Одиннадцать друзей Лафейсона
Шрифт:
– Все возможно, - Лафейсон легко потерся головой об плечо Тора и продолжил листать фотографии. – Так, это ты видел, это тоже видел… Во! – увидев на экране недовольное лицо Вольштагга, который сидел за рулем машины, Тор и Локи рассмеялись в голос. – Нарушаем, мистер Фоше.
– И не надо так пялиться в камеру, - продолжил Одинсон. – От Вашего проницательного взгляда она точно не упадет в обморок.
– Боже, мне так приятно видеть их… Людьми, - отложив телефон на край кровати, Локи лег на грудь Тора. – Честно? Никогда не думал, что доживу до этого,
– И за это мы должны отдать должное одному человеку, - кротко поцеловав Лафейсона в макушку, Тор начал подниматься с кровати. – Ленивый день – ленивым днем, а есть мне от этого ленивей не становится.
– Там есть…
– Нет, ты пойдешь со мной, - твердо отрезал Одинсон.
– Ну, Тор… Ну, нет…
– Никаких «нет». Вставай.
– Надо одеваться, умыться, причесаться…
– Завернись в простыню и топай вниз! Ты все еще надеешься чем-то меня напугать?
– Вот придет Патрик, когда я уеду, тогда я на тебя посмотрю, - Локи решил не спорить и все же стащил с кровати простыню, чтобы в нее завернуться.
– А это еще кто?
– Лось, милый, - пройдя мимо напрягшегося Одинсона, Локи одобрительно хлопнул его по плечу. – Я решил, что раз у нас с ним такое тесное взаимодействие, то я должен знать его имя.
– Он тебе сам сказал?
– Туше, - выдохнул Лафейсон и зашагал босыми ступнями вниз. – Ты, знаешь ли, тоже изменился.
– Надеюсь, хоть в лучшую сторону? – заулыбался Тор и направился вслед за Локи.
– А вот эту информацию я, пожалуй, оставлю засекреченной.
***
– Дыши, парень, дыши! – Бартс нарезал вокруг побледневшего Бальдра уже сотый круг, пытаясь успокоить друга, но тот ни в какую не поддавался. – Ты мужик! Ты сильный! Ты справишься! – казалось, Одиносон находился в параллельной вселенной, и если бы Бартоломей не обмахивал его сложенной газетой, то Бальдр бы точно отправился туда безвозвратно. – Все идеально. Мои ребята готовы, видеоряд сложился, как нельзя лучше, декорации поставлены, я в голосе. Давай же, друг, приходи в себя!
– Я не могу… У меня боязнь сцены… Не пойду, - заскулил Бальдр.
– Послушай, большую часть буду отыгрывать я, ты уже все сделал, - не оставлял попыток Бартс. – Ряд идеален, и мы…
– Там столько людей, чувак… Столько людей.
– Так, спокойно. Стой и никуда не ходи, - Бартоломей дернулся к гримеркам, но Одинсон перехватил его руку.
– Куда ты? – пискнул Бальдр.
– Мне нужно найти нашего руководителя, дай пять минут.
Бальдру все же пришлось отпустить Бартса, так как он знал, что если бы он продолжал его держать, то добром бы это не кончилось. Вся жизнь пролетала перед глазами Одинсона: детство, школа, скандал, что разразился вокруг их семьи, студенчество, подготовка к выпуску и вот… Вот он тот самый момент, а Бальдр не может сделать ровным счетом ничего. Курсы по актерскому мастерству никогда не были страшны для Одинсона, но, однажды, на втором курсе, когда он просто ошибся, сказал со сцены одну нелепицу, которая вышла из его горла совершенно несознательно, выход на публику стал для Бальдра больше похожим на первый круг ада, хотя раньше… Раньше было весело, здорово, прикольно. Но все это было лишь раньше.
– Давай, парень, накати, - Одинсон даже не заметил, как вернулся Бартоломей.
– Чего? – глаза Бальдра округлились, когда он понял, что Бартс держит в одной руке бутылку с виски, а другой тычет ему в нос стаканом. – Ты?..
– Пей-пей, должно полегчать.
– Но я…
– Залпом, мужик! За «Парсонс»!
– Господи, прости, - взяв из рук друга стакан, Одинсон отсалютовал им. – Что же, за «Парсонс»! За наш чертов проект!
– Вот, давай, - подбадривал Бартоломей. – Умница! Сейчас быстро поможет.
– Ядреный, мать его! – от горького послевкусия, Бальдр сморщился так, что сложилось ощущения, будто все мышцы его лица были задействованы в этой гримасе. – Где ты?.. Где ты его достал?
– У руководителя моей мастерской. У него этого добра полно, - отмахнулся Бартоломей и поставил бутылку на один из старинных роялей, что пылились за сценой – Зато ты начал говорить, значит, не зря бегал.
– Это… Это жесть какая-то. Мне кажется, я не выдержу, - дыхание Одинсона было рваным, тяжелым, и теперь вдобавок ко всему парень залился краской.
– Сейчас в голову ударит, ты еще и меня переплюнешь.
– А остальные как?
– Ждут своей очереди, готовятся, распеваются, - пододвинув стул к другу, Бартс уселся рядом. – Оркестровые уже с час назад готовы были, да вот, как обычно, все задерживаются.
– Боже… Боже мой… У меня сердце сейчас из груди выпрыгнет.
– Давай поменяем все. Можем заменить тебя…
– Нет! Нет-нет-нет! – Бальдр тут же пришел в себя. – Это должен быть я. Если это будет кто-то другой, думаю, он не поймет меня…
– Ты тоже надеешься? – осторожно спросил Бартс. – Что они… Будут здесь?
– Я.. Я верю в это. Может, и глупо, но с их мозгами… Они должны следить за нами. Ведь так?
– А может их уже давно…
– Нет! – вновь повысил голос Одинсон. – Твой отец и мой брат. Они живы. Черт возьми, я знаю это точно. Просто… Им нельзя показываться, но у них все хорошо. Я точно это знаю.
– Как скажешь, друг, как скажешь, - похлопав по плечу Бальдра, Бартоломей закусил губу. – Мне хочется в это верить. Причем, гораздо больше, чем ты думаешь.
– Одинсон! – рявкнул мужской голос из темноты. – Готовься! Пять минут!
– Ох черт… - услышав свою фамилию, Бальд схватился за сердце. – Ой, мама, роди меня обратно.
– Тряпка! – прописав Одинсону подзатыльник, Баротоломей вскочил с места. – Я за оркестром, пробегусь по декорациям, загляну к звукачам и к тебе.
– Ты не успеешь, - вновь застонал Бальдр.
– У нас есть пять минут, - подмигнув другу, Бартс побежал в сторону второго зала.
– А мне понадобится три.
***