Один против всех
Шрифт:
– Сегодня должна прилететь Сара, ты ее встречать поедешь. Так вот, до замка доехать она не должна. Что и как ты сделаешь, меня не интересует, но чтобы Сары здесь не было! Так ты и преданность мне докажешь, и важное дело сделаешь. Докторша эта быстро Женьку на ноги поставит. А нам это надо?
Вашингтон взгляд не отвел, выслушал все внимательно, кивнул и впервые за долгое время не улыбнулся.
– Убивать жалко.
– Не убивай, - пожал плечами Чистяков.
– Главное - чтобы Сары здесь не было, - он сделал нажим на слове «здесь».
– Можешь спрятать ее где-нибудь. У тебя же есть квартира в Гамбурге?
– Посмотрим, - Вашингтон поднялся.
– Если что, я скажу тебе адрес…
Чистяков долго пытался поставить на попа авторучку, теперь в раздражении сломал ее и бросил половинки на пол.
– Еще одно. Завтра-послезавтра я должен уехать в Питер, поработать с двойником. Ты останешься здесь за старшего, постарайся, чтобы Черных дожил до моего прилета. А к тому времени я что-нибудь придумаю.
Вашингтон ушел. Петька любил порядок, поэтому он встал, чтобы поставить стул, на котором сидел Вашингтон, на привычное место, но зацепился взглядом за магнитофон, вспомнил начало разговора двух русских и забыл о стуле, о порядке, который должен царить в комнате настоящего мужчины, и о необходимости поддержания этого самого порядка. Он снова нажал воспроизведение и придвинулся ближе к динамикам - голоса звучали все еще глухо и перекрывались шумом работы и звуками музыки.
– Как, говорите, вас зовут?
– спросил голос Черных.
– Бруно Вальтер, - ответил ласковый мужской голос, - тезка известного дирижера.
– И это ваше настоящее имя?
– Боже мой, я думал вы сообразительней! Если угодно, именуйте меня герр Шмидт или считайте, что у меня имени нет вообще. Я говорю не от себя, я передаю чужие слова и чужую волю.
– Хорошо, тогда кто и зачем послал вас ко мне? Я не избалован гостями, а гости из России здесь вообще редкость.
– Я понимаю. Кое-что я уже сказал вам в парке, по пути в часовню, что еще вас интересует?
– Боюсь, я не очень верю в истории о тайных организациях, способных управлять миром. Как, вы сказали, она называется? «Ворон»? Простите, но я не верю.
– Напрасно, господин Черных, или Романов, если вам угодно. Между нами говоря, это было серьезной ошибкой - официально изменить имя, такие вещи мы отслеживаем очень внимательно. Ваше досье, тоненькая такая папочка, была закрыта в 1991 году, когда вы получили инвалидность. По правде говоря, ущербные люди нас мало интересуют, и поэтому на папочке была поставлена литера «Б», предполагающая чисто статистический контроль за личностью. Знаете, простейшее: жив - не жив, женился - развелся. Чистейшая статистика, люди из аналитического отдела такие папки даже не открывают. А тут вы, Евгений Павлович, высунулись, решили фамилию переменить, тем самым заставили нас заинтересоваться вами. И вы знаете, удивительные вещи обнаружились, особенно любопытно ваше поведение перед дефолтом, я имею в виду, конечно, поведение на бирже, а не то, гасите ли вы свет у себя в коммунальной квартире. Вы же до сих пор прописаны в коммуналке на Васильевском?
Голоса стали тише, похоже, Черных с собеседником ушли в исповедальню, зато умолк орган, и теперь можно было расслышать почти все из их беседы. А беседа оказалась весьма любопытной.
