Ода политической глупости. От Трои до Вьетнама
Шрифт:
Для Рокингема этого было достаточно, он услышал сигнал. Декларация о парламентском суверенитете, которая, как надеялись, удовлетворит требования большинства, была немедленно составлена и представлена вместе с биллем об отмене закона о налогообложении. Парламент получил угрюмое согласие короля, поскольку его заверили, что насильственное внедрение закона потребовало бы дополнительных армейских отрядов, а на это трудно было найти средства. Палата продолжила дебаты. В палате лордов лидер фракции Гренвиля герцог Бедфорд настаивал на том, что «отмена Закона о гербовом сборе, если таковая случится, будет означать начало конца Британской империи в Америке». Рокингем, однако, нашел союзников и, чтобы отвлечь внимание от противоречивых «прав» и перевести разговор на экономические последствия, поощрил кампанию купцов. Провинциальные мэры и солидные граждане из 35 городов каждый день приезжали с петициями с требованием отмены налогообложения колоний. Были представлены письма американских торговцев английским грузоотправителям с отказом от поставок. В Лондоне собралось более сотни купцов, и их представители своим присутствием на галерее для публики оказывали молчаливое давление на палату. Двадцать всадников дожидались момента, когда можно будет, помчавшись галопом, сообщить о результате голосования.
Сорок человек, включая представителей колоний, купцов и заезжих американцев, вызваны были свидетельствовать об отказе от импорта, среди них — Бенджамин Франклин. На знаменитом февральском заседании 1766 года, отвечая на вопросы палаты общин, он твердо ответил, что американцы не будут платить гербовый сбор, даже если их станут принуждать к этому силой оружия. И армия тут не поможет, ибо она «не заставит человека клеить марки, если он намерен обойтись без них. Армия не найдет здесь мятежа, но, несомненно, может его вызвать». Это будет стоить эпитафии Британии, хотя подавляющее большинство сограждан, как отметил английский историк, «не помышляло о разрыве с матерью-родиной».
Дилемма была реальной. Оставление закона в силе, как утверждали свидетели, вызывало дальнейшее недовольство и даже враждебность колоний, а отмена закона стала бы признанием потери авторитета парламента. Спустя два года Хорас Уолпол добавил в своих мемуарах еще одно тревожное предположение: насильственные действия, способствовавшие восстанию, могли побудить колонистов обратиться за помощью к Франции и Испании. С другой стороны, отмена закона создавала прецедент, грозивший фатальными сложностями.
Деклараторный закон, утверждавший, что «Парламент Великобритании имел и имеет право на полную власть издавать законы и статуты достаточной юридической силы, распространяющейся во всех случаях на колонии и население Америки», получил единогласное одобрение в палате общин. В палате лордов против закона высказались пять человек, причем в число этой пятерки вошел лорд Корнуоллис. Еще одним противником принятого решения выступил лорд Кэмден (бывший главный судья Пратт) — единственный министр, высказавшийся против Деклараторного закона. Он говорил, что без представительства в парламенте налогообложение незаконно. «Некоторые вещи делать нельзя», — заявил он. Тот факт, что закон не упоминал налогообложение — главную тему диспута, — вызвал вопрос у генерального атторнея Чарльза Йорка. Он потребовал вставить в закон слова «в случаях налогообложения», но ему возразили, заметив, что слова «во всех случаях» имеют более широкий охват. Таким образом, закон был одобрен большинством. Тем не менее Деклараторный закон оказался неосмотрительным шагом, поскольку запирал парламент в заранее установленные, не допускавшие компромисса рамки. В следующее десятилетие, когда партия Рокингема пыталась избежать войны, закон помешал многим, кто за него голосовал. В данный момент цель была достигнута, и закон приняли при 167 воздержавшихся. Палата лордов все же сопротивлялась и дала свое согласие, только когда король одобрил отказ от налогообложения.
Дело было сделано. Генерал Конвей просиял лицом, словно ангел, заметил Берк. Гонцы с радостной новостью умчались вдаль. В Бристоле звонили колокола, капитаны подняли флаги на мачтах, загрохотали салюты, в портах грянули «ура», а когда новость достигла Америки, радость удвоилась. Джон Хэнкок, купец и грузоотправитель, устроил пир с мадерой и фейерверком, по улицам маршировало ополчение с барабанами и дудками, в таверны набился народ, повсюду закатывали балы, в адрес короля и парламента посылали благодарности, в Новой Англии отслужили пятьсот молебнов. Заказы на английские товары были восстановлены, а колючие домотканые одежды роздали бедным. Восемь месяцев спустя Джон Адамс писал, что люди сейчас спокойны и покорны правительству, как любой народ под солнцем; отмена налога «успокоила народные волнения». Деклараторный акт не произвел впечатления по той причине, что в нем не содержалось ссылок на налоги. Возможно, американцы тоже предположили, что дело было в уязвленной гордости.
Как мы оценим Закон о гербовом сборе и его отмену? Хотя информация о нем и произвела волнения, политику государства еще нельзя назвать классическим безумством, то есть оно не настаивало на действиях, ведущих к обратным результатам. Получать доход с колоний — естественное желание, также естественно и пытаться его получить. В отмене закона тоже нет сумасшествия, потому что не было и альтернативы. Насилие было невозможно, а отмена закона неминуема. Американцы не могли не заметить, что парламент крайне опасается беспорядков или бойкота. И все же на тот момент большинство и не помышляло о революции или отделении, и если б не британская провокация, дело, возможно, никогда не дошло бы до Лексингтона.
3. БЕЗУМИЕ ПОД ПОЛНЫМИ ПАРУСАМИ: 1766–1772 гг.
После ошибки, потребовавшей исправления, британские политики могли бы призадуматься над взаимоотношениями с колониями и спросить себя, каким курсом им следовать, чтобы наладить доброжелательные отношения и в то же время закрепить верховную власть. Многие англичане, не входившие в правительство, обдумывали эту проблему, а Питт и Шелберн, которым суждено было вскоре прийти к власти, намеревались покончить с подозрениями и восстановить спокойствие в колониях. Судьба, как мы увидим, решила по-своему.
Политику не пересмотрели, потому что в правящей группе не принято было советоваться, к тому же она действовала с оглядкой на короля, и члены ее были не в лучших отношениях друг с другом. Им не приходило в голову, что разумнее было бы избежать провокационных мер и заслужить тем самым уважение у колоний. Реакция колонистов на Закон о гербовом сборе только укрепила британцев во мнении, что колонии, ведомые «людьми порочными и строящими козни» (так указано в резолюции палаты лордов), склонны к восстанию. Перед лицом угрозы, или тем, что воспринимается как угроза, правительства обычно стараются ее уничтожить, но редко исследуют или пытаются понять и определить.
Новым вызовом стал в 1766 году ежегодный Закон о постое, в котором говорилось о размещении, продовольственном снабжении и дисциплине британских войск. В законе содержался пункт, согласно которому колониальным властям предписывалось обеспечить солдат казармами, а также свечами, топливом, уксусом, пивом и солью. Парламент не подумал, что такая мера будет расценена как еще одна форма внутреннего налога. В Нью-Йорке, где в основном квартировали британские солдаты, именно так закон и восприняли. Под диктат парламента от колонистов потребовали оплатить расходы армии. Ассамблея Нью-Йорка отказалась удовлетворить требования парламента, чем вызвала гнев Британии, увидевшей в этом новое свидетельство непослушания и неблагодарности. «Если мы потеряем власть над колониями, нашей нации придет конец», — заявил Чарльз Тауншенд под гром аплодисментов палаты. Парламент ответил новыми законами, объявив решение ассамблеи Нью-Йорка недействительным и потребовав выделения фондов. Метрополия и колонии снова поссорились.
В это время произошли новые политические передряги: король нашел повод для ссоры с Рокингемом, чтобы «распустить правительство». В результате очень сложных переговоров был сформирован новый кабинет министров, во главу которого поставили Питта, а обиженный Рокингем вместе с бывшими министрами ушел в оппозицию. В новом правительстве несогласных было больше, чем прежде, потому что Питт, намеревавшийся жестко торговаться за свои условия и беспрекословно командовать, намеренно собрал разношерстную компанию, в которой не образовывались бы группировки. Обошлось это дорого, поскольку прежним министрам пришлось выдать значительные отступные, чтобы они дали дорогу новым членам правительства.