше не видела, вывалилась на пол. Бабушка все сидела на своем месте перед окном, но взгляд ее остановился на Заре, проникнув внутрь нее, и Зара не могла понять, отчего ей стало стыдно, причем стыдно не так, как если бы она поскользнулась или неверно ответила в школе.
— Убери ее, — велела бабушка.
Когда мама пришла домой, Зара уже закрыла сумку и заклеила скотчем. Но замки починить так и не удалось. Зара использовала их в своих играх, сделав из них сережки для куклы. В детстве это было одно из значительных происшествий, но, повзрослев, Зара так и не поняла, что, собственно, случилось. Только после этого у бабушки и внучки появились общие дела. Бабушка начала подключать Зару во время сбора урожая к работам по консервированию. Мама работала, и у нее никогда не находилось времени поливать или пропалывать их огород. Зара и бабушка вдвоем ухаживали за ним, и в это время бабушка рассказывала истории из того, другого мира, на другом языке.
Впервые Зара услышала его, когда проснулась ночью оттого, что бабушка разговаривала у окна сама с собой. Зара разбудила маму и сказала, что с бабушкой беда. Мама сбросила одеяло, надела шлепанцы и уложила Зару в постель, ни слова не говоря. Зара подчинилась. Разговор матери с бабушкой звучал странно, бабушка произносила незнакомые слова. Сумки лежали на полу раскрытые. Мать потрогала бабушкину руку, потом лоб и дала ей воды и «Валидол», которые бабушка приняла, даже не глядя на нее, но в этом не было ничего удивительного — бабушка никогда ни на кого не смотрела, всегда — мимо. Мать собрала сумки, спрятала их в шкаф и обняла бабушку за плечи. Обе молча сидели, будто всматриваясь в темноту ночи.