– Вы, Евгений Павлович, в результате дефолта стали обладателем колоссального состояния, а мы этого даже не заметили. Это большой просчет с нашей стороны, но деньги нас не интересуют, бог с ними, вашими миллионами, тем более, что нажиты они честной игрой на бирже. Хотя ваши швейцарские счета мы знаем и в случае чего можем их заморозить. Знаете, конечно, такой термин? Однако, переменив фамилию и уехав за границу, вы стали проявлять необычайную активность, и нам снова пришлось покопаться в вашем прошлом. Так мы вышли на партию «Русский путь», которую вы купили, что называется «на корню», два года назад. Купили - и партия перестала функционировать, она стала жить своей жизнью, не участвуя в выборах, не выдвигая депутатов, и тем не менее обзавелась недвижимостью, филиалами по всей стране, 27 их насчитывается, или уже больше? Было это странно, а подобную странность можно объяснить только тем, что вы, господин Романов, желаете каким-то образом прийти к власти. И трюк, который вы для этого придумали, будет не вполне конституционным, за гранью, так сказать, легитимности. У нас есть кой-какие идеи на этот счет, но нам хотелось бы услышать все из первых уст. Скажу сразу, если ваш план нам понравится, то мы окажем вам всестороннюю поддержку, а если…
Что будет в противном случае Чистяков не услышал - пленка кончилась и умный аппарат автоматически включился на перемотку…
Эпилог
– Во блин!
– сказал я, глядя на то место, где еще утром стоял фрегат «Ксения».
Порфирин повернулся, посмотрел на пустую набережную, потом - на меня.
– Что делать будешь, Кастет?
– повторил он свой давешний вопрос.
– Хрен знает!
– честно ответил я.
– Это - плохо, это очень плохо, - было видно, что Порфирин сильно нервничает, но сдерживается, - ты командир, ты всегда должен знать, что будешь делать. Знаешь, какая разница между полководцем и великим полководцем? У полководца всегда есть готовое решение, у великого полководца готовое решение оказывается правильным. И все-таки, есть какие-то соображения?
– Пока нет, - честно признался я.
– Думать надо.
– Давай думать вместе, - Порфирин покурил, успокоился, лежащие на руле руки уже не дрожали.
– Утром фрегат был? Был. Сейчас его нет? Нет. Значит, он или уплыл или утонул. В то, что он утонул, я не верю. Значит, ушел. Куда днем может уйти парусное судно? Под мостами парусник не пройдет, мачты, знаешь ли, помешают. Мосты для твоей «Ксении» разводить никто не будет. Из этого следует, что ее переставили куда-то в этом треугольнике - сзади Дворцовый мост, впереди - Кировский, там - Биржевой. Все, больше ей деваться некуда!
– Логично, - сказал я и приоткрыл дверцу.
– Господин милиционер, вы не знаете, куда переставили фрегат «Ксения»? Хотел пивка нормального попить, приехал, а его нет!
Господин милиционер в звании старшего сержанта подошел ближе, улыбнулся:
– Там не только пиво хорошее! Официанточки там - пальчики оближешь!
Он громко чмокнул толстыми, наверное, от частого пользования свистком, губами.
– А пароход-то где?
– вмешался Порфирин.
– Пароход?
– старший сержант почесал голову под фуражкой, инициируя работу разума.
– Пароход отбуксировали к крепости, вон там он теперь стоит, отсюда не видно, правда. Две недели там пиво пить будете, а здесь яхта какого-то американца встанет. Уперся рогом «штатник», только, говорит, у Эрмитажа встану, и все тут. Бабок, говорят, немеряно отвалил.
Упомянув о «немеряных бабках», старший сержант глубоко вздохнул.
Порфирин протянул мне какую-то бумажку.
– Дай менту за труды!
Я передал купюру сержанту.
– Спасибо, господин милиционер!
Старший сержант с ловкостью иллюзиониста растворил десять долларов в своей ладони и уже свободную от денег руку вскинул к козырьку.
– Всегда рады! Приятно пивка попить! А официанточки там!..
Он на прощанье опять чмокнул губами, еще раз отдал честь и даже поклонился. Правда, не в пояс.
На палубе «Ксении» нас ожидали Палыч и Маша. Они пили пиво, и Палыч с интересом разглядывал коротенькие тельняшки официанток.
– А где?
– спросил я, усаживаясь за их столик.
– Кто?
– шепотом спросил Палыч и замер с открытым ртом, потому что к столику подошла матроска Люда.
– Лешенька, Димочка, привет!
Мы синхронно кивнули головами, Людочка уплыла, я вспомнил, что паука-Порфирина зовут Дмитрий, а Палыч тем временем вытер рот.
– Где?
– повторил я свой вопрос.