Один против всех
Шрифт:
– Что это бабахнуло?
– поинтересовалась Машка.
– Так, дерьмо всякое, - честно сказал я и закрыл окно. С улицы потянуло горелой резиной.
Когда мы вчетвером вышли из дома, у парадной уже стоял «горбатый» «запорожец». Борис Пентелин, поигрывая ключами, прогуливался рядом.
– Ехать подано!
– торжественно провозгласил он и передал мне ключи.
– Откуда?
– спросил я.
– Угнал, что ли?
– Мой!
– обиделся Пентелин.
– Еще от батяньки остался, сколько лет служит!
– Твоя машина - ты и вези, а я
– Как скажете, Алексей Михайлович! Куда везти?
– он гостеприимно распахнул дверцу.
– На «Ксению», только «бинтованного» сразу в каюту веди, чтобы он на палубе не светился.
– Понято, - кивнул Пентелин, внимательно наблюдавший за посадкой пассажиров.
– Палыч, ты-то куда лезешь, девушку пропусти!
– Я чуть позже буду, мне заехать кой-куда надо.
Пентелин опять кивнул и захлопнул пассажирскую дверцу.
– Я поехал?
– он по-хозяйски постучал по переднему скату и сел за руль.
Проводив глазами удаляющийся «запорожец», я пошел в сторону проспекта Стачек. Прежде чем ехать на «Ксению», я хотел встретиться с Сергачевым, узнать, что же такое его беспокоит и, может быть, постараться помочь старику. Но сначала нужно было уехать из опасного района - вдалеке уже слышались сирены пожарных и медицинских машин, значит, скоро следовало ждать и милиционеров. А встречаться с ними мне сейчас было совсем ни к чему…
Ни один, даже самый секретный, телефон Сергачева не отвечал, ехать без предварительного звонка в киреевский особняк смысла не было, и поэтому я стоял у метро «Автово» и курил, поглядывая на питерских девчат в легких волнующих платьях.
Попытка дозвониться до Сани Годунова тоже ничего не дала, что, впрочем, было неудивительно - он же просил ближайшие два дня его не беспокоить. Мелькнула шальная мысль поехать в переплетную мастерскую и побеседовать с мастером-гравером со смешной фамилией, взятой то ли у Гоголя, то ли у Достоевского. Мои размышления прервал телефонный звонок, сразу расставивший все по своим местам.
Содержание | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15
Звонил кап-три Барков, и, видимо, из дальнего далека, потому что слышимость была превосходной.
– Алексей, Барков говорит. Сегодня акция, ты помнишь?
О подрыве партийных филиалов я, признаться, подзабыл. Но как же признаться в этом своему подчиненному, пусть даже он старше званием и опытом. Поэтому пришлось немного слукавить.
– Помню, конечно, помню.
– Ничего не меняется?
– Нет.
– Тогда - смотри новости!..
«Так, - побежали в голове мысли, - сегодня акция, вечером в новостях покажут филиалы „Русского пути“, вернее, то, что от них останется. Значит, сегодня же об этом узнает Черных, самое крайнее - завтра утром. Чуть позже он должен узнать и о гибели Тимофея Рукосуя с охранником. Черных должен увязать эти два факта друг с другом, но сможет ли он привязать их ко мне?»
Сергачев говорил, что он больной, шизофреник, и мозги у него работают по-особому. Сегодня он мне доверяет, называет наместником и правой рукой, но после этих взрывов, после смерти Тимофея и исчезновения двойника все может повернуться по-другому, и тогда, поставив под удар себя, я, одновременно, подставляю и Светлану. Значит, первая моя задача - вывести ее из-под удара, обезопасить, как только возможно.
Я подошел к краю тротуара и поднял руку. Сразу остановились две легковушки и одна «маршрутка». Я открыл дверцу ближайшей машины и, не глядя, бросил:
– К Эрмитажу!
– Садись, - ответил мне невидимый водитель, и я опустился на переднее сиденье.
– На «Ксению» едете, Алексей Михайлович?
– спросил «извозчик».
Я поднял глаза и увидел рядом с собой паука-Порфирина. Он дружелюбно улыбнулся, насколько его лицо позволяло выражать положительные эмоции к собеседнику.
– Машина на Голикова горит, - сообщил он безразличным голосом.
– Правда?
– удивился я.
– Как интересно!
– А в ней два человека, - продолжил рассказ Порфирин, - одного из них зовут Тимофей Рукосуй, а второй - охранник из штаб-квартиры партии «Русский путь», имя можно уточнить.
– Зачем?
– легкомысленно махнул я рукой.
– Действительно, охранник, он охранник и есть. Шестерка, а у шестерок имен не бывает, только номера. И еще масти, но это уже другое. Вам не приходилось бывать шестеркой, Алексей Михайлович?
– Порфирин вел машину легко, уверенно, не отрывая глаз от дороги, и одновременно следя за мной, моим лицом, моими руками, моей реакцией на его слова.
– Шестеркой? Отчего ж, приходилось. Неважное ощущение, надо сказать.
Положа руку на сердце, нужно признать, что в последнее время я и был козырной шестеркой в руках Сергачева или Черных, и чаще всего меня использовали втемную, не говоря о далеко идущих планах королей и тузов этой колоды. И только сейчас я начал действовать как полноправный игрок, говорить на равных с Киреем и Сергачевым и пока в чем-то переигрывать Черных.
– Неважное, - нараспев произнес Порфирин и спросил без всякой связи с разговором о картах, охранниках и Рукосуях: - Что теперь делать думаете, Алексей Михайлович?
– В смысле?
– В смысле, подъезжаем. Дальше что - машина нужна или нет? А то я по своим делам поеду.
Я огляделся. Действительно, мы ехали уже мимо Консерватории и через пять-десять минут я буду на фрегате «Ксения», с Палычем, Машенькой, Пентелиным и человеком без лица.
– А где Саня Годунов? Не могу до него дозвониться